Архив:
Заседания Экономического совета при президенте рассматриваются чуть ли не как решающее поле битвы между монетаристами Кудрина и дирижистами Глазьева. Однако действительность одновременно и проще, и сложнее – России нужна новая экономическая политика.
К выборам 2018-го президент хочет иметь внятную экономическую стратегию развития страны на ближайшие полтора-два десятилетия.
Все понимают, что нынешняя модель себя исчерпала хотя бы потому, что создавалась как переходная, вытягивающая страну из 90-х. Сырьевая экономика не плоха и не хороша сама по себе – точно так же государственное регулирование и огромная роль госкорпораций могут нести как пользу, так и вред. Всё зависит от конкретных людей, занимающих ключевые посты, причём не только в госсекторе и правительстве, но и в крупном частном бизнесе. Пока у нас заправляли временщики и олигархи-космополиты, никакие, даже самые правильные программы не могли бы вытащить страну из кризиса: элита была нацелена лишь на раздел госсобственности и включение России в качестве младшего партнёра в западную экономическую реальность.
После прихода к власти государственников в лице «питерских чекистов» произошло возвращение центру командных позиций в экономике. Правда, в том числе и за счёт возвышения госмонополий, сочетавших в себе ориентацию на развитие страны с бизнес-схемами, завязанными на личное укрепление. Всё это вполне совмещалось в головах одних и тех же людей просто потому, что уже не было «чистых рук и горячих сердец», а были насмотревшиеся на лихие 90-е службисты, считавшие, что за наполнение бюджета и наведение порядка в народном хозяйстве им тоже полагаются бонусы. Путина такая схема вряд ли устраивала, но он понимал, что нельзя перескочить через данный «классический» этап собирания и восстановления управляемости.
Когда этот период в конце нулевых завершился, выяснилось, что немалая часть новой элиты не хочет ничего менять. Временную схему они захотели сделать постоянной, с наследственной передачей кормлений и должностей. Да и от вписывания в «золотой миллиард» не собирались отказываться: на Западе как дома чувствовали себя не только олигархи, но и многие чиновники. Мешали этому два нюанса – русский народ и сам Владимир Путин, которого, впрочем, попытались остановить в ходе акций на Болотной.
Возвращение Путина в Кремль в 2012-м, конфликт с США и падение цен на нефть поставили крест на старой схеме. Необходимость новой экономической модели стала очевидна всем, кто заинтересован в развитии Отечества. Начали искать точки роста – инфраструктура, ВПК, сельское хозяйство, новые технологии, но быстро упёрлись в извечный спор монетаристов-рыночников и дирижистов-государственников. Тех, кто считает, что главная цель власти состоит в обеспечении прозрачных условий для бизнеса, балансировке бюджета, борьбе с инфляцией и приспособлении к законам мировой (то есть англосаксонской) экономики, – и тех, кто настаивает на том, что только государство может быть источником крупных инвестиций, что большие деньги всегда будут наднациональными, а значит, непатриотичными, что в мире разворачивается не просто глобальный кризис, а происходит процесс смены правил и укладов.
Идеологический, мировоззренческий конфликт не сводится к личному спору Кудрина с Глазьевым. Речь идёт о поиске новой экономической модели – не социализм, не свободный рынок, не госкапитализм.
В России всегда двигателем хозяйственного роста было государство, направлявшее общие усилия в нужное русло, но при этом и частная собственность, личная или коллективная, общинная, кооперативная – все её разновидности могли работать на общее благо. Делать основную ставку на внешние источники кредитования для России уж точно безсмысленно. Об этом свидетельствует не только наш исторический опыт столетней и двадцатилетней давности, не только нынешнее положение дел в мире, но и сама огромность нашей страны, по определению являющейся конкурентом для иных главных игроков.
Опора на внутренние резервы и ресурсы – источник нашей силы и самостоятельности. Если Россия не сможет стать самодостаточной, причём с учётом всех ошибок предшествовавших периодов, то нас в XXI веке просто сомнут.
Трудно предсказать, сколько времени потребуется для выработки новой экономической модели, но то, что на неё есть спрос и что именно в ней нуждается русское общество, – это точно.
Путин вроде бы не ставит сейчас перед Экономическим советом столь масштабных задач. Наоборот, он, казалось бы, говорит о чистом утилитаризме, призывая «уйти от идеологических предпочтений, не замыкаться в рамках тех или иных теоретических концепций и построений, а руководствоваться прагматическими подходами, сосредоточиться на выработке реалистичных и объективных решений». Но это потому, что ему нужны конкретные планы действий в случае реализации той или иной стратегии развития. Чтобы воплощение непродуманных абстрактных идей не привело к хаосу, как это случилось в период горбачёвской «перестройки». Важно, что Путин говорит о необходимости заглянуть за горизонт, обратиться к вопросам стратегического характера.
И понятно, что рассуждать об этом без определения основных принципов социально-экономической модели будущей России просто не получится.
Пётр Эдуардович АКОПОВ