Архив:
16 декабря 1915 года, 100 лет назад родился Георгий Васильевич Свиридов
н посвятил жизнь тому, чтобы Русь из «деревянной» и «отчалившей» стала вернувшейся, вновь звучащей, ожившей. Так называются его блистательные сочинения на стихи Есенина – маленькая кантата для хора и оркестра «Деревянная Русь» 1964 года и поэма 1983 года «Отчалившая Русь». Он уникален как композитор, потому что в ХХ веке ему удалось сохранить в музыке гармоничность и передать ощущение красоты Божьего мира, света в Русском мiре. Большинство наших композиторов-гениев в поиске нового языка отражало не самые светлые стороны бытия, чем нередко, как кажется, затрудняли путь слушателя к поиску катарсиса и спасения.
У Свиридова во всём сохраняется корневое, русское. Идущее в профессиональной, авторской музыке от традиций Глинки, Мусоргского, «Могучей кучки», прежде всего Рахманинова. Нас интересует русский код в музыке, в мировом космосе, а именно поиском и сохранением его был озабочен ученик Д.Д. Шостаковича Георгий Васильевич Свиридов, родившийся 16 декабря (3 по ст. ст.) 1915 года в г. Фатеже Курской губернии в семье почтового служащего и учительницы.
Важно подчеркнуть: наши композиторы второй половины ХХ века почти не написали хитов, то есть произведений, находящихся в слуховой памяти большинства. А у Свиридова есть гениальный «Романс» к пушкинской «Метели». Да и весь этот цикл – одна из последних вершин русской музыки. Он стал популярен настолько, что побудил композитора записать в своём дневнике в начале 1980-х: «Я хочу говорить так, чтобы меня понимали, понимали смысл того, о чём я хочу говорить. Я хочу, чтобы меня, прежде всего, понимали те, кто понимает мой родной язык. Стучусь в равнодушные сердца, до них хочу достучаться, разбудить их к жизни, сказать о ней свои слова, о том, что жизнь не так плоха, что в ней много скрытого хорошего, благородного, чистого, свежего. Но слушать не хотят, им подавай “Вальс” из “Метели”…»
Георгий Васильевич, как видим, сокрушался о том, что все помнят преимущественно его удивительные музыкальные иллюстрации к повести Пушкина «Метель», написанные в 1964 году. Но что уж тут поделать, если эта музыка уже стала частью содержания наших сердец и в той же мере делает нас русскими, что и музыка, скажем, Рахманинова, которого называли «самым русским композитором». Какое счастье, что у нас в безбожное время оказался последователь Рахманинова Свиридов – словно прорытый монахами-печерниками лаз из предреволюционной эпохи в рубеж ХХ и XXI веков!
У Свиридова – отчётливо опирающийся на традицию, но всё же не архаичный, а новый язык русской музыки. У него есть и фортепианная соната, написанная словно в стиле современных тенденций, разрушающих тональность: с ломаными ритмами и диссонансами. Он попробовал приём, усвоенный и эксплуатировавшийся другими, но сделал это всё равно по-своему. И определяющий язык Свиридова есть подхват достижений прошлого на новом витке. Композиторы-классики «причёсывали» музыку под классические гармонии и способ музыкального мышления, взятые у Западной Европы. Свиридов же вослед за Рахманиновым своим обновлённым гармоническим языком поменял подход к фольклорной музыкальной первооснове. В его сочинениях видна импровизационность, присущая народной музыке. От Рахманинова Свиридов унаследовал также и тяготение к «русской колокольности» в музыке. Словно два русских истока питали, два могучих крыла поднимали ввысь Георгия Свиридова – фольклорная основа и православная церковная традиция. Каково ему было сохраниться и удержаться в эпоху безбожия?
В советском контексте это был подвиг – выжить русским. Но Георгий Свиридов и его младший коллега Валерий Гаврилин сохранили и возвысили русский код, русский ген, а потому стоят в современной музыке особняком. Сделав в дневнике пометку «ВАЖНОЕ!», композитор-мыслитель Свиридов записал: «Русская культура неотделима от чувства совести. Совесть – вот что Россия принесла в мировое сознание. А ныне – есть опасность лишиться этой высокой нравственной категории и выдавать за неё нечто совсем другое».
Сущностным в творчестве Свиридова было и его отношение к слову. Прежде всего, к произведениям русской литературы XIX века, которую Томас Манн назвал святой. Тут неоднократны на всём творческом пути обращения композитора к Пушкину, Лермонтову, Тютчеву. Но и ХХ век в его лучших литературных образцах стал поводом для серьёзного размышления о жизни, для создания выдающихся вокальных циклов. Достаточно вспомнить работы Свиридова на стихи Блока, Есенина, Клюева, Пастернака, Маяковского.
Свиридов был внимателен и пристрастен и к литературной работе современников, к которым у него был свой гамбургский счёт. Конечно, он выделял почвенников, деревенщиков, писателей корневых и совестливых, болевших за русское. Вот свиридовские характеристики из дневника: «Мощный, суровый, эпичный Фёдор Абрамов; возвышенно-поэтический Василий Белов; пронзительный, щемящий Виктор Астафьев; драматичный Валентин Распутин; мягкий, лиричный южанин, мой земляк Евгений Носов; Сергей Залыгин – тонкий и умный; блестящий эссеист Владимир Солоухин». Чуть ниже он добавит белоруса Василя Быкова с его потрясающей повестью «Сотников» и киргиза Айтматова. И напишет: «Я люблю и необыкновенно высоко [ставлю] их творчество, они – украшение сегодняшней нашей литературы, не говоря, конечно, о классиках Леонове и Шолохове. То, что эти люди – мои современники, не даёт мне с такой силой почувствовать своё одиночество. Прекрасный, свежий, благоуханный, сильный, новый и вместе с тем “вечный” Русский язык. По-новому раскрытые современные русские характеры».
Свиридов видел новизну в русской литературе, восприявшей в почти невозможной безбожной среде, в разгуле коллективизации совестливую лиру русской классики XIX века. Композитор противопоставил эти литературные достижения ситуации в советской музыке: «Под новизной [сегодня] подразумевается дальнейшая разработка (главным образом техническая) шёнбергианской идеи. Мне же думается, что новаторство заключено, прежде всего, в новой идее. Россия выстрадала новую художественную идею. Наша музыка, покрытая шёнбергианской коростой, несомненно, от неё избавится, должна избавиться, если захочет существовать».
Большая посмертная книга Г. Свиридова «Музыка как судьба» вышла в издательстве «Молодая гвардия» в 2002 году. Она сразу стала фактически настольной у многих, ждавших её. В ней, дневниково охватывающей десятилетия, виден непростой внутренний путь художника, словно разгребавшего завалы безбожной русской жизни советского периода, который он потом стал называть геноцидом русского народа и Православия.
В своих записках Свиридов выступает как значительный русский мыслитель, безкомпромиссный публицист. Суждения его пронзительны, резки и глубоки, обусловлены сердечной думой, болью за Россию, русскую жизнь, русскую культуру. Читая Свиридова, вспоминаешь и «Окаянные дни» И. Бунина, и «Мысли о России» Ф. Степуна. Изданные близкими и исследователями уже по кончине композитора, с напутствием А. Солженицына, записки эти, по меткому замечанию одного из московских учёных, являют собой «свод глубоких и страстных размышлений о духовной жизни эпохи, и по тону они даже вызывают в памяти пламенное, безкомпромиссное слово протопопа Аввакума».
Очень точное замечание насчёт некоторых острых суждений Свиридова в одном интервью сделал Александр Белоненко – составитель книги «Музыка как судьба», племянник композитора, президент Национального Свиридовского фонда: «Да, иные его резкие высказывания можно при желании интерпретировать как проявление “антисемитизма” (впрочем… некоторые его высказывания о русском человеке вполне можно причислить к “русофобским”). Но Свиридов, сам человек народный, с высоким чувством национального достоинства, никогда не испытывал неприязни ни к какому народу, в том числе и к еврейскому. Более того, евреев он относил к великим народам, к которым причислял тех, кто имеет не только свой язык и свою письменность, но и свой алфавит. Не говорю уже о Библии, о Псалтыри, которая для него, знатока поэзии, была высшим проявлением поэтического гения. Одно из последних его сочинений – третья часть “Песнопений и молитв“ (которая называется “Из Ветхого завета”) – написана на тексты псалмов Давида. …Записи Свиридова – это взгляд на жизнь с какой-то очень высокой точки отсчёта, это пророчества, это, как порой представляется, “современный апокалипсис”. Проявлению бытовых, мелких чувств, вроде ксенофобии, здесь нет места».
Вот запись из тетради 1991 года – о большевиках, истязавших народ России: «Они посадили его, этот народ, на железную цепь, безконечно унижая его, третируя, истребляя его святыни, его веру Православную, его культуру, а главное – сам этот народ, который служил своей безликой массой своим палачам и тиранам, кровью своею питая их чудовищную, безпощадную власть. Падение России – как смерть Христа, убитого римлянами и евреями на наших глазах. Теперь эти собаки делят его тело и одежды. Кроят карту мира».
Строго? Но Патриарх Московский и всея Руси Алексий II заметил: «…Свиридов – такой художник, который заслужил право высказывать свои мысли».
Ценное для понимания душевного состояния выдающегося композитора мы находим в его сравнении своей жизни с жизнью первых христиан в древнеримских катакомбах, посреди языческого безчестья. Запись сделана накануне августовских событий 1991 года: «Это не жизнь, а “Ночь на Лысой горе” – шабаш зла, лжи, вероломства и всяческой низости. Всё это происходит на фоне кровопускания, кровопролития пока ещё скромных масштабов, но имеющий глаза да видит: в любой момент может политься большая кровь, за этим дело не станет!»
В 1993 году за кровью дело не стало. Но за истекшее двадцатилетие эти полярности в русском обществе, похоже, лишь возросли. Внешне мы вроде бы видим восстанавливающиеся и новостроящиеся храмы, отсутствие гонений на веру, но свидетельствует ли это о подлинном духовном возрождении?
Георгий Васильевич скончался 6 января 1998 года и похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. А осенью 2005 года в Курске, на родине композитора, был открыт памятник Георгию Свиридову. Эта работа, на наш взгляд, несомненная удача курских ваятелей Николая Криволапова и Игоря Минина.
Станислав Александрович МИНАКОВ