Архив:
5 марта 1966 года, 50 лет назад, умерла Анна Андреевна Ахматова
Великую поэтессу ХХ века Анну Ахматову надо почествовать не ради скорбного юбилея, а чтобы напомнить читателям: это была самая верующая представительница Серебряного века. Анна Андреевна повторяла: «Пушкин и Петербург – это моё». И всё-таки последние её дни связаны с Московией.
Спустя год после первого инфаркта Анна Андреевна настолько окрепла, что приехала в Москву, и, по воспоминаниям одной литературной дамы, они отправились в Коломенское на троллейбусе. Потом долго ещё шли пешком вверх по тропинке в пыли, под солнцем. Церковь Вознесения была открыта. Анна Андреевна молча смотрела на сужающиеся своды уходящего ввысь храма, на царское место, где, по преданию, сиживал Иван Грозный, и, выйдя на воздух, прошептала: «Как страшно!»
С Большой Ордынки из квартиры сатирика Виктора Ардова Анна Ахматова в 1964 году уезжала в Италию на торжества по случаю вручения ей Международной литературной премии «Этна-Таормина», которой она была удостоена Европейским сообществом писателей в связи с 50-летием литературной работы и за переводы с итальянского языка. А 31 мая следующего года – в Англию по поводу присуждения ей степени доктора литературы Honoris Causa Оксфордского университета. До неё такой почести из русских литераторов были удостоены И.С. Тургенев и К.И. Чуковский.
С Большой Ордынкой связано и скорбное событие: отсюда, 4 марта 1966 года, Анну Андреевну Ахматову увезли в кардиологический санаторий 4-го Главного управления Минздрава СССР под Домодедовом для долечивания после четвёртого инфаркта миокарда – в последний её земной путь... Так что умерла Анна Андреевна Ахматова 5 марта 50 лет назад на подмосковной земле, которую так любила и знала – от Коломны до Троице-Сергиевой Лавры, которую она называла лучшим местом на земле.
Первая гражданская панихида состоялась во дворе морга Института скорой помощи им. Н.В. Склифосовского только 9 марта. Хотя и не было официального объявления об этом, проститься с поэтом пришли несколько сотен москвичей. А 7 марта стараниями пианистки Марии Юдиной в церкви Николы в Кузнецах о. Всеволод отслужил панихиду по Анне Андреевне Ахматовой.
Суровый Ярослав Смеляков написал известные строки:
Сам протодьякон перед Богом
Ей отпевал её грехи,
А было их не так уж много –
Одни поэмы да стихи…
Хочу бегло коснуться глубокой темы – Ахматова и Православие. В воспоминаниях Ахматовой о Н.С. Гумилёве есть знаменательная запись: «Когда в 1916 году я как-то выразила сожаление по поводу нашего в общем несостоявшегося брака, он сказал: “Нет – я не жалею. Ты научила меня верить в Бога и любить Россию”». Чтобы так сказал мужественный поэт, путешественник и дважды Георгиевский кавалер!.. Можно себе представить, какова была нравственная сила Ахматовой. Даже пересмешник
В. Ардов, касаясь этой темы, оставлял шутливый тон: «Я склонен полагать, что Ахматова как бы святая, так как она не обладала никакими пороками, была необыкновенно добра... Она была очень верующая. Главное, она чтила христианскую этику».
Тема Страстной недели (и связанное с ней понимание личной жертвы, жизни как крестного пути, идеи искупления и высокого смысла страдания) занимает особое место в поэзии Ахматовой. В ранний период она особенно сильна в стихах о войне 1914 года, событиях 1917 года и неотрывных от них личных утратах. В свете тех же потрясений начинает отчётливо звучать тема «последних времён», приближения антихриста, конца света и Страшного Суда. Тема «исполняющихся сроков» и сбывающихся пророчеств. Вся Россия знала, что день объявления войны 1914 года пришёлся на день памяти старца Серафима Саровского. Канонизация и обретение мощей преподобного, издавна чтимого и простым народом, и царской семьёй, без преувеличения всколыхнула Россию. Стали широко известны казавшиеся в то время несбыточно-страшными пророчества старца о судьбах России. Среди прочего он говорил: «До рождения антихриста произойдёт великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее...» Однако, открывая в подробностях страшную судьбу Отечества и Церкви, старец утешал: «...но Господь помилует Россию и приведет её путём страданий к великой славе».
Идёт ли Россия к великой славе? – пока трудно сказать определённо. Но фарисейство и непросвещённость – процветают. Директор издательства, где работал я главным редактором, где знали меня как поэта, фольклориста, но никак не богослова, больше года уговаривала меня: «Ну, собери ты всё написанное в большую хорошую книгу». Уговорила. Я написал книгу «Поэзия русских имён». Она, по мнению опытнейшего редактора со стороны, весьма образованной православной женщины – удалась, но директриса зачем-то отдала рукопись какой-то неофитке, и пришлось прочитать странное… Вот, например, я написал о святой Анне Кашинской, память которой отмечается через день после рождения православной поэтессы. «Да она, может, и не знала про эту святую!» – вдруг вскинулась неведомая рецензентша, оказывается, не читавшая Ахматову, её «Причитания» 1922 года:
…И выходят из обители,
Ризы древние отдав,
Чудотворцы и святители,
Опираясь на клюки.
Серафим – в леса Саровские
Стадо сельское пасти,
Анна в Кашин, уж не княжити,
Лён колючий теребить…
Она молилась своей святой постоянно и в церкви, и в стихах!
Любопытное высказывание Ахматовой, характеризующее её отношение к современным теософским течениям, приводит Н.А. Струве: «И теософию, и антропософию не люблю. Всё это мне чуждо. Я, как православная христианка, отрицаю это, осуждаю и не понимаю». Ахматова была не только верующим, но и «церковным» человеком. Её «церковность» «включала в себя интерес к церковной архитектуре, к житиям святых, церковной службе и церковному календарю. Записные книжки Ахматовой пестрят заметками, касающимися церковных праздников. Так, в рабочей тетради записи последнего месяца жизни Ахматовой обозначены «16 февраля. Сретенская Анна», «19 февраля – суббота на Масленой», «20 февраля – «Прощёное воскресенье». О 21 февраля записано: «Завтра – Чистый Понедельник. (“Господи, Владыка живота моего...” и звон, который запомнился с детства)».
Итак, погребальный звон последней главы…
Не смущаюсь я речью обидною,
Никого ни в чём не виню.
Ты кончину мне дашь не постыдную
За постыдную жизнь мою.
И Господь дал! Лидия Чуковская рассказывала о поездке с Ахматовой в Сергиев Посад на 1 мая 1953 года: «Отвечая на расспросы, она рассказывала нам о Сергии Радонежском, о возведении Лавры... Мы вошли в Патриаршую церковь. На паперти копошились нищие, совершенно суриковские. Анна Андреевна, сосредоточенно крестясь, уверенной поступью торжественно шла по длинному храму вперёд, а мы плелись за нею. (Мне в церкви всегда неловко.) Пение было ангельское. Из Патриаршего храма мы вышли в другой, поменьше. Вокруг нас шептались: "Мирские, мирские!" Тут пели не только певчие, но и прихожане. Пение стройное, сильное, будто не люди, а сама церковь поёт... Анна Андреевна опустилась на колени перед иконой Божьей Матери, а мы вышли. Скоро она присоединилась к нам».
Ахматова постоянно говорила о себе прямо – как о человеке верующем, а время отмеряла по церковному календарю: «Светлый, светлый Духов День», «Страстная неделя», «Святки», «разрешенье вина и елея», «канун Крещения». И. Бродский вспоминал: «В разговорах с ней, просто в питье с ней чая или, скажем, водки ты быстрее становился христианином – человеком в христианском смысле этого слова, нежели читая соответствующие тексты или входя в церковь. Роль поэта в обществе сводится в немалой степени именно к этому».
В заключение – сухой перечень памятников и памятных знаков в честь Ахматовой, которая осторожно писала:
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают
памятник мне...
Что же воздвигли?
Памятник во дворе гимназии № 209
г. Санкт-Петербурга.
Памятник напротив тюрьмы «Кресты» Питера.
Памятник в пригороде Одессы.
Памятник на могиле Ахматовой в Комарове Ленинградской области.
Мемориальная доска на Фонтанном Доме.
Мемориальные доски в Москве.
Памятник во дворе дома Ардовых в Замоскворечье.
Мемориальная доска на здании санатория в Хювинкя (Финляндия).
Памятник в слободке Шелеховская Хмельницкой области (Украина).
Мемориальная доска на здании тюрьмы «Кресты» в Санкт-Петербурге.
Мемориальная доска в Киеве.
Мемориальная доска в Коломне Московской области.
Мемориальная доска в Ташкенте.
Мемориальная доска в подмосковном Домодедове, где она скончалась.
Эти данные я собрал на собственных дорогах, по различным публикациям и интернету. Чувствую: не полный список. Ну, конечно же, сам писал на этих страницах, как стал свидетелем открытия мемориальной доски в крымском городе Евпатории, которая готовилась к своему 2500-летнему юбилею. В переулке Ахматовой был отремонтирован жёлтый домик под акацией, где, как гласит мемориальная доска, в 1905–1906 годах в доме А.С. Пасхалиди жила Анна Ахматова (Горенко). Вплотную к нему – «Литературное кафе», интерьер которого целиком посвящён Ахматовой, на стенах – её фотографии. Острее чувствуешь, что в этом городе она слагала первые угловатые строки, которые вошли в сборник «Чётки», а потом вспоминала Евпаторию в зрелых «Стихах о Крыме»:
Вижу выцветший флаг
над таможней
И над городом жёлтую муть.
Вот уж сердце моё осторожней
Замирает и больно вздохнуть.
Стать бы снова
приморской девчонкой,
Туфли на босу ногу надеть,
И закладывать косы коронкой
И взволнованным голосом петь…
В шуме русского ветра, пахнущего морской солью и степной горечью, в гуле волны, в шёлковом шелесте акаций и шелковиц слышится взволнованный голос Ахматовой. А жовто-блакитные флаги – слава Богу – сгинули!
Александр Александрович МОСКАЛЁВ