Бывший боец спецназа ВДВ с позывным Чукча поехал на свою четвёртую войну уже в качестве военного священника и встретил там своего сына-десантника. Батюшка рассказал «РГ» невероятную историю о том, что он пообещал Богу перед лицом, казалось бы, неминуемой смерти и как потом сложилась его жизнь.
Прорыв
А началось всё, пожалуй, в середине декабря 1994 года, когда разведгруппа спецназа ВДВ укрылась от преследовавших её отрядов «ичкерийских волков» в полуразрушенном здании Госуниверситета Чечни, что недалеко
от площади Минутка. Здание содрогалось, словно огромный улей, от свиста пуль и взрывов.
В этом кипящем котле оборону держали целые сутки. Командир группы лейтенант Николай Кравченко с Чукотки, за меткий глаз и твёрдую руку прозванный ещё в Афгане Чукчейснайпером, щёлкал из своей винтовки ичкерийских «коллег», как орешки. А в коротких передышках, в столь непривычной для уха тишине, вспоминал свой родной, такой далёкий посёлок Ламутское на берегу Охотского моря.
– Когда через сутки стало ясно, что подмоги не будет, а патроны на исходе, у многих появилось чувство обречённости, – вспоминает отец Николай. – И тогда я взмолился, верно, первый раз в жизни: «Господи, сделай так, чтобы мы вырвались живыми из этого ада! Если останусь жив – построю Тебе храм!».
Оказавшись в безвыходном положении, спецназовцы посовещались и решили пойти на прорыв кольца окружения. Хотя не было уверенности, что хоть кто-нибудь останется после такого безумного прыжка живым. И они рванули – со штык-ножами и арматуринами – навстречу превосходящему их в численности противнику, вооружённому автоматическим оружием.
– Христос воскресе! – неожиданно для самого себя выкрикнул Николай, выпрыгивая из оконного проёма.
– Ур-ра! Христос воскресе! – подхватили его товарищи и, посыпавшись следом, как горох, забежали в останки полуразрушенного здания.
Сырой полумрак помещения вдруг заполнился заунывным воем – «Аллах акбар!», от которого стыла кровь в жилах.
Моджахеды повалили, казалось, отовсюду: сверху, спереди, сзади. Схлестнулись в карусели ярости, боли и смерти.
– Христос воскресе! – Аллах акбар!
– смешались в едином хоре возгласы, в которых и те и другие черпали источники своей силы, своего мужества и безстрашия.
Выстрелов уже не было, а слышались лишь боевые выкрики, удары прикладов и металла о человеческую плоть, предсмертные хрипы заколотых и задушенных, хруст костей и проломленных черепов…
И они прорвались. Все до единого.
А потом бежали в свете луны – плотным строем, как на очередном марш-броске – по пустынным улицам Грозного.
Должок
Через несколько месяцев, во время краткосрочного отпуска, Николай оказался в Москве. И решил съездить в Сергиев Посад, так как давно слышал о прозорливом старце Троице-Сергиевой Лавры отце Кирилле (Павлове),
Герое Советского Союза, который во время Великой Отечественной был участником обороны Сталинграда.
– Я подробно исповедался у старца. А он вдруг спрашивает: «А что ещё?
Вспомни, может быть, Богу чего обещал?». И тут-то я вспомнил о том, что совершенно выпало из памяти – и про свою мольбу в полуразрушенном здании, и про своё обещание отстроить церковь, если останусь живым... На
прощание я попросил у отца Кирилла благословение на возвращение в Чечню. «Твоя война закончилась, оставайся здесь», – ответил старец. «Это невозможно, батюшка! Ведь я – единственный снайпер в нашей бригаде. Да и монахом я вовсе не хочу быть. Мне проще по зубам дать, чем смиряться», – заупрямился я... Сейчас-то я понимаю, что от слова больше противников поляжет, также словом и больше людей спасёшь...
На войну он не поехал. Уволился в запас и, действительно, остался в монастыре. Но монахом так и не стал. Подвизался звонарём на большой колокольне Лавры, вынашивая мечту стать священником. Но прежде нужно было
подыскать себе невесту. А время идёт, ему уже 35... Да и где её взять-то при суровом монастырском режиме?
На очередной исповеди у старца Кирилла Николай в сердцах махнул рукой: «Да уж, какая там невеста – сказки всё это!». «Сказки, говоришь? – старец внимательно посмотрел на звонаря. – А что у нас через два дня?» – «Рождество». – «А ты знаешь, что на Рождество сказки сбываются?».
В Рождественскую ночь в колокольню пришли колядовать девушки – студентки регентского отделения Духовной семинарии. Там он и познакомился с Еленой, с которой вскоре обвенчался.
С момента обретения семьи, как и со дня обретения веры, у Николая появился новый смысл жизни. Однако даже рукоположившись в священники, он внутренне так и остался тем воином, которым был когда-то. И, видно, не случайно его первенец родился почти в День ВДВ, о чём он с гордостью говорил своим близким.
На вторую чеченскую Николай Кравченко – иерей Николай – поехал уже не с автоматом, а с крестом и кропилом. Памятуя об опыте афганской войны, когда погода позволяла, сидел не внутри машины, а на броне. Взревел мотор, давая тягу – бронетранспортёр скрылся в клубах дорожной пыли на крутом склоне северной части Большого Кавказа…
25 лет спустя
…Клубы пыли на дороге рассеялись, и протоиерей Николай, задремавший по старой привычке на броне, очнулся от кратковременного сна и на мгновение с удивлением посмотрел вокруг. Вместо гор вокруг расстилалась степь на десятки километров.
– Вышел в степь донецкую парень молодой, – пропел священник, поправляя крест поверх бронежилета. Хотя уже немолодой, слегка погрузневший и изрядно поседевший, но всё тот же Чукча – с задорным блеском в глазах.
А позади 25 лет – целая жизнь, за которую он успел и храм восстановить, и дом построить, и пятерых детей родитьвоспитать. Младший, – третьеклассникВаська, каждый раз, когда батя уезжает «за ленточку», крепко его обнимает и желает ангела-хранителя в дорогу. А делать это ему приходится часто, как и некогда его старшему брату Александру, ныне ставшему пилотом, потому что отец Николай, даже став священником, не перестал быть военным.
Это уже четвёртая война Чукчи. И вторая в качестве военного священника – капеллана. «Войнушка меня не отпускает», – отшучивается он, рассказывая мне свою историю. С начала спецоперации бывший десантник духовно
окормляет подразделения ВДВ Южной группировки. Фигурально выражаясь, не вылезает из окопа – крестит, исповедует, причащает, говорит напутственное пастырское слово, делится опытом афганской и чеченской войн. «И
психологическую помощь приходится оказывать?» – интересуюсь у него. «Ну конечно, такая дикая нагрузка на психику у бойцов, нынешняя война – это натуральный ад из-за наличия дронов, – отвечает священник. – Афганская
война была как половина чеченской, а чеченская – половина от СВО».
На фронтовых дорогах случаются удивительные встречи.
– Как-то в одном из подразделений под Волновахой подходит ко мне уже немолодой офицер-десантник и спрашивает: «Мне сказали, что приехал батюшка такой прикольный, позывной Чукча. Не знаете, где он?». А я такой – в
камуфляже, священнических отличий на мне нет. «Знаю, – отвечаю, – это я.
Только я раньше был помоложе». Смотрю, он аж подпрыгнул от неожиданности. Мы с этим офицером в Чечне служили в одном полку. Проговорили, конечно, потом пару часов кряду, вспоминали былое, сравнивали войны…
В другой раз, когда батюшка беседовал с группой солдат, встретил совсем сопливого 18-летнего пацана.
«Кто же тебя воевать отпустил, чадо?» – спросил отче. «А я с девяти лет в окопах», – огорошил ответом подросток.
Оказалось – донецкий паренёк. «Нужно же было кому-то снаряды подавать, – объясняет он. – Я сначала за русский народ воевал, а теперь, когда бандеровцы запретили каноническую Церковь, понял, что воюю за веру».
– Тут даже меня проняло, и я понял, что учить этого мальчика мне нечему, – тихо произносит священник.
Чук и Чукча
В этот раз протоиерей Николай едет по донецкой степи на встречу с сыном.
Илья воюет тоже в Донбассе и тоже в ВДВ, но на другом направлении. И хотя отец всё это время находился где-то рядом, но с сыном не мог встретиться уже почти год. Он везёт ему бронежилет и каску, а его подразделению – гуманитарку и сумку, полную детских писем – от учащихся школ Сергиева Посада.
Приехали. Сгружаются с борта на землю тяжёлые мешки, сумки с гуманитаркой. Ручки одной из поклаж обрываются – сумка с письмами сергиево-посадских школьников летит на землю, застёжка расходится и оттуда плавно вылетает сложенный вчетверо тетрадный лист. Прежде чем вернуть письмо в сумку, священник его развернул, прочитал и остолбенел, поняв, что это письмо от его младшего сына: «Дорогой наш воин! Возвращайся домой
живым и обязательно с победой! Мы тебя любим! Василий Кравченко, 3-й “Б” класс»…
Илюху, который всего два месяца как вернулся со срочной службы домой, батя провожал на СВО без пафоса и громких слов. «Ну мы же не в кино», – объясняет он мне. Только и сказал:
«Молодец, сынок! Теперь твоя очередь настала», – и благословил. Впрочем, ещё вскинул руку со сжатым кулаком:
«Десантура – это сила!»
Вот и сейчас встреча отца и сына спустя год произошла по-будничному.
Почти двухметровый, худой, но жилистый молодой десантник прежде взял у священника благословение.
– Какой позывной у тебя?
– Чук.
– А почему не Чукча? – с деланной строгостью спросил отец.
– Пап, ну я же всего половина от тебя, потому и Чук…
Отец Николай посмотрел на сына снизу вверх, словно меряясь ростом.
– Нет, сынок, это я уже половина от тебя.
Андрей Викторович
ПОЛЫНСКИЙ
RG.RU