Архив:
Русский мир – что это? Кто его насельники, откуда и зачем? Каждый отвечает на эти вопросы своей судьбой, и чем ярче человек, тем убедительнее ответ.
В Москве прошла тихая выставка художницы Натальи Касаткиной. Одно из несчётных имён, о которых не слагают были и небылицы, но которое есть часть и честь Русского мира. Кто бы столь почтительно вспомнил сегодня Наташу – так её звали все – если бы не подвижничество московского коллекционера Михаила Алшибая. Он вывез картины, сохранённые подругой художницы Ирмой Филипповой, из глухого Владимирского уголка, отреставрировал и показал, открыв для нас не только творчество, но и другие труды Наташиной жизни.
Отец Наташи Касаткиной, писатель Александр Никанорович Зуев, учился на богословском факультете университета, революцию принял горячо, многое для неё сделал. Был дважды репрессирован. В свои смертные дни, уже за гранью уходящего сознания, он всё писал и писал в ЦК, и последнее письмо пытался нацарапать на носовом платке. Мученическая судьба великого поколения… Мама – театральный художник Агния Александровна Касаткина. В их дом любили приходить Наташины друзья по художественной школе, по училищу 1905 года: Анатолий Зверев (он написал несколько портретов своей подруги), Игорь Шелковский (через десятилетия, проездом из Франции, он найдёт её во владимирской деревне).
Наташа увлекалась французской живописью, писала ликующие натюрморты. Один из них был отмечен Луи Арагоном, увидевшим их на московской выставке в 1957 году. Власть реагировала иначе: «Вместо поисков индивидуального почерка авторы пытаются подражать буржуазному упадочному искусству с его кривляньями». Вольным художникам жить было голодно, Наташа много работала для цирка, театра, стояла у истоков нашего цветного телевидения, преподавала в Народном университете искусств. А рядом шла совсем другая её жизнь.
В 21 год Наташа приняла крещение от протоиерея Всеволода Шпиллера, известного священнослужителя и проповедника. Дальнейшую судьбу она строила по его завету: «Руководствуйся только одним: есть ли в твоём поступке любовь». Жить в вере было тогда не просто трудно – опасно. Из письма 1965 года: «Поехали в Новодевичий монастырь. Там был крестный ход, в церковь не войти, занимают очередь за два дня. Во дворе толпа, колокола звонят. Тут и верующие (поют со свечами в руках), и неверующие (свистят, поют блатные песни под гитару, стараясь заглушить пение церковного хора, который следует за священниками, а сзади идут иностранцы). Всё оцеплено дружинниками, конной милицией... Хорошо очень, но и страшно».
Наташа много занималась реставрацией в храмах и монастырях, в её жизнь навсегда вошли люди из этого новообретённого мира: о. Алипий подарил ей икону своей работы, о. Иоанн Крестьянкин – акафист; её привечал о. Павел Груздев – мученик за веру, народный святой. Этим подвижникам была особенно видна её душевная высота.
Ещё с детства у девочки с Тверского бульвара была заветная мечта: жить в маленьком домике у реки. Она даже обрадовалась, когда из суетного центра их переселили на окраину: в Матвеевском по оврагам цвели сады… Мечта о заветном доме сбылась через годы и потери. Друзья советовали оставить хоть какое-нибудь пристанище в Москве – чтобы было куда вернуться, если там не сложится. Но Наташа всё решила: «Не могу и не хочу раздваиваться». О своей земле обетованной лучше самой художницы никто не скажет:
«Избушка моя, моя мечта, была для меня живым существом. У неё были трогательные выцветшие голубенькие наличники, как старческие глазки. Три глазкА. Мне не хотелось ничего обновлять, она, избушка, нравилась мне такая, какая есть. Половина участка заросла тёрном. Все его вырубали. А я радовалась. Весной в моём саду был такой медовый аромат, белоснежная красота! Я приезжала туда ранним утром, меня привозил ночной поезд. Шла восемь километров пешком: полем, потом лесом.
Отец Наташи Касаткиной, писатель Александр Никанорович Зуев, учился на богословском факультете университета, революцию принял горячо, многое для неё сделал. Был дважды репрессирован. В свои смертные дни, уже за гранью уходящего сознания, он всё писал и писал в ЦК, и последнее письмо пытался нацарапать на носовом платке. Мученическая судьба великого поколения… Мама – театральный художник Агния Александровна Касаткина. В их дом любили приходить Наташины друзья по художественной школе, по училищу 1905 года: Анатолий Зверев (он написал несколько портретов своей подруги), Игорь Шелковский (через десятилетия, проездом из Франции, он найдёт её во владимирской деревне).
Наташа увлекалась французской живописью, писала ликующие натюрморты. Один из них был отмечен Луи Арагоном, увидевшим их на московской выставке в 1957 году. Власть реагировала иначе: «Вместо поисков индивидуального почерка авторы пытаются подражать буржуазному упадочному искусству с его кривляньями». Вольным художникам жить было голодно, Наташа много работала для цирка, театра, стояла у истоков нашего цветного телевидения, преподавала в Народном университете искусств. А рядом шла совсем другая её жизнь.
В 21 год Наташа приняла крещение от протоиерея Всеволода Шпиллера, известного священнослужителя и проповедника. Дальнейшую судьбу она строила по его завету: «Руководствуйся только одним: есть ли в твоём поступке любовь». Жить в вере было тогда не просто трудно – опасно. Из письма 1965 года: «Поехали в Новодевичий монастырь. Там был крестный ход, в церковь не войти, занимают очередь за два дня. Во дворе толпа, колокола звонят. Тут и верующие (поют со свечами в руках), и неверующие (свистят, поют блатные песни под гитару, стараясь заглушить пение церковного хора, который следует за священниками, а сзади идут иностранцы). Всё оцеплено дружинниками, конной милицией... Хорошо очень, но и страшно».
Наташа много занималась реставрацией в храмах и монастырях, в её жизнь навсегда вошли люди из этого новообретённого мира: о. Алипий подарил ей икону своей работы, о. Иоанн Крестьянкин – акафист; её привечал о. Павел Груздев – мученик за веру, народный святой. Этим подвижникам была особенно видна её душевная высота.
Ещё с детства у девочки с Тверского бульвара была заветная мечта: жить в маленьком домике у реки. Она даже обрадовалась, когда из суетного центра их переселили на окраину: в Матвеевском по оврагам цвели сады… Мечта о заветном доме сбылась через годы и потери. Друзья советовали оставить хоть какое-нибудь пристанище в Москве – чтобы было куда вернуться, если там не сложится. Но Наташа всё решила: «Не могу и не хочу раздваиваться». О своей земле обетованной лучше самой художницы никто не скажет:
«Избушка моя, моя мечта, была для меня живым существом. У неё были трогательные выцветшие голубенькие наличники, как старческие глазки. Три глазкА. Мне не хотелось ничего обновлять, она, избушка, нравилась мне такая, какая есть. Половина участка заросла тёрном. Все его вырубали. А я радовалась. Весной в моём саду был такой медовый аромат, белоснежная красота! Я приезжала туда ранним утром, меня привозил ночной поезд. Шла восемь километров пешком: полем, потом лесом.
Подходя к своей деревушке, слышала затейливую игру на рожке. Его песня удивительно трогала душу. Пастух Василий был, может быть, одним из последних владимирских рожечников. А деревенька моя на горке в это время просыпалась. Курились её дымки, в молоке тумана проступали уже цветные пятна домиков. Начинался день. Сердце моё пело от радости встречи с местом, которое стало мне родным. Давняя моя мечта – сбылась!».
…Наташина избушка сгорела ночью, вынести она успела только чужой паспорт. Не в первый раз испытывалось её земное, дольнее: украли деньги, полученные от продажи московской квартиры, изуродовали масляной краской картины. Но её душу ничто не могло смутить. Уже через год она жила в соседней деревне Погост Старый Никола. Редкой красоты место, последнее для неё на Земле.
«В 1937 году закрыли храмы на Старом Николе. Стали использовать их как склады: то лён, то картофель там хранили. Рассказывали старые люди, что однажды лён, сложенный в алтаре, вновь зацвёл. А один человек хотел взять крест с купола и поставить его на родственной могиле. Залез он на крышу храма, потянул-потянул крест, да не сумел его вырвать, только согнул. И вдруг перестал видеть – ослеп. Позже зрение к нему вернулось. Может, раскаялся человек?
В 80-е годы стали подавать заявки на открытие храмов. Подали и мы, но только через два года пришло разрешение. В честь этого события собрались в храм, поставили на табуретку икону святителя Николая, зажгли перед ней свечу. Как сумели, пропели тропари и почувствовали такую радость!
С этого знаменательного дня взялись за работу. Несколько мужчин, но в основном это были старушки. Ведь на них всегда держалась и держится наша церковь. Тяжести не чувствовали. А когда уложили аккуратно плиты белого камня на земляном полу – так светло, красиво стало в храме, так просторно!
Батюшка о. Владимир (Козлов) начал со мной заниматься пением по гласам, уставом церковных служб. Я-то думала помочь в области изобразительного искусства, но батюшка сказал: "Надо. Это сейчас важнее". Вот так и стала псаломщицей и регентом. Люди жертвовали церкви иконы. Нужно было их подремонтировать, я занималась и этим. А позже написала в алтаре Илью Пророка в рост. Не смогла завершить роспись стены на тему "О тебе радуется". Всю жизнь мечтала об этом. Но – не судьба, сломала ногу. Значит – не достойна».
Церковь открылась на Благовещение в 1990 году. В ней – последний, восьмилетний труд Наташи: многофигурная, масштабная фреска. Художница Касаткина не смогла закончить свою работу…
В Старом Николе помнят её распахнутый для всех дом, в котором не было телевизора («тогда все вечера будут арестованы») и куда приносили брошенных животных (в добрые руки). Она умела привечать «заблудившихся в жизни» и, всегда имея под рукой твёрдое слово, никогда не направляла его против слабых и обиженных. Они оказались необходимы друг другу – Наташа и люди, согревавшие её сердце своей благодарностью.
Счастье, что сохранилось письмо Наташи – проповедь и исповедь одновременно – которым она отвечает подруге в день её уныния. «Сколько бы ты ни меняла городов и дел, пока ты не увидишь "зерно" внутри себя, это ничего не даст, кроме траты времени. Нужно продолжать нести свои трудности, не придавая им значения, и посмотреть вокруг, нет ли где-нибудь «настоящего» дела, чужих болей, печалей. Я, например, засыпаю и просыпаюсь с чувством невероятной радости, просто счастья. И другой жизни мне не надо. И главное, нужно ежеминутно благодарить за всё, что мы имеем, за каждый кусок хлеба, за каждый цветок, за синее небо над головой. И так мы имеем много больше того, что заслуживаем. Не относись враждебно к окружающим тебя людям, ищи им оправдания. Только себе не ищи оправдания, а всем – ищи! Старайся потянуться к Богу сильно и искренне и почувствуешь в ответ тепло и любовь, и как бы услышишь слова: "Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас". Какого же после этого нужно искать Утешителя».
Сильный и чистый голос прозвучал из нашего путаного, но живого и сильного Русского мира. Мы услышали тебя, Наташа.
Елена Александровна
АЛЕКСАНДРОВА