Архив:
Тяжёлая судьба выпала на долю Николая Ульянова. Прошёл он и сталинские лагеря, и немецкий плен, и голод, и неустроенность эмигранта. Но через все злоключения и напасти пронёс неискоренимую любовь к Родине и русской литературе.
В США на кладбище Йельского университета в Нью-Хэвене похоронен русский писатель Николай Иванович Ульянов. На гранитном постаменте краткая эпитафия Г. Иванова:
За пределами жизни и мира
Всё равно не расстанусь с тобой...
И Россия, как белая лира,
Над засыпанной снегом судьбой.
Тяжёлая судьба выпала на долю Николая Ульянова. Прошёл он и сталинские лагеря, и немецкий плен, и голод, и неустроенность эмигранта. Но через все злоключения и напасти пронёс неискоренимую любовь к Родине и русской литературе.
Очутившись в Париже, он органично влился в литературные объединения и кружки, и везде был принят с достоинством и чувством равного. Ещё был жив И. Бунин, Б. Зайцев, И. Шмелёв, Г. Иванов, Н. Тэффи, М. Осоргин, М. Алданов и многие другие славные носители русского языка. И ещё духа той первой высокой и непокорённой русской эмиграции, унесшей из России её культуру, историю и традиции. И вот в эту-то среду органично влился Николай Иванович.
Позади остались тяжёлые воспоминания: революция, голод, работа грузчиком, учёба, а затем преподавательская деятельность. Удалось ему даже поработать в Ленинградском университете, но 2 июня 1936 года он был арестован органами НКВД. Обвинение в контрреволюционной деятельности. Срок пять лет лагерей. На свободе он был всего несколько месяцев. Началась война, и под Вязьмой он попадает в немецкий плен. Затем трудовые лагеря в Германии. Там застаёт его конец войны. Однако органы СМЕРШ работали «продуктивно», и поди потом объясни им, как ты попал в Германию. Поэтому приходится Ульянову бежать в Марокко и уже оттуда в конце сороковых годов переехать во Францию.
«Впервые увидел настоящую, культурную Россию, – отметил он в своих воспоминаниях, – буквально отдохнул душой». С этого времени его эссе, романы и рассказы часто появляются на страницах парижской и американской эмигрантской печати.
Он исследует творчество Гоголя, Чехова, Бунина, Платонова, Чаадаева, Алданова, Кленовского, Ходасевича. Появляются его исследования: «Большевизм и национальный вопрос», «Роковые войны России», «Петровские реформы». В 1952 году выходит роман «Атосса», посвящённый эпохе борьбы Дария со скифами, очерки о Европе, Италии, Испании на русском и английском языках. Он выступает с серией докладов о русской культуре и интеллигенции России. В одном из них мы наталкиваемся на такое высказывание: «Россия – страна великих нашествий, и даже после окончания Второй мировой войны, когда показывали кадры Парижа, Лондона, Нью-Йорка – везде мы видели радостные лица, смех, и лишь при показе Москвы – люди плакали, как после Куликовской битвы люди слезами встречали свою победу».
Какое пронзительное замечание, с которым мы не сталкивались в нашей литературе, и как точно подмечена совсем иная реакция русских людей на окончание военных лихолетий.
Однако среди его огромного наследства незамеченной осталась одна примечательная работа, названная «Замолчанный Маркс». Она была опубликована в 1968 году и с тех пор нигде не переиздавалась, а работа эта очень интересная, ибо многие её открытия актуальны и сейчас.
В советские времена мы все усердно изучали политэкономию, научный коммунизм и историю КПСС. Можно было «хромать» в математике, химии, сопромате, медицине и других науках, но эти три предмета были основополагающими. Поэтому «Капитал» и «Анти-Дюринг», «Коммунистический Манифест» мы должны были знать глубоко, основательно и проникновенно. Во всех организациях и институтах мы видели на стенах портреты любимых вождей и, конечно, на самых видных местах Маркса и Энгельса. Все их мысли, высказывания, замечания были неоспоримы и служили твёрдыми догматами для дальнейшего развития марксистско-ленинской философии и философии вообще. Однако целый ряд немецких газет и печатных органов ещё в конце XIX – начале XX веков обратили внимание на совсем другие работы К. Маркса, о которых несведущему читателю не было известно ровным счётом ничего. Вот на эту сторону неизвестного К. Маркса и обратил внимание Н.И. Ульянов.
Из русских полумарксистов впервые на ересь вождей обратил внимание лидер партии эсеров В.М. Чернов. В парижской газете «Жизнь» в 1915 году он напечатал серию статей под псевдонимом Гардемин. В них-то он и рассматривает основные посылы К. Маркса на исторические пути развития наций, их государственности и становления, рассказывает нам о том, чего многие не знали и не ведали.
Из этих статей мы узнаём, что в своих трудах по истории Маркс делит нации на «исторические» и «неисторические». Соответственно, исторические нации всегда правы: они – носители прогресса и развития. Им позволено на своём пути устранять народы отсталые, забирать их земли и богатства, а самих уничтожать.
В качестве примера приводятся англичане и их хозяйничанье в Индии. Им прощается всё – завоевания, грабежи, насилие – только за то, что они проявили упорство и настойчивость в уничтожении патриархального уклада и быта туземцев.
Поэтому, по мнению Маркса, исторические нации должны развиваться, а неисторические – либо быть уничтоженными, либо исчезнуть.
К числу исторических наций он относит, прежде всего, немцев, австрийцев, венгров, англичан и даже поляков. Но поляков по чисто политическим критериям, ибо поляки, по его мнению, служили заслоном от варварской России. В соответствии с этой теорией автор «Капитала» оправдывает американцев, не ставя им в вину захват Техаса и Калифорнии, вырванных из рук «ленивых мексиканцев», ибо, по его мнению, «ленивые мексиканцы» не знали сами, что делать с этими землями. Захват Конго, Египта, Южной и Северной Африки также находит себе оправдание. По мнению К. Маркса, неисторические народы всегда реакционны и являются врагами прогресса.
К числу неисторических наций, по его мнению, принадлежат в первую очередь славяне, ибо реакционность присуща им от природы. «Славяне и тысячу лет назад, – пишет он в своей переписке с Энгельсом, – были контрреволюционны», а из этого новый вывод: нации бывают революционными и контрреволюционными. При этом он совсем не обращает внимания на то, что англичане подавляют ирландские восстания, прусаки – дрезденское восстание, а австрийцы подавляют чехов. Это всё находится в сфере нормальной деятельности исторических наций.
Никто и никогда до Маркса не отзывался с такой ненавистью и презрением о славянах. О «славянской сволочи» Маркс писал уже в 1848 году. Славяне, по его мнению, не только варвары, не только неисторические народы, но и «величайшие носители реакции в Европе». И центром этой реакции является Россия.
«Новая Рейнская газета», редактируемая Марксом и Энгельсом, писала в 1849 году о скором наступлении мировой революции, долженствующей стереть с лица земли «не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы». И это будет прогрессом, как вывод: Россия должна провалиться в Тартар, быть раздроблена на множество осколков путём самоопределения наций.
И когда в 80–90 годах XIX века стали возникать социал-демократии в Европе, «они стали получать помазание не раньше, чем доказательства своей русофобии», – подчёркивает в своей статье Н.И. Ульянов. В программе эсеров и эсдеков появляется пункт о необходимости свержения российского самодержавия в интересах мировой революции.
В 1864 году при подготовке конгресса будущего Интернационала Марксу удалось включить вопрос о «необходимости уничтожить русский деспотизм в Европе».
В 1877–78 годах началась Балканская война, и турки принялись вырезать болгар. В это время даже «колониалист» Гладстон выступил с протестом против таких зверств и насилий. Маркс же, проживавший в это время в Лондоне, назвал его русским агентом, а турецкие зверства – русской выдумкой. Верный друг Маркса – К. Либкнехт – выпустил книгу, где развивал марксистский взгляд на славян как на удобрение истории и оплот русского деспотизма.
В противовес славянам противопоставлялась Польша. Защитница Запада от татар, турок и москалей, сторожевая башня Европы. Самим полякам эта идея нравилась. Однако в частной переписке Энгельс излагал наброски марксистской тактики в польском вопросе: «На Западе отбирать у поляков всё, что можно, оккупировать немецкими силами их крепости, в особенности Познань... посылать их в огонь, слопать их земли, кормить их видами на Ригу и Одессу». Потому поляки и были предложены к «историческим нациям». Правда, под конец жизни у Маркса этот интерес к ним пропал. «Исторически, – писал Энгельс, – они играли храбрую и задорную глупость».
Польша перестала интересовать наших классиков, а наибольший интерес стали вызывать террористы-народовольцы. Когда в 1881 году был убит император Александр II, все симпатии Маркса и Энгельса обратились к России, и из отсталой, реакционной страны она превратилась в «передовой отряд революционной Европы». Ни рост пролетариев, ни развитие промышленности, ни идейная зрелость не произвели на Маркса такого впечатления, как злобная деятельность кучки террористов.
Подводя итог, можно с уверенностью сказать, что Николай Иванович Ульянов совсем с другой стороны взглянул на классиков марксизма-ленинизма, увидел их реальные, а не фантастические идеи в современном мире, проследил корни их возникновения. Во многом это произведение актуально и сейчас. Не покидает ощущение, что проблемы эти сегодня зазвучали с новой силой и настойчивостью, призывая нас внимательнее относиться к трудам русской эмиграции, её выводам и историческим исследованиям.
…Когда я прохожу по Моховой улице, я никак не могу понять, что делает эта гранитная махина напротив Большого театра в центре нашей столицы.
Какое мы имеем к ней отношение? На голове Маркса сидит голубь, чистит перья и справляет свои дела. Ему ровным счётом наплевать на все идеи основателя Интернационала. Но нам-то не всё равно, мы же у себя дома. Здесь на Театральной площади мог бы стоять памятник Ф.И. Шаляпину, М.П. Мусоргскому, Ф.И. Глинке или ещё какому-либо русскому композитору. И если немцы так уважают исторические раритеты, то не отослать ли эту гранитную махину в подарок муниципалитету г. Трира? Тем более, что Маркс считал себя немцем.
Александр Григорьевич
ПАВЛЕНКО