Протоиерей Александр Авдюгин - Война учит благодарить Бога

Протоиерей Александр Авдюгин живёт и служит в городе Ровеньки, это Луганская область, теперь – самопровозглашённая ЛНР. Книги отца Александра – «Приходские хроники», «Господь управит», «А настоятель молится», «Батюшкин грех и другие рассказы», совсем недавно вышедшие «Приходские рассказы» – хорошо известны православной России. Сегодня на страницах «Русского Дома» интервью с отцом Александром.

– Отец Александр, кто ваши любимые писатели?

– Русская литература, особенно классическая, – это сокровищница. Вот источник, откуда можно черпать и черпать! Пушкин, Гоголь, Достоевский, Чехов, Лесков… Чехов – это и ирония, и страдание: что же вы делаете, люди, что же вы сделали с человеками, что вы с собой сотворили? Гоголь – иное. Его произведения – наставление к исповеди собственной. Тяжко вспомнить свои грехи? Открывай Николая Васильевича: вот они, пред тобой, в гоголевских персонажах. Обязательно найдёшь в себе и Манилова, и Хлестакова вкупе с Собакевичем и Плюшкиным… Отношение же своё к Пушкину я бы назвал благоговением. Из современников наших могу назвать Айтматова, Распутина, Петра Проскурина.

Считаю, что священнику обязательно нужно читать светскую литературу, классику прежде всего. Нечитающий священник – для меня это неприемлемо вообще. Если я прихожу к священнику домой и не вижу у него хоть небольшой библиотеки, мне это и непонятно, и неприятно.

Творческий человек внутренне не стареет, как не стареет и творчество, оно приумножается, обогащается новыми гранями. Это и есть то самое приумножение талантов из евангельской притчи. Это путь многих наших художников, писателей, композиторов.

– Такое страшное испытание, как война, помогает человеку измениться?

– Я живу в центре шахтёрского городка. Храм от меня в шести минутах ходьбы. Прошлым летом, в конце июля, те, кто к нам пришли учить нас уму-разуму с помощью пушек и танков, были здесь, рядышком за окнами, и у нас тут всё грохотало, и под ногами шевелилось… Людей в городе, естественно, осталось очень мало. Из 70 тысяч где-то, может быть, тысяч 10-15 можно было насчитать, остальные кто на фронт ушёл, кто беженцем стал. Нет света, нет воды. Идёшь по городу – тебе навстречу люди с бидончиками, ищут, где бы водицы набрать. И при этом все друг с другом здороваются, даже если вообще встречного не знают. Ко мне часто подходили, спрашивали: «Батюшка, а когда у вас служба?» И народу в храме – если учесть, что население резко уменьшилось, – гораздо больше, чем было до войны. Что это означает? Люди поняли, что если Бога не упросишь, то человеческими силами ни победы не одержишь, ни от страданий этих, ни от разрухи не уйдёшь. Лишь на Бога надежда. Это было тоже преображение людей, к сожалению, под принуждением, под давлением обстоятельств. А может быть, не с сожалением нужно об этом говорить? Мы ведь Промысла Божиего не ведаем. Главный вывод: у нас намного больше людей хороших, чем плохих. В прошлое военное лето, когда у нас в кранах не было воды, многие отдавали последние деньги, чтобы кто-то пробил им скважину в земле и поставил насос. Это очень дорогое удовольствие. Вода у нас глубоко, шахты рядом, она туда уходит, в пустоты. И я часто видел: один человек сделает себе такую скважину и тут же её забетонирует, проведёт воду к себе в квартиру, запрёт дверь и всё – никому не дам. Другой же пробурит почву, к воде пробьётся и зовёт своих соседей: приходите, берите, пользуйтесь.

Война действительно многое раскрыла. Стало ясно, кто есть кто. Например, все сектанты, которые у нас здесь живут или жили, оказались среди тех, кто чуть ли не с ненавистью относятся к ЛНР и ДНР, и это их неприятие проецируется на всех, кто с ними не согласен. Так называемые пятидесятники, неопятидесятники, свидетели Иеговы, адвентисты – все они сегодня вкупе с Киевским Патриархатом среди тех, кто приехал на танках и пришёл с автоматами нас уму-разуму учить, или просто молча наблюдают, как они убивают людей и издеваются над ними.

Слава Богу, сейчас стало тише, хотя блокада, от которой больше всего страдают малоимущие, больные и старики, продолжается. Они проверяют, сколько мы вытерпим. А мы вытерпим. Мы выдержим.

– Люди спрашивают: «За что нам это?» Что вы им отвечаете?

– Отвечаю обычно так: «Подумайте, а почему вы Бога все эти годы только просили о чём-то и не благодарили Его ни разу? Сколько вы получили от Него за эти мирные годы, и внешнего, и внутреннего? Сколько лет подряд ваши холодильники были полны, а вы поблагодарили за это Господа хоть раз? Многие в храме бывали только на Крещение и на Пасху, ну, может быть, ещё на родительские субботы заглядывали. Чему теперь удивляться – чрево было поставлено во главу угла, чрево и то, что ниже. В конце концов человек отбожился. Не обожился, а отбожился полностью. Поэтому лукавый и начал плясать пляску на нашей с вами земле».

И второе, хотя это моё субъективное мнение… Я часто спрашиваю у прихожан, особенно у молодых: «Скажите, как звали вашего прадедушку и прабабушку?». И они задумываются. Они не знают имён, у них нет фотографий прабабушек и прадедушек. Человек, потерявший память о своём происхождении, глух к Божиему голосу, он становится вне Бога, и лукавый им полностью завладевает. У нас за последние два десятка лет полностью отобрали историческую память. Перевернули и интерпретировали историю так, что ничего не только святого, но и правдивого не осталось…

– Вы имеете в виду так называемую историю Украины?

– Знаете, мы в первый раз отметили российский День народного единства. Слава Тебе, Господи, теперь у нас священников просят, зовут: приходите, побеседуйте с людьми, расскажите. Слава Богу, наконец-то у нас отменили этот Хэллоуин, а раньше ведь его в общеобразовательных школах отмечали чуть ли не на уровне Дня независимости. С ним ведь веселее! Сейчас многое изменилось в лучшую сторону. Поэтому я верю, что мы переживём всё это дело. Да, сложно, да трудно, но сейчас уже легче.

– Значит, война учит людей благодарности?

– Учит. Помните эту строчку Булата Окуджавы: «Ах, война, что ж ты сделала, подлая…» Окуджава ведь не с ненавистью это стихотворение написал, нет, это плач, но с надеждой на будущее. И мне очень понятны сейчас эти слёзы, я ведь отпевал тех, кто погиб на этой войне. Приходилось и провожать ополченцев на фронт, и потом их отпевать…
 

Война изменила людей в лучшую сторону. Хотя безбашенные, не имеющие нравственности, потерявшие облик человеческий были и есть как с той стороны, так и с нашей. Не хочу обвинять только украинскую сторону, хотя мародёрство там стало притчей во языцех: у нас тоже анархия бушевала. Да это и понятно: любая гражданская война подразумевает анархические проявления. Но смотришь на наших донбасских людей… С одной стороны, в них какая-то жёсткость появилась, стремление победить любой ценой, а с другой – они ранимы, они переживают жестокости войны. Уверен, что на противоположной стороне такая же ситуация. Но то, что многие за это время стали лучше, не хуже, а лучше, это однозначно. Нет у нас злобы. Как наши бабушки говорят: «Жалкуем мы их, жалкуем». Просто обыкновенная жалость: ну что ж вы делаете, хлопцы…

Эта война – последствие нашего греха, и не более того. Пытаюсь это вбить, рассказать, показать. Сейчас уже пришло понимание, что и сами виноваты, собственными руками эту войну к себе привели – нашим безразличием к внутреннему состоянию, тем, что мы забыли историю, забыли веру, забыли наше предание, наши вековые святыни и идеалы. Сгибались все 23 года, хотя видели, что учат и преподают нам чуждое, чужое и неприемлемое.

– Вы сказали, что благословляли этих людей на фронт. Кто-то скажет: как так, благословлять на войну, на убийство…

– Я благословлял их на защиту своих родных и близких. Нелегко об этом говорить, но всё-таки не мы пришли к кому-то с оружием, танками и «градами». Нам в этой гражданской войне проще. Мне знакомы так называемые капелланы, военные священники с той, украинской, стороны, там есть и священнослужители, к нашей же Церкви принадлежащие. Знаком с ними лично. Им намного сложнее, чем нам. Они вынуждены связывать себя и своё служение с политикой. А мне не нужно этого делать, не нужно никакое знамя вывешивать, какие-то политические формулы придумывать, чтобы объяснить своё служение сегодня. Мы дом родной защищаем, и на этом всё!

– Что помогает Донбассу духом не падать?

– Люди впервые в своей жизни почувствовали, что они не зависят от «толерантного» Киева, что они сами могут что-то сделать. У нас – такого никогда в жизни не было! – мусор убирается: блокада, бензин дорогущий, а город чистый, всё подметено, всё убрано. И Луганск тоже чистый город. Люди поняли, что всё от них зависит. И пьянства меньше стало на порядок. Люди поняли, что друг другу нужны. Особенно это чувствовалось летом 2014‑го, когда людей не было в городе, когда очень безпокойно было. Реально страшно… И я не сразу понял почему. Оказалось, потому, что детей вокруг не было, не было слышно их смеха и голосов. Как только люди начали возвращаться, как только зазвенели детские голоса в нашем городе… тут слёзы на глазах. Детишки в песочнице появились! Вот они вернулись, значит, жить будем. Значит, Господь на нас смотрит не только как на непробудных грешников.

Что удивительно, у нас здесь много священников с Западной Украины. И владыки наши тоже из Центральной Украины или с Западной её части. Казалось бы, то разделение, которое произошло везде, должно было произойти и здесь, среди нас. Но его не произошло! И с теми, кто живёт и служит там, по ту сторону фронта, нас война тоже не смогла разделить. Это подтверждение: не зря мы тут всё это перенесли.

Хотя это сложно, это непросто. В нашем городе список погибших на фронте к сотне приближается. Это не считая тех, кто от ран умер, не считая инфарктов, инсультов преждевременных. Матушка моя Галина тоже ушла раньше времени, и то, что война здесь свою роль сыграла, несомненно.  Успокаиваю я себя тем, что супруга моя Галина свою миссию здесь, на земле, выполнила, и Господь её забрал тогда, когда Ему лучше всего было это сделать. У нас интересная семья была. Мы занимались совершенно разными вещами: она – работой общественной, государственной, долго работала первым заместителем мэра шахтёрского города. Я служу в церкви, но отделить друг от друга было невозможно, всё общим было. Владыка наш первый, митрополит Иоанникий (Кобзев), он ныне на покое, говорил: «Я как на вас посмотрю, вы так хорошо друг друга дополняете!»

В Православии возможна любая профессия, любая деятельность, если она на благо людям. Как бы ни отличались люди друг от друга, в каждом ведь начало христианское есть.
 

Хорошая семья – это ведь не только влюблённость, не одно только восхищение друг другом, это когда мы начинаем понимать друг друга с полуслова, с полувзгляда, когда уходит недоверие – вот тогда уже ясно, что семья никогда не распадётся. Именно такое соединение у меня в семье произошло. Хотя мы прошли через определённые трудности и очень даже непростые искушения. Священнические семьи на самом деле не стоит идеализировать, как это часто делается у нас. Искушений в семейной жизни у нас бывает ничуть не меньше, чем у светских людей, скорее, даже больше. И не нужно думать, что матушка – это только дополнение к батюшке, что она предназначена лишь для того, чтобы за ним ухаживать и ему помогать, что жизнь её должна ограничиваться клиросом, кухней и воспитанием детей. У неё всегда есть своя собственная жизнь, и в то же время для мужа-священника она – соработница, именно соработница в самом чётком смысле этого слова, потому что без неё нельзя никак.

Я внутренне всё время присутствие Галины чувствую, и для этого мне не надо даже её фотографии.

– Все тяжелейшие месяцы вы продолжали совершать литургию, это было трудно… Или, наоборот, легче со Святыми-то Дарами?

– Бывало так: служим, доходим до «благодарим Господа», до эпиклезы, а тут начинается – бубух, бубух, бубух!.. И прихожане прекрасно понимают: ага, лукавому не нравится!

Во время литургии не задумываешься о том, кто и где стреляет: понимаешь, что ты сейчас в центре собственной жизни, ты совершаешь самое главное Таинство, без которого Церковь была бы невозможна. И что тебе до возмущений рогатого?

Мы начали ходить крестными ходами по вторникам – в те времена, когда ещё стреляли, вот до сегодняшнего дня и ходим вокруг города. Попытались было отменить, ведь непосредственной опасности нет уже, а народ нам сказал: «Ни, батюшки, звыняйте, будем продолжать». Вот мы каждый вторник весь город вокруг и обходим, точнее, объезжаем. У нас четыре поклонных креста стоят по въездам в город, и к каждому из них мы приезжаем с молитвой. Сейчас уже распределили между приходами, потому что один приход не потянет, ездим по очереди.

– Я помню вашу запись в «Фейсбуке»: «Внучка со всем классом в бомбоубежище, уроков нет». Как это всё – война, блокада, беда – сказалось на самом юном человеке из ваших близких?

— Внучка Лия учится в 11‑м классе. Собирается поступать в Ростовский университет. Меня радует, что она начала книжки читать, раньше для неё это было проблематично, а минувшим летом стала читать, причём даже Достоевского. И не потому, что это школьная программа, нет, он оказался для неё по-настоящему интересным. Мы даже поспорили с ней, по-разному видим героев, но для меня это вообще было удивительно и радостно.

Как сказалась война? В Ростовском экономическом университете (бывший РИНХ) мне рассказали об интересном факте: абитуриенты из ДНР и ЛНР, сдававшие экзамены этим летом, – то есть после целого года жизни на войне! – показали знания, во многом превосходящие знания российских школьников…

– Мне кажется, это потому, что они взрослее своих ровесников.

– Знаете, они и внешне взрослее. Я в прошлом году, когда здесь всё грохотало, дочку с внучкой оставил в Крыму. А когда привёз их оттуда в сентябре, мы с женой увидели, как Лия изменилась. Другим стало её внешнее поведение, её отношение к людям, она стала намного мягче, намного сострадательнее.

– А как случилось, как вы начали писать и издавать книги?

– С детства очень любил книгу, родители поддерживали эту любовь и сами много читали, но о том, что сам буду писать, – никогда не думал. Начало литературной работы практически совпало с рукоположением. В те годы, 1989–1990-е, как раз стало можно вслух говорить о Православии, появились СМИ, которые обращались в епархию с просьбой: написать о грядущем событии или церковном празднике. Тогда всем православный ликбез был необходим. Вот и попробовал…  Затем Господь послал в помощь интересного человека – Елену Владимировну Семинихину. На издание меня подвигла Юлия Николаевна Вознесенская. Это она меня учила: если хочешь писать по-настоящему, то есть профессионально, каждый день нужно выдавать на-гора пять тысяч знаков. Стараюсь выполнять её благословение, хотя пять тысяч каждый день не всегда получается.

– А книга о пережитом Донбассом в эти месяцы, книга о войне когда-нибудь будет?

– Не скоро. Пока время книги – то есть не дневникового изложения событий, а именно книги – не пришло, потому что сегодня я слишком эмоционален, а эмоции слишком политизированы. Для того чтобы оценить произошедшее и происходящее, нужно переждать: скоропалительные выводы священнику делать не следует. Сегодня главное – умиротворение, прекращение кровопролития, примирение и поиск возможностей сказать: «Прости».

Беседовала Марина Бирюкова