Архив:
Как в русском языке «декретом установили кривописание»
Что испытал бы каждый из нас, увидав однажды, как известные всем памятники Пушкину, Гоголю или Достоевскому переделываются современными скульпторами на современный лад: лишаются своих сюртуков, цилиндров, накладных воротников и оказываются вдруг в кроссовках, бейсболках и джинсах?
Любой здравомыслящий и воспитанный на русской литературе человек изобличит подобное «сближение классиков и современников» как варварство и изуверство. Сегодня, перечитывая «Войну и мир», не задумываемся ли мы о том, что великий автор этого шедевра пришёл бы в ужас, узнав, как безграмотно напечатано его творение. Оскорблённый гнев классика был бы вполне оправдан и справедлив, ведь он-то сам так не писал. Вернее сказать, писал великий Лев Николаевич Толстой совсем иначе, – на живом великорусском языке, азбука которого содержала в своём алфавите тридцать шесть букв – против тридцати трёх наших сегодняшних. И мог ли предполагать Лев Николаевич, что в восемнадцатом году XX века правительством большевиков решительно будет проведена орфографическая реформа? Реформа, которую по произведённым ею последствиям сегодня вполне можно называть «великой орфографической революцией», после которой русский язык на письме претерпел немыслимые и невиданные изменения: были упразднены выборочные буквы, изменены окончания прилагательных, сокращены местоимения и многое, многое другое…
Злополучная реформа (в результате которой, по меткому выражению великого русского писателя Ивана Сергеевича Шмелёва, в русском языке «декретом установилось кривописание») состояла из трёх составных частей. Первой её частью было уничтожение некоторых букв русского алфавита – (ять), i (и десятеричной), v (ижицы) и θ(фиты).
Впервые идея проведения такой реформы появилась на свет в виде «Предварительного сообщения» Орфографической подкомиссии при Императорской Академии наук под председательством филолога А.А. Шахматова в 1904 году. Однако потребовалось ещё семь лет настойчивости злореформаторов, чтобы в 1911 году особое совещание при Академии наук в общем виде одобрило работы предварительной комиссии и вынесло по этому поводу свою резолюцию: детально разработать основные части реформы в виде предложения. Правда, и здесь – не торопились, опубликовали это решение только в следующем, 1912 году. И…
И всё.
Когда предложенный проект злореформы дошёл до императора Николая II,он побрезговал даже ставить высочайшую резолюцию, распорядившись более такими фантазиями его не безпокоить. Но уже Временное правительство 11 мая 1917 года выпустило «Постановление совещания по вопросу об упрощении русского правописания». Сразу же – всего неделю спустя, 17 мая, Министерство народного просвещения предписало попечителям округов немедленно провести реформу русского правописания. Торопились.
Октябрьский переворот и пришедшие в результате него к власти большевики отменили большинство постановлений Временного правительства – кроме этого! Нарком просвещения А.В. Луначарский 23 декабря 1917 года своим декретом предписал всем правительственным и государственным изданиям с 1 января (ст. ст.) 1918 года «печататься согласно новому правописанию».
Однако предписываемое декретом извращение русской орфографии произошло не сразу. Даже главная партийная газета «Правда» смогла перейти на новую орфографию лишь 19 октября 1918 года!
А теперь – несколько слов о последствиях.
В результате исключения (ять) мы с вами сегодня уже не различаем на письме такие разные по смыслу слова, как «сть» (кушать) и «есть» (быть), «лечу» (летаю) и «лчу» (вылечиваю). «Мгновенное и безповоротное искоренение ять (“”) из самой даже русской азбуки повело к затемнению некоторых корней слов, а значит смысла и связи речи, затруднило беглое чтение», – говорил наш современник нобелевский лауреат Александр Исаевич Солженицын о последствиях упразднения самой популярной из «бывших» букв.
Буквы «v» – ижица и «θ» – фита употреблялись в словах ярко выраженного греческого происхождения, в силу чего встречалась в основном в церковной литературе.
Упразднение буквы «i», в отличие от упразднения редко употребляемых ижицы и фиты, – самое необъяснимое, ведь правило употребления буквы «i» обязывало ставить её перед гласными буквами (включая «и», «й») и в слове «Мiръ» (в значении «свет», «вселенная», но – «мир» в значении «спокойствие»). Таким образом, буква «i» была достаточно часто употребляемой и украшала собой русские слова: «Россiя», «iерархiя», «линiя», «iюль», «сiянiе» и многие другие. А вот в результате её отмены, скажем, в названии романа «Война и Мiръ» второе слово стало означать уже только перемирие, спокойствие, покой, а не как задумывал автор – общество, свет, вселенную. К тому же слово «Мiръ» потеряло и в достоинстве: уже не писали его почти исключительно с большой буквы, а только лишь с малой.
Безжалостной реформой уничтожен был и твёрдый знак – «ъ», или как он тогда назывался – буква «ер». Буква «ъ» – твёрдый знак – указывала на закрытый согласной буквой слог. А это значит, что прежде (до «великой орфографической») при написании в каждом слове оформлялось его завершение – закрытый или открытый слог. В каждом! Подобно подписи в конце письма, подобно прощанию при уходе… Мыслимо ли представить сегодня такую прилежность в орфографии? Увы, нет.
Но на упразднении «лишних» букв реформа не заканчивалась. Вторым её последствием было искривление склонений. Под лозунгом «упрощения» были стёрты склонения некоторых местоимений: если до реформы местоимение «она» в винительном падеже писалось как «её», а в родительном падеж писалось как «ея», то после реформы – только как «её» в обоих падежах. Таким же образом полностью исчезло местоимение «oн». Исчезло в родительном падеже написание «краснаго», «благо» и пр. (мужск. род)… После этого навсегда канул в Лету «Толковый словарь живаго великорускаго языка» Владимира Даля…
Третьим звеном реформы по внедрению кривописания стала насильственная фонетизация, то есть, попросту говоря, изменения по принципу «как слышим, так и пишем». Насильственная фонетизация заменила «разсказъ» на «рассказ», «разсыпаться» на «рассыпаться», «безсмертіе» на «бессмертие», «безслдно» на «бесследно» и многие другие слова. Почему не заменили «когда» на «кагда», «чего» на «чево» и в продолжение уже сделанного: «разсыпаться» – «рассыпаться» – «рассыпаца» и так далее?
«Великая орфографическая революция» как часть «Великой социалистической революции» проводилась для людей, как правило, не имевших высшего, а зачастую – даже и среднего образования, обезумевших в тылу воюющей страны людей, пошедших за лозунгами большевизма. Они, именно они, а не образованный класс российской элиты были больше всех заинтересованы в орфографической революции, последствия которой мы испытываем на себе до сих пор.
Идею проведения реформы проводили в жизнь деятели революции, отыскавшие отвергнутый ранее проект «упрощения» русской орфографии и вдохнувшие в него жизнь, в том числе министр просвещения во Временном правительстве Мануйлов и его заместитель Герасимов, предсовнаркома Ульянов-Ленин и его нарком Луначарский.
Революционный буран, пробушевавший вдоль и поперёк русского языка, произвёл на свет кривописание, изменившее всю нашу литературу, – литературу, собравшую для нас драгоценности золотого века русской словесности. Из-за нового кривописания мы оказались преемственно отрезанными от всей русской литературы, предшествовавшей перевороту семнадцатого года. Переписывая и исправляя классиков, мы поставили себя в удивительно варварское положение. Действительно, ведь живя в разное время, но в одной стране, Шекспир, Диккенс и Голсуорси писали на одном языке. Также как на одном языке писали Гёте, Гейне и Бёлль. А вот в России Некрасов и Есенин писали уже на разных. В нашей стране – России – это стало возможно.
И.А. Бунин писал о реформе более чем откровенно: «По приказу самого Архангела Михаила никогда не приму большевистского правописания. Уж хотя бы по одному тому, что никогда человеческая рука не писала ничего подобного тому, что пишется теперь по этому правописанию».
А завершилась ли сегодня великая орфографическая? Или же втихую продолжается травля устоев русской словесности?
Вот уже мы стали постепенно облегчать букву «ё», то и дело экономя на её полном написании. Многие шрифты уже игнорируют её, а жаль. При всей кажущейся второстепенности эта проблема с лихвой скажется на наших детях. Многие ли сегодня точно знают, как правильно произнести и написать: «афёра» или «афера», «манёвры» или «маневры» и другие схожести?
И если произойдёт потеря ещё одной буквы, то это станет очередной победой великой орфографической революции. Не вдумывались горе-реформаторы в слова Владимира Ивановича Даля о том, что «надо… сохранять такое правописание, которое бы всегда напоминало о роде и племени слова, иначе это будет звукъ без смысла». Великая орфографическая революция под руководством большевиков хладнокровно лишила русский язык рода и племени – стёрла напоминание о его церковнославянских корнях, бережно сохранённых для нас Русской Православной Церковью, хранящей, кстати, и прежнюю орфографию.
Но сегодня – возможно ли восстановить нам правописание русское дореволюционное? Возможна ли его реставрация и закрепление у подрастающих поколений? Трудный вопрос. Вряд ли сможем мы «разгородить» русскую орфографию, скорее всего, утрата невосполнима.
Задача возврата прежней орфографии едва ли выполнима. Реальной и осуществимой можно признать другую задачу – восстановление прежней орфографии в русской классической литературе. Подобный жест был бы оправданным и справедливым, так как, по сути дела, восстановил бы авторские права великих мастеров русской словесности на собственные их произведения. А к тому снялась бы с нас вина невежества, непочтения заслуг великих наших соотечественников. Если бы только было принято решение ещё с раннего возраста, ещё со школы – давать читать юным гражданам России всех русских классиков только в оригинале, – этого было бы с лихвой достаточно, чтобы вернуть нам отобранные ценности прекрасной русской национальной орфографии, выражающей всю красоту, выразительность и безценность русского языка.
И как будет прекрасно, если во всех учебных заведениях России будущие граждане станут приобщаться к русской культуре по оригиналам классиков литературы, а русский алфавит вновь зазвучит осмысленно: не какие-то «а», «бэ», «вэ», но: «аз, буки, веди; глаголь, добро» – «я грамоту знаю, вещать добро»… И зазвучат по-прежнему строки Пушкина:
«И мощная рука къ нему съ дарами мира
Не простирается изъ-за предлов Мiра».
И восстановится Тютчев:
«Исторглось изъ груди ея
И новый Мiръ увидлъ я».
И не будут казаться безсмыслицей стихи Цветаевой:
«Имя твоё – птица в рук,
Имя твоё – льдинка на язык.
Одно-единственное движеніе губъ,
Имя твоё – пять букв»,
посвящённые другому поэту по фамилии Блокъ.
Что ж – будемъ надеяться…
Пётр Петрович
АЛЕКСАНДРОВ-ДЕРКАЧЕНКО