Архив:
Весной с особой силой понимаешь всю огромность нашей России. Где-то уже цветут сады, а где-то стылая земля ещё скована льдом. Весенняя посевная – простое, негероическое, знакомое каждому крестьянину вековечное дело. Во вспаханном поле заключена великая тайна – материнство земли-кормилицы.
Настолько светло на душе сделается, когда стоишь у его кромки, что даже сердце замирает от ощущения вечности и покоя. Наверное, это и есть то, о чём говорят, «чувство Родины».
Многие люди оставили метки на моей судьбе, но не уходит из памяти разговор со случайным попутчиком Михаилом Прокопьевичем, дядей Мишей. Как-то ранней весной ехали мы с ним вместе в одном купе из Ишима в Тюмень. Дорогой, понятное дело, разговорились. Собеседник мой, «простой из простых», держался скромно, но с каким степенным достоинством! Такие не балаболят. «Уж скорей бы пахать начать, – признался дядя Миша, – весь извёлся, сон – и тот пропал. Земелька-та она, девонька, пахаря врачует. Город вот кто кормит, – вдруг начал выговаривать боль своего сердца, по-сибирски “пенять” пожилой крестьянин, – мы, деревенские, потом пропахшие. Сколько нам пришлось самим голодать, а вас кормили».
Укор я приняла безропотно. В сибирских городах люди от земли не насовсем оторвались, во многих из нас глубоко сидит деревенский человек, озирающийся назад. А потому боль за крестьянскую участь, надсаженную, обездоленную деревню бередит душу. Страшно, например, что отношение к земле меняется. Теперь она уже не кормилица, какой всегда была, а средство извлечения прибыли.
1683 год. Ныне в Сибири хлеб родится многой…
«Земля Сибирь простирается широко и долго», – разнеслось по Руси после отважного похода Ермака Тимофеевича за Уральский Камень. Землицы, сказывают бывалые люди, неохватно, знай только паши. Горячая, крепкая натура отличала первых сибиряков. Истово, от зари до зари, люди сызнова стали поднимать «роспашь». Что выручало? Конечно, взаимопомощь, никогда же люди не жили так разобщённо, как сейчас. Да и тайга становилась с каждым днём всё понятней, не убоялось русское сердце суровой мощи и красоты нового Отечества. Так вырабатывался особый сибирский характер, складывался новый уклад жизни. От природы сибиряк – человек стойкий, смелый, трудолюбивый, готовый на тяжёлую борьбу с негостеприимной природой.
Только через сто лет после похода Ермака тобольский воевода отписал в Москву, что «ныне хлеба в сибирских городах пашут, и хлеб в Сибири родится многой, прокормиться мочно». Не в один мах распахали предки нашу сибирскую пашню. А главными орудиями у них являлись соха с железным сошником да бороны с деревянными или железными зубьями.
Крещёные люди – крестьяне
– Едак, едак. Немало русскому мужику хребтину поломать пришлось, прежде чем хозяйки готовый хлебушко из печи вынимали, – к месту ввернул Михаил Прокопьевич полузабытые словечки из сибирского говорка. – Я от деда тоже слыхивал, что предки наши в Ишимские степи из-под Тобольска будто бы пришли. Там пашни неродящие, лесные еланки – какой урожай с них возьмёшь. А как только Ишимскую линию, границу со степью, обустроили, так сюда в конце XVII века и потянулись. В нашем-то чернозёме плуг до сих пор, как в море, тонет.
В армию меня провожали в 70-м году. Дед Трифон сам мне рюмочку поднёс, чокнулись мы с ним первый раз: «Армию отслужишь, домой вертайся! Не вздумай на север за длинным рублём укатить. Запомни: мы, крестьяне, – отродясь главны люди в государстве. Что при царе так было, что счас при колхозах. Не будёт нас, и страны не будёт». Деда я уважал. Отец отцом, конечно, но дед… Не знаю даже, как сказать, какое слово подобрать, чтобы высказать своё уважение к нему.
В «Толковом словаре живого великорусского языка» В. Даля написано определение: «Крестьяне – христиане, крещёные люди». Земля для крестьянина вековечно была и остаётся святыней наравне с матерью и хлебом. Тысячу лет русский человек осознавал себя соработником Богу, воспринимая тяжкий крестьянский труд не как наказание, а как нравственный долг, потребность души. Тот же дядя Миша хорошо сказал: «Наше дело – землю пахать, а урожай Бог даст». К богатству стремления в деревне не было, что сверх необходимого – то считалось греховным. Хотя у нас в Сибири, например, до революции из 100 дворов только в пяти жили худо. Метко по этому поводу народ высказался присловьем: «Зажиточно жить – надо труд любить».
…А руки у старого пахаря, моего случайного знакомого, были, как кувалды, с въевшейся землёй. Самый праведный на земле труд – землю пахать, людей кормить. Кто же с этим не согласится? Поэтому, наверное, до боли сердечной сельский человек любит пашню, трогательно, с великой любовью называя землицу «кормилицей».
Весной самое время доброй памятью вспомнить тех людей, трудами которых распахана сибирская пашня. Их труды молча живут рядом с нами. Они распахали, нам беречь.
А нынешним крестьянам дай Бог доброго здоровья да хорошей погоды, а урожай будет.
Татьяна Нифоновна ТЕПЫШЕВА
Тюмень