Архив:
В тот год декабрь на Афоне был снежным. Снег выпадал по ночам, да так обильно, что долго, до самого полудня, толстыми шапками лежал на деревьях и кустарнике, превращая субтропический пейзаж Святой Горы в какую-то северную новогоднюю сказку. Днём всё таяло, и обочины афонских грунтовых дорог наполнялись ручейками, бежавшими вниз, к морю.
…Уже целый час Николай шёл по морскому берегу от монастыря Дохиар до пристани монастыря Зограф. Дело, признаться, нелёгкое. Камни, большие и маленькие, мешают идти, то проваливаешься в гальку, то попадаешь в россыпь булыжников и рискуешь подвернуть ногу так, что дело может закончиться гипсом. Всего тебя пронизывает морской ветер, но поскольку ты по-зимнему тепло одет, от долгого физического напряжения ты уже взмок, хочешь раздеться и скидываешь верхнюю одежду. А тут порыв ветра, как ледяной крошкой, обдаёт твою спину, и ты вновь кутаешься в куртку. Николай подумал, что лучше было бы остаться в Дохиаре до следующего дня и покинуть Афон на пароме.
Часом раньше в Свято-Пантелеимоновом монастыре Николай сел на этот самый паром, увозивший паломников со Святой Горы обратно в мир. Глядя на плывущий мимо берег, он мысленно прощался с Афоном, где провёл несколько незабываемых дней, и думал: «Когда же я снова сюда вернусь? И вернусь ли вообще?» Но на подходе к Дохиару ему неожиданно пришла мысль вновь сойти на берег и зайти в эту обитель. Он вдруг вспомнил многочисленные рассказы монахов об иконе Божией Матери «Скоропослушница» – одной из главных святынь этого монастыря и всего Афона. О том, что по молитвам у этой иконы Богородица быстро посылает просимое. До этого Николай никогда не был в Дохиаре. «Вот же возможность!» – осенило его, и уже через пять минут он стоял у высоких стен Дохиара.
Монастырь был похож на маленькую, почти миниатюрную крепость, внутренний двор которой можно обойти за минуту. Здесь каждый сантиметр в каменной кладке стен, каждая лесенка, каждый камень мощёных дорожек несут на себе отпечаток большой любви и труда многих поколений монахов этой древней обители. Дохиар изнутри и снаружи – словно нарисованная декорация к средневековой сказке. Но не это сюда влекло Николая. Он хотел помолиться у иконы «Скоропослушница». И сам не знал, каких желаний в нём тогда было больше. Из человеческого любопытства и маловерия он хотел проверить правдивость рассказов о чудодейственной силе молитв у знаменитой иконы. Но при этом у Николая было и нечто большее, чем простое любопытство. У него была неразрешимая личная проблема, выход из которой он отчаялся найти.
Вот уже несколько лет прошло с тех пор, как Николай расстался со своей женой Еленой. Кто из двух бывших супругов был прав, а кто виноват – не знаю. Как правило, виноваты оба. Хотя Николай мне говорил, что инициатором развода была Елена, которая решила с ним расстаться якобы «на ровном месте, без видимых и понятных причин». Может быть, Николай никогда бы и не вспоминал об этой неудачной странице в своей жизни, если бы не одно обстоятельство: с бывшей женой остался их маленький сынишка Димка, которого он очень любил и который сам был очень привязан к отцу. В день развода Димке было около трёх лет, а к моменту описываемых событий ему исполнилось пять.
В первые месяцы после развода бывшая супруга позволяла Николаю видеться с сынишкой. Но со временем Елена стала сводить общение Николая и Димки к минимуму. Малыш не понимал, что произошло. Куда вдруг делся папа? Почему мама не разрешает папе входить в квартиру, когда тот всё-таки приходит иногда домой? Почему нельзя звонить папе по телефону, ведь Димка уже знает все цифры и научился набирать папин номер? Николай читал все эти вопросы в больших грустных глазах своего малыша в те исключительные случаи, когда ему удавалось повидаться с Димкой наперекор бывшей жене. У Николая разрывалось сердце только при одной мысли, что Димка растёт и, вероятно, по воле своей матери будет расти без него.
В те немногие случаи, когда Николай мог брать Димку к себе на воскресенье, отец и сын ходили в храм. Мать требовала, чтобы отец не водил ребенка в церковь. Однажды, в одно из воскресений, когда Николай возвращал Димку домой после «папиного дня», Димка с порога проговорился, где именно он был с папой с утра. «Опять вы по церквям шлялись!» – бросила Елена и захлопнула дверь перед бывшим мужем. А через пару дней заявила по телефону, что встреч больше не будет.
Вот с этого-то момента Николаю и показалось, что проблема зашла в тупик и не имеет решения. Почему Николай не обратился в суд? Помню, как только заходил разговор о его бывшей, он всё время со вздохом цитировал Пушкина в собственной «обработке»: «Суд ли сладит с бабой гневной?»
Прошло уже больше года, как Николай лишился всяких возможностей видеться с Димкой. Он не мог звонить сынишке – бывшая жена не брала трубку. Не мог прийти в квартиру, где жил Димка, – ему просто не открывали дверь. Он не мог прийти в детский садик, потому что Елена сообщила воспитателям «нечто тако-о-ое», после чего те пообещали вызвать милицию, если отец придёт за сыном. Николай перестал ходить и в садик, и домой к Димке. Лишь изредка он позванивал в робкой надежде, что в сознании Елены что-то изменится. Но всё было по-старому.
Мысль о Димке и горечь фактической потери сына постоянно преследовали Николая. Естественно, печаль не покидала Николая и на Афоне. И вот при виде монастыря Дохиар нашему герою и пришла в голову мысль помолиться у иконы Божией Матери «Скоропослушница» и попросить Пречистую Деву, чтобы Она помогла отцу общаться с маленьким сыном. Ему повезло. Доступ к иконе «Скоропослушница» был открыт. Минут пятнадцать Николай простоял на коленях в маленькой комнатке, на одной из стен которой и нарисована эта знаменитая фреска-икона. Николай просил Богородицу только об одном: чтобы помогла видеться и общаться с сыном…
И тут мы возвращаемся к началу нашего повествования. Николай вышел из Дохиара и уже целый час шёл по морскому берегу до пристани болгарского монастыря Зограф, думая, что зря в такую погоду вышел в неблизкий путь. Но всё же часа через полтора он благополучно добрался до болгарского причала, откуда дорога вела в глубь полуострова. Николай рассчитывал остановиться в небольшой келье, принадлежавшей когда-то болгарам, а теперь отданной небольшому братству монахов из России, с которыми Николай познакомился прежде, во время своего первого приезда на Афон. Он не без труда шёл по скользкой от мокрой глины дороге, которая резко забирала вверх, петляя по складкам горы, в которой была вырублена. И думал о том, как сейчас доберётся до кельи, где его встретят знакомые монахи, как он с наслаждением будет пить горячий чай с медом, а может, чего и покрепче, если предложат. По традиции во всех монастырях на Афоне паломника встречают лукумом и рюмочкой виноградной самогонки ципоро.
Дорога повернула влево, и после пяти минут ходьбы Николай вдруг неожиданно для себя оказался на открытой поляне, где с одной стороны была стена низких деревьев и кустарника, а с другой крутой обрыв и – фантастический вид на море.
«Заблудился», – осенило Николая. Он ясно помнил, что келья, куда он шёл, находится в ложбине, вокруг неё горы. А тут возвышенность и вид на море. Николай вспомнил место, где очутился. Это была та самая полянка, куда русские монахи приходили позвонить по мобильнику в мир, потому что в ложбине, где келья, нет связи. А тут на высокой полянке перед обрывом мобильники работали хорошо. В тот самый момент, когда Николай осознал свою оплошность, в его кармане зазвонил телефон.
– Папа, это я! – раздался из трубки звонкий и радостный голос Димки.
Николай окаменел.
– Димка! Димка-Невидимка! – прошептал он, называя сынишку по прозвищу, которое они сами когда-то вдвоём придумали. Потом была радость, которая затмевала смысл и весёлых Димкиных слов, которые неслись из трубки звоном маленького колокольчика, и тех ответов, которые пытался найти Николай в своём потускневшем от эйфории сознании.
Неожиданно в трубке раздались короткие гудки. «Видимо, мы с Димкой уже наговорились? – подумал Николай, спрашивая самого себя и тщетно пытаясь понять, о чём, собственно, он беседовал с Димкой. – Да разве это важно? Важно, что Димка мне позвонил, и мы просто говорили! А о чём? Да какая разница!» И следующая мысль – как молния: «"Скоропослушница"! Это Она всё уладила!»
Николай пришёл в неописуемый трепет. «Я стоял и боялся шевельнуться. Боялся обернуться. Всем своим существом, каждой своей клеточкой чувствовал, что я не один на этой поляне, – говорил мне позже Николай. – Кто тут рядом со мной, я не знал. Но кто-то был! И снова как молния пришла мысль, но уже не моя мысль. Будто кто-то другой вкладывал в моё сознание такие слова: ты не заблудился, ты был выведен сюда, на эту поляну над морем, где работает мобильная связь. Тебе не дали спуститься в ложбину, где связи нет».
…С тех пор прошло лет пятнадцать. Жизненные пути-дороги развели нас с Николаем. Как, впрочем, и со многими другими людьми, с которыми я был когда-то близок. Со многими уже не видимся. Дела, хлопоты, текучка – жизнь, одним словом. И лишь иногда до меня доходят весточки о старых друзьях. Кто-то мне сказал, что у Николая давно новая семья, и в этой новой жизни у него много маленьких детей. И главное, Димка уже давным-давно живёт с Николаем в его новой семье и помогает растить своих маленьких братьев и сестёр. Димка вырос, окончил школу и сейчас учится в университете, то ли на филфаке, то ли на историческом. А что с Еленой – никто не знает. Известно только, что, когда Димка учился в пятом классе, она сама позвонила Николаю и попросила его забрать к себе сына навсегда. С тех пор о ней никто не слышал.
Игорь Борисович
ПШЕНИЧНИКОВ