Дмитрий Тараторин - Константа империи

Архив: 
11 мая 330 года состоялась церемония освящения христианскими епископами новой столицы Римской империи Константинополя – Нового Рима. А 29 мая 1453 года он был взят турками-османами. последний император, носивший то же имя, что и основатель города, пал во время штурма. Уникальная Империя ромеев ушла в небо…
 


Мульвийский мост в вечность

Император Константин – воистину Великий и Святой. Современному сознанию с первым легко согласиться, а вот второе либерально мыслящие обязательно подвергнут сомнению. В самом деле, убийство жены и сына, приказ об умерщвлении поверженного уже и обнадёженного гарантиями безопасности конкурента Лициния – преступления. Какая же может быть святость? Ведь святой в банальном понимании – это просто очень хороший, добрый человек.
Вообще интеллигентам трудно понять, что главное – это результат жизни, а не процесс. Христианство не для того, чтоб в мире сем стать «хорошим», но чтобы в Том – спастись. А «хорошесть» – средство, а не цель. Причём известно, что можно порой обойтись и без неё. Рискованно, и тем не менее...

Разбойник, распятый одесную Господа, не был хорошим, но он совершил «прыжок веры», как называл подобное христианский философ Серен Кьеркегор. А большинство персонажей Ветхого Завета вообще вводят в соблазн наших современников своей «аморальностью». Например, тот же абсолютный герой Веры Авраам, чисто по-человечески во многих ситуациях совсем несимпатичен. Но он оправдан абсолютной верой.

Как и царь Давид. Разве морально обошёлся он с военачальником Урией, опять же совершенно аморально возжелав жену его Вирсавию? Разве не достойно это осуждения? Конечно. Но разве даже подобные преступления могут отлучить от Бога «рыцаря Веры»?

«Разве такое может быть искуплено и изглажено?» – возмутится светский моралист.

Но мы каждое утро произносим в молитвенном правиле: «Вéруяй бо в Мя, реклеси΄, о Христé мой, жив бу΄дет и не у΄зрит смéрти во вéки. Аще у΄бо вéра, я΄же в Тя, спаса΄ет отча΄янныя, се вéрую, спаси΄ мя, я΄ко Бог мой еси΄ Ты и Созда΄тель. Вéра же вмéсто дел да вмени΄тся мне, Бóже мой, не обря΄́щеши бо дел отню΄́д оправда΄ющих мя. Но та вéра моя΄ да довлéет вмéсто всех, та да отвеща΄ет, та да оправди΄т мя, та да пока΄жет мя прича΄стника сла΄вы Твоея΄ вéчныя».

Однако Константина оправдывают и дела его, воистину великие, ставшие следствием его великой Веры. Среди них – избавление христиан от гонений, а затем и придание статуса государственной ещё совсем недавно самой преследуемой и презираемой религии. И наконец, созыв Никейского собора, даровавшего нам Символ Веры.

«Нет, – скажут нам, – он был циничным прагматиком, так нас учили в советской школе. Он использовал христианство для утверждения своего единодержавия».

Таким мы просто напомним про сражение у Мульвийского моста. 312 год, войска Константина идут на Рим, который контролирует его соперник Максенций. Войск у последнего более чем вдвое больше. Шансы на победу минимальны. Враг ждёт Константина на берегу Тибра, через который переброшен Мульвийский мост.

Накануне решающей в его судьбе битвы полководца посещает видение. Наиболее распространённая версия случившегося такова: в синем небе в солнечном сиянии возник крест с надписью «In hoc signo vinces» (Сим победиши). И Константин уверовал абсолютно и навсегда. Немедленно был отдан приказ нанести на солдатские щиты знак лабарум (скрещенные две первые буквы имени Христос). Надо, думать, большинство легионеров почитали Юпитера, Митру, иных популярных в то время в воинской среде «богов». Но они повиновались полководцу, в удачу которого верили. И враг был разгромлен вопреки численному превосходству. Кто может углядеть в этой истории циничный расчёт? Это выбор души перед лицом абсолютного риска, это полное вверение себя воле Божией.

И сколько бы он ни падал по человечеству своему, но «прыжок Веры» через Мульвийский мост вознёс его в вечность.

В условиях нестабильности

Нет, наверное, другого столь же оболганного государства, нежели Империя ромеев. Изначально именуя её Византией, западные историки сознательно идут на подлог, они тем самым реквизируют римское наследство. Точно так же, как это сделали крестоносцы, взявшие и разграбившие Константинополь в 1204 году.

А между тем государство, столицей которого был этот город, и являлось собственно Римской империей, сохраняя преемственность передачи власти, принципов, культуры. Но это была православная империя, и это было в её судьбе главным. Это был её смысл, и это объясняет её немыслимость. Ведь в таких геополитических условиях, при такой внутренней нестабильности, казалось бы, и сотню лет протянуть нельзя, не то что больше тысячи.

Посчитано, что из множества государей, занимавших престол Империи ромеев, только около трети умерли своей смертью, сохранив свой титул. Прочие в большинстве своём стали жертвами переворотов, которые случались там с безпрецедентной частотой.

Историк Теодор Моммзен говорил, что в империи был «абсолютизм, умеряемый переворотом или убийством». Но это поверхностное суждение.

Дело в том, что ромеи поклонялись и повиновались императору не как личности, представляющей некий род (там вообще только на самом последнем этапе складывается более или менее устойчивая династия), но в его лице иконе Пантократора. И именно поэтому царя изображали с нимбом. То есть тем самым подчёркивался божественный источник власти. Но если конкретный василевс явно переставал соответствовать этому образу, то его свергали.

Ведь власть требует святости. Блаженный Феофилакт Болгарский писал: «Первый признак тирании – насилие. Царь, напротив, не имеет надобности в употреблении силы, потому что получает власть по благоволению множества и в собрании народа, единодушием и единомыслием. Тиран играет законами, царь устремлён усердно к благозаконию».

Это была очень своеобразная система, сочетавшая в себе теократию, монархию и даже демократию.
 

В V–VIII веках там даже существовала своеобразная двухпартийность. Группировки фанатов ипподрома – венеты и прасины (синие и зелёные) – обладали собственными вооружёнными формированиями и играли немалую роль в утверждении на троне нового императора. Как правило, они поддерживали разные кандидатуры. Хотя порой объединялись против одного, и тогда начинались массовые беспорядки, которые и не снились фанатам современным.

Характерно, что «вертикальные лифты» в империи работали с невиданными в других частях тогдашней ойкумены скоростями. Императорами становились отнюдь не только представители знатных родов, но и крестьяне, ремесленники, даже конюх и мясник.

Одна из причин тому – непрерывные войны. Карьеру полководца мог сделать каждый инициативный воин. А каждый талантливый полководец мог претендовать на императорский титул. Ведь главная задача императора – защита Православия.

Воистину само существование империи – чудо. Она непрерывно вела войны, причём, как правило, не меньше, чем на два фронта. Атакующие менялись: славяне и арабы, авары и норманны, венецианцы и турки. Некоторые народы растворялись без следа в потоке времён – гунны, авары, печенеги…
И только империя пребывала, казалось, вовеки незыблемым бастионом в водовороте вторжений. И эта судьба зашифрована в имени её основателя – Константин – «постоянный, стойкий» по-латыни.

Вознесение царства

Парадоксальна вся история империи. Падение царства стало его вознесением.

Врагов становилось всё больше, и были они всё сильнее. А империя, напротив, ветшала, территориально сжимаясь как шагреневая кожа. Властители всё больше полагались не на доблесть граждан, а на ресурсы своей казны, которые, впрочем, тоже неуклонно иссякали. Если в период расцвета армия в основном формировалась из свободных мелких землевладельцев-стратиотов, воевавших и за империю вообще, и за свою малую родину в частности, то ближе к закату войска почти полностью состояли из наёмников. А земельные наделы скупались магнатами, которые приобретали всё больше влияния по мере ослабления центральной власти.

Последние десятилетия своей жизни империя состояла собственно из Константинополя с окрестностями и деспотата Морея, как тогда именовали Пелопоннес. Вокруг этих островков бушевало турецкое море. Потоп был неотвратим.

Но в это же время материального распада происходит духовный подъём. Победоносно утверждается исихазм – учение о священнобезмолвии святых старцев Афона. Пока последние императоры пытаются обрести помощь Запада через унию с Папским престолом, Рим Православный трудами святого Григория Паламы и его соратников ведёт духовную брань с латинствующим рационализмом Варлаама Калабрийского.

И Истина торжествует. Империя оставила нам главную драгоценность – духовный путь в вечность…

Накануне решающего штурма Константинополя войсками султана Мехмета II на куполе храма святой Софии возникло странное красное свечение. Оно двигалось снизу вверх и наконец растворилось в небе. Империя покинула своё земное тело.

Константин Палеолог Драгаш, последний император, сын Мануила II и Елены Драгаш, дочери сербского князя, прекрасно понимал свою обречённость. Силы османов вдесятеро превосходили гарнизон, измотанный осадой и предыдущими атаками. У него был шанс вырваться из города на венецианской или генуэзской галере, но он решил уйти на небо вместе со своей империей.

Битва за Константинополь одна из самых трагических страниц истории. Ромеи и их итальянские союзники отражали одну атаку за другой. Султан решился ввести в бой свой последний резерв – гвардию янычар. Они неумолимыми волнами надвигались на стены, где их ждали, несмотря ни на что, полные решимости защитники христианской святыни.

В разгар боя был тяжело ранен сражавшийся бок о бок с императором командир генуэзцев Джустиниани. Воины понесли его к гавани, где ждало спасительное судно. Решив, что он убит, итальянцы ринулись со стен следом. Турки ворвались в город. Император снял с себя царское облачение и с мечом в руках бросился в кровавое месиво улиц. Тело его так и не было опознано…

Град Константина пал. Он носит иное имя, над Святой Софией нет креста, и это всегда будет мукой для каждого православного. Но Империя ромеев жива и сегодня. Незыблем её последний духовный бастион – Афон. И врата ада не одолеют его. Жива она в молитвах святых Василия Великого и Иоанна Златоуста, повторяемых нами в утреннем и вечернем правиле. Жива в каждом православном храме. Жива, потому что вечна…

Дмитрий Борисович ТАРАТОРИН