Анатолий Шевченко - Как я пришёл к православной вере

Я родился в обычной советской семье, где Православие не почиталось. В нашем доме никогда не было икон, в детстве я не слышал и не знал ни одной молитвы. О посещении храмов в нашей семье никогда не упоминалось. Так случилось под влиянием комсомола и партии, в которых мои родители тогда состояли.


А ведь при крещении они были названы святыми именами: Мария и Николай. Я был некрещёным.

Моя матушка уже в преклонном возрасте всё-таки часто вспоминала, что родилась она в день Благовещения Пресвятой Богородицы – в день тихой весенней радости – 7 апреля.

Однако в моей жизни произошли события, заставившие меня полностью изменить своё мировоззрение. О некоторых из них мне хочется здесь рассказать.

Мне исполнилось три с половиной года, когда произошёл первый невероятный случай. Наша семья тогда жила в мансарде старинного дома, на уровне 2-го этажа. Однажды мои родители днём меня уложили спать, а сами отлучились по хозяйственным делам.

Я проснулся раньше обычного, обнаружил, что в комнате никого нет, и решил подождать родителей во дворе. Собрал игрушки, открыл окно и все их туда выбросил. В распашонке сел на наклонный подоконник и сполз с него вниз, за игрушками, с высоты семь с половиной метров. Упал удачно: боком, рука попала под голову, согнутые ноги спружинили, смягчив удар.

Из больницы, невредимый, я с матушкой вскоре вернулся домой. Во дворе соседи встретили нас с удивлением, а меня стали спрашивать: «Толя, ты кем будешь, когда вырастешь?» Бодро отвечал: «Парашютистом!»

В моей судьбе многое всё так и получилось. А этот невероятный эпизод остался для меня памятным на всю мою жизнь. Будучи в Ростове – городе моего детства, – проходя по нашему переулку, я всегда останавливался около старинного дома, смотрел на окно с покатым подоконником, вспоминал своих родителей и спрашивал себя: как же это могло так со мною случиться? Что же спасло меня? Почему я остался жив?

Шло время, я подрастал. В годы Великой Отечественной войны появилось страстное желание стать защитником Родины. Поступил в специальную школу ВВС, затем успешно закончил авиаучилище. Моя мечта начала сбываться. В учебных заведениях, где я учился, учебные предметы Православия не преподавались, а православные убеждения высмеивались. Никто из нас понятия не имел об основах христианской морали. Каждый из нас мечтал стать отважным воздушным бойцом, крепла наша патриотическая привязанность к будущей профессии.

После выпуска из училища я получил назначение в авиационный полк. В полку я стал первым лётчиком из послевоенного выпуска. Полк работал очень напряжённо, молодым лётчиком заниматься было некому и некогда. Так прошли четыре месяца наземной службы, и мои непрочные лётные навыки были утеряны. Наконец, я прошёл предварительную подготовку, получил контрольные полёты, и настал день самостоятельных полётов.

Ночью, перед лётным днём, на аэродроме выпало много снега, но перед полётами взлётную полосу укатывать не стали. Перед началом полётов мой командир звена проинструктировал меня, как правильно взлетать с такой полосы. Настал мой черёд. Запустил двигатели, выруливаю на взлётную полосу. На борту полный лётный экипаж: кроме меня, штурман, бортрадист, воздушный стрелок.

Начинаю взлёт по неукатанной полосе. Чувствую, что меня ощутимо «тянет на нос». Чтобы удержать самолёт, приходится применять значительные физические усилия на штурвале управления. Наконец мне удаётся резко оторвать самолёт от заснеженной полосы и начать полёт с большим углом набора высоты. А его необходимо было значительно уменьшить. Навыка правильного распределения внимания по приборам у меня не было. Упускаю контроль указателя скорости самолёта, и скорость падает до критической.

Самолёт срывается в левый разворот и штопор, стремительно приближается к заснеженной земле. Изо всех сил пытаюсь исправить свою ошибку, вывести самолёт в горизонтальный полёт, но земля уже слишком близко, я даже не успел испугаться, а только почти спокойно подумал: «Ну, вот и всё!»

При ударе о землю самолёт смял левую плоскость, оба двигателя отлетели вперёд, полностью разрушилась кабина экипажа, переломился фюзеляж. Я остался на своём сидении и крепко ударился головой о прицел бомбометания, установленный прямо передо мной. Штурман, пробив собой кабину самолёта, вылетел из неё метров на пятнадцать вперёд. Воздушный стрелок и радист оказались среди обломков самолёта и были совершенно засыпаны снегом.

Первое, что я произнёс после удара самолёта о землю: «Жив!» – и весь содрогнулся. Кое-как собрал весь экипаж среди обломков самолёта, убедился, что все могут стоять на ногах. Серьёзных повреждений, кроме ушибов, ни у кого не было. Немного придя в себя, потребовал ото всех отойти от самолёта: из него ручьями текли бензин, моторное масло, гидросмесь, самолёт мог взорваться.

Вижу, как по взлётной полосе к нам мчится автомашина руководителя полётов, а со стоянок самолётов, по пояс в снегу, пробираются к нам сослуживцы. Наконец машина с командиром полка и дежурной медсестрой подъезжают к нам. Я встаю во весь рост перед командиром и пытаюсь ему доложить: «Товарищ полковник! Экипаж лейтенанта…» – и падаю под ноги командиру лицом в снег. На месте моего падения от тела остаётся вмятина, окрашенная моей кровью. Меня пытаются поднять под руки, а кровь с моего лица ручейком пролилась уже до колен.

Дежурная медсестра бинтует мне голову: «Ах, голубчик, ах, голубчик!» А руки её дрожат. Вспоминаю, что её муж – лётчик из соседней эскадрильи.

Меня помещают в гарнизонный госпиталь. Из окна палаты видна стоянка самолётов. На месте, где стоял мой самолёт, пусто. Смотреть на это мне невозможно, душа рвётся на части. Тяжёлые мысли тревожат меня: «Как же это могло случиться? Почему я остался жив? Что же спасло меня и весь наш экипаж? Что будет с моей судьбой? Ведь столько отдано сил и времени, чтобы осуществить мечту всей жизни!»

В дальнейшем я всё-таки добился продолжения своей службы на лётной работе, вопреки лётным законам и устоявшимся тогда традициям. Моя мечта продолжала осуществляться.

Я уже был достаточно опытным лётчиком, когда чуть не стал участником серьёзного лётного происшествия. Тогда, ослеплённый солнцем, меня накрыл крылом своего самолёта другой наш лётчик. Я успел почувствовать, как мой самолёт повалился с креном в сторону, а крыло соседнего самолёта буквально скользнуло по моей кабине. Обычно при этом говорят «спас случай», но меня, точно, спас уже не «случай». Были и другие происшествия в моей жизни, закончившиеся благополучно, когда меня так же спасал не «случай».

Хорошо помню ночную посадку моего экипажа на аэродроме в Вологде. Пришёл туда ночью, с ограниченным остатком топлива. А посадочные аэродромные прожекторы не выставлены, при включении же самолётных фар перед экипажем возникал световой экран, исключавший любую видимость за бортом экипажа. Так часто бывает в определённых метеорологических условиях. Надо производить посадку, а условия аэродрома этого не позволяют. Оставшегося запаса топлива не хватит до ближайшего запасного аэродрома. Принимаю решение садиться в Вологде на ночную неосвещённую полосу.

Снижался как бы наощупь, очень плавно, пока не почувствовал скольжение шасси по снежному покрову полосы. Что, нас опять спас «случай?»

Хорошо запомнился и другой эпизод. С началом событий в Чехословакии мне нужно было ночью высадить десант на пражском аэродроме. Нас никто здесь не ждал, не были включены ни освещение полосы, ни какие-либо радиотехнические средства. Экипаж удачно вышел на посадочную полосу, и на заданной высоте попытались включить посадочные фары. Они не загораются, а земля всё ближе и ближе. Впереди – непроглядная темень. А десант необходимо высадить – от этого во многом зависит выполнение задачи, и приказ необходимо выполнить во что бы то ни стало. Продолжаю снижаться наугад, и перед самым приземлением вдруг включаются фары. Они включились, и через секунды самолёт коснулся бетонной полосы. Что, нас опять спас «случай»?

После всего этого я стал крепко задумываться. И понял, что каждому человеку необходимо проводить ревизию пройденного им жизненного пути. Чем дольше живёшь на свете, тем всё более убеждаешься в том, что никакие события в твоей жизни не происходят случайно.

Так было и у меня. Я стал чувствовать, что какая-то неведомая сила шла со мною рядом, оберегая меня, казалось бы, в неразрешимых ситуациях. А ведь тогда я ещё не был крещёным, и значит, у меня не было ангела-хранителя.

Настало другое время, и я пришёл к вере. Очень благодарен своей тёще Наталье Петровне, которая прожила очень долгую жизнь. Особенно меня привлекала её православная убеждённость. Она стала старательно привлекать меня к чтению Нового Завета. И в целом Священного Писания. От неё же я услышал слова Иоанна Златоуста: «Христос со мною, и кого мне бояться…. Всё, что ни поднималось на меня, всё это ничтожнее паутины, ибо всегда говорю: Господи, да будет воля Твоя, а не то, что хочет кто-то иной». Такие же мудрые слова я читаю в Псалтири, в 26-м псалме Давида: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся?»

В зрелые годы я был уже готов стать православным и с глубоким вдохновением принял крещение. Меня стал окормлять духовный отец.

Господь значительно продлил мою жизнь. Думаю, что тем самым он даёт мне возможность отмолить в этой жизни хотя бы часть моих прошлых и нынешних грехов. С глубокой благодарностью и мольбою воспринимаю Его благодеяния.

В руце твои, Господи Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой. Ты же меня благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй ми. Аминь.

Анатолий Николаевич
Шевченко,
генерал-майор в отставке,
кандидат военных наук,
бывший зам. начальника штаба воздушной армии Группы
советских войск в Германии, бывший заместитель
генерала-инспектора ВВС