Архив:
...Мы приехали в женскую исправительную колонию, что в селе Паприха Вологодской области, – поговорить о работе, служении нашей Церкви в столь печальных местах, обсудить трудности, которые возникают сегодня при исполнении этого служения.
Что заставило журналистку пристать к Лене с расспросами: «За что вы попали в колонию, что вы совершили?», «Как вы дошли до такой жизни, не стыдно ли вам?», «Почему вы в колонии для рецидивистов?» и т. д. Вопросы журналистка не успела дотараторить, быстро вмешались охранники, воспитатели и священники. «Лен, не хочешь, не отвечай. Просто расскажи о жизни здесь», – положила побледневшей Лене руку на плечо воспитатель, а священник, отозвав корреспондентку в сторону, сказал ей несколько слов, отчего та смутилась не меньше Лены. «Наглость, конечно, “второе счастье”, но уважения, такта и этикета никто не отменял. Это для гоняющихся за рейтингом и сенсациями. А для нормальных людей есть ещё вдумчивость, сострадание и желание видеть собственное несовершенство – давайте будем нормальными людьми», – услышали мы завершение недолгой беседы батюшки. Помогло: все успокоились. Этому ещё поспособствовало солнце, заглянувшее в оконце храма и осветившее иконы на аналоях, несколько свечек и записки с именами здравствующих и усопших, которые кипами несут сюда осуждённые.
Мы приехали в женскую исправительную колонию, что в селе Паприха Вологодской области, – поговорить о работе, служении нашей Церкви в столь печальных местах, обсудить трудности, которые возникают сегодня при исполнении этого служения.
Не без справедливой гордости сотрудники колонии показывают построенный на её территории храм в честь Смоленской иконы Божией Матери. «Насколько мы знаем, эта икона относится к типу “Одигитрия”, то есть “Путеводительница”. Все мы – и сотрудники, и осуждённые – очень надеемся на то, что люди, освобождающиеся из мест заключения, будут идти по пути, который указывает Богородица. Так лучше, так меньше в наших стенах заключённых, да и на воле светлее и чище», – говорит Татьяна Рюриковна Зубарева, майор внутренней службы.
Священник Андрей Туляков вот уже несколько лет ездит в исправительную колонию. По словам отца Андрея, к нему всегда обращаются десятки заключённых – за советом, за добрым словом, за утешением, а часто и исповедуются.
– И, знаете, я благодарен Богу за то, что могу сюда ездить, – говорит священник. – Тут я понимаю: с некоторых людей, находящихся в заключении, нам, таким всем из себя «правильным», а то и «праведным», просто необходимо брать пример. Кто из «праведных» на воле искренне признает своё несовершенство, более того – искренне скажет о необходимости спасения? Перестаньте: главной темой «праведных» бесед на воле почти всегда будет осуждение всех остальных и таких нехороших. А здесь верующие люди больше заняты своими грехами, размышлениями над их причинами и способами исправления жизни – нам бы такой настрой! Честное слово, иногда после исповеди мне хочется в ноги поклониться тому, кто исповедуется, – не мне, конечно, а Христу.
– Но, дорогие батюшки, согласитесь, что сейчас в местах заключения оказываются далеко не только и не столько за исповедание Христа, как это было с отцом Иоанном (Крестьянкиным) и с тысячами других мучеников и исповедников. Кстати, как вы это объясните?
Протоиерей Александр Лебедев отвечает не без грустной улыбки:
– Общей нашей греховностью, причём греховностью устрашающей. С одной стороны, мы фиксируем (не знаю, с радостью ли, с удовлетворением ли), что количество крещёных в местах лишения свободы увеличилось в разы закакие-то десять лет. Кстати, многие принимают Таинство Крещения уже здесь. А с другой стороны, если оторваться от всех этих цифр, процентов и радостных показательных отчётов, то нужно откровенно признать: мы сталкиваемся с прямым нарушением слёзной просьбы апостола Петра к христианам. Помните: Только бы не пострадал кто из вас, как убийца или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь (1 Пет. 4, 15–16). Боюсь, что страдаем мы сейчас именно за то, что указано в первом стихе. Последний – это счастливый удел мучеников и исповедников. А нам, грешным, оставлено покаяние. Да, это действительно и страшно, и стыдно: крещёный человек, христианин – а страдает за такие противные поступки! Вы слышали сегодня один рассказ заключённой Елены: она трудилась на воле в храме, помогала там, молилась. Потом связалась с наркотиками – слаб человек! – оказалась в тюрьме. После первого срока получила второй: не пошла на пользу короткая свобода. Что, будем осуждать человека, брезгливо морщиться? Давайте тогда вспомним собственные исповеди (все ли христиане, кстати, прибегают к этому таинству неформально?). Мы что, чем-то лучше со своими «как бы обычными» грехами?! Вот это положение и заставляет нас, на мой взгляд, задуматься о том, что номинальных православных-то у нас уйма статистическая, а действительных христиан – не таких даже, как отец Иоанн (Крестьянкин), а как хотя бы покаявшийся разбойник, страшный преступник, но раскаявшийся, что-то у нас не густо.
Причин этому много. Одна из них – наше собственное поведение, которым мы, христиане, соблазняем других. Это касается не только мирян, но иногда и духовенства. Увы. Но наличие среди апостолов Христовых предателя Иуды не означает их поголовной неискренности, не так ли? Так что в наши задачи входит искреннее, а не декларативное следование за Христом – тогда и в обществе положение изменится, и в местах лишения свободы.
– Отец Александр, расскажите, пожалуйста, о тюремном служении Церкви на Вологодской земле. Ведь не секрет, земля эта с определёнными традициями: «Вологодский конвой шутить не любит»…
– Немного статистики, да? Пожалуйста: в нашей области действует отдел тюремного служения, куда входит 14 священников и двое мирян, также привлекаются и добровольцы-помощники. В исправительных учреждениях Вологодчины, их на нашей земле 13, четыре храма и две часовни, а к освящению готовится ещё три храма. В тех учреждениях, где нет возможности построить церковь, существуют домовые часовни, молельные комнаты, другие приспособленные помещения. Прежде всего, Церковь в тюрьмах совершает богослужение и пастырское окормление. В храмах на службах помогают и осуждённые – некоторые осваивают чтение и пение, многие участвуют в общей молитве. Самые востребованные таинства в этих местах – конечно, исповедь и причастие, и за последние десять лет к ним стало прибегать в два-три раза больше осуждённых. Кроме того, ведётся и просветительская работа: некоторые осуждённые проходят дистанционное обучение на двухгодичном курсе «Основы православной веры» Вологодского православного духовного училища.
В каждом исправительном учреждении есть библиотеки духовной литературы, их фонды довольно значительные. Большинство читающих осуждённых интересуются православной литературой. Не сразу, далеко не сразу человек решается открыто переступить порог храма: сделав это, он объявляет о своём христианстве, следовательно, на него моментально будут смотреть более строго и взыскательно, подмечая малейшие детали его поведения. В заключении это выдержать ещё сложнее, чем на воле. Поэтому я довольно спокойно отношусь к тому, что некоторые, что называется, «верят в подушку»: молятся, томительно разбираются в своих взаимоотношениях с Богом в одиночку.
В некоторых местах лишения свободы создаются крепкие христианские общины, и их участники помогают друг другу не только в неволе, но и впоследствии. Например, после освобождения помогают «новичкам» войти в новую для себя реальность, освоиться в ней, найти жильё и работу – это очень дорогого стоит, поверьте. Это уже настоящие плоды живой веры, а не формальной религиозной принадлежности.
Очень важным, на наш взгляд, является пастырское окормление и сотрудников исправительных учреждений. Оно идёт не так активно, как среди осуждённых. Нужно просто учитывать, что если сотрудник – христианин, то он вполне может быть прихожанином какого-либо храма вне колонии и там общаться со священником, с духовником. А сейчас наша работа с сотрудниками заключается чаще всего в проведении общих занятий с личным составом на духовно-нравственные темы, в частных беседах, совершении различных треб, организации паломнических поездок.
Протоиерей Роман Сенников:
– А вообще, знаете, я пришёл к такому выводу: самая, казалось бы, закрытая система оказалась самой открытой для работы с Церковью. Поучиться бы у неё нашей школе, армии, здравоохранению! С армией чуть получше дело обстоит, но вот школа – это беда. Когда надо – пишут отчёты про «сотрудничество с Церковью», когда надо – замыкаются и долдонят что-то про «отделение Церкви от государства». Как не могут понять: закрывая перед Церковью двери школы, они открывают перед людьми двери тюрьмы. Христос, конечно, везде и всегда один и тот же, везде Его можно найти и встретить, но зачем доводить человека до тюрьмы, лишая его возможности узнать о Христе раньше, до того, как незнание заповедей приведёт за решетку? Ох, чем громче гром, тем истовее мужик перекрестится, – так, что ли? Надо ли доводить до грозы? Сильно сомневаюсь.
Мы снова зашли в храм. Осуждённые – женщины и девушки – как раз повторяли службу. Спрашиваем: «Не сложен ли церковнославянский язык для понимания»? Елена и Елизавета ответили:
– В понимании языка трудностей нет никаких. Если и будут, то у нас отец Андрей есть, а ещё словарь в библиотеке. Трудности начинаются тогда, когда выполнять надо то, что написано, – вот тут и попотеешь, и поплачешь, бывает.
Честное слово, у меня те же трудности.
Пётр Михайлович ДАВЫДОВ
г. Вологда