Александр Бобров - «Москали – чужие люди, глумятся над вами»

9 марта 1814 года, 200 лет назад родился Тарас Шавченко

 

Владимир Путин в государственной резиденции Ново-Огарёво сделал заявление для прессы по итогам переговоров с президентом Украины Виктором Януковичем: «Ещё одним значимым совместным проектом обещает стать предстоящее в 2014 году 200-летие со дня рождения великого поэта Тараса Шевченко. Мы договорились с Виктором Фёдоровичем дать поручение правительствам приступить к совместной всесторонней подготовке к этому значимому для наших стран юбилею», – подчеркнул президент, признавшись в запоздалой реакции на событие.

Что можно успеть за три месяца? Заложить деньги на помпезный вечер и банкет. Но сильно ли укрепляют взаимопонимание такие празднества? А вот неупоминание имени Михаила Лермонтова, которому в этом году тоже 200 лет, в этой связи говорит о недалёкости помощников и спичрайтеров, об отсутствии высокой политики в области культуры.

Вообще откуда появились и вознеслись классики национальных литератур СССР? Сталин, предвидя надвигающуюся войну с фашизмом, укреплял дружбу народов, возвышал их дух. А для этого он выделял главного классика каждой национальной литературы! Отсюда, конечно, потрясающее празднование 100-летия со дня гибели Пушкина (вроде не повод для торжеств), появление аж двух переводов Николая Заболоцкого «Витязя в тигровой шкуре» Руставели и сами торжества в Грузии. Заболоцкий описал размах застолий:
Шо-то пили, шо-то ели…
Шото Руставели.

Из этой же области – широчайшие торжества в честь Шевченко. Киевский писатель Олесь Бузина взял эпиграфом к своей книге о Тарасе Шевченко собственное высказывание поэта: «Я от природы вышел какой-то неконченный». И начал с такого наблюдения: «По вечерам я люблю выходить к памятнику Шевченко возле Киевского университета. Это смешное место. И символическое. Может быть, самое смешное и символическое в Украине. Именно тут культ Кобзаря, превратившись в аллегорию Абсурда, достиг вершины. До революции сквер, в котором стоит памятник, назывался Николаевским – в честь императора Николая І, а университет носил имя князя Владимира. Все казалось логичным. Царь, заботясь о благе подданных, учредил в 1834 г. университет и отдал его под покровительство святого, который крестил Русь и завёл в ней первые школы… С 1939 года, согласно очередному гениальному сталинскому плану, всё на километр вокруг, куда ни плюнь, как асфальтом, было залито именем Тараса Григорьевича. Монумент Шевченко торчит теперь в Шевченковском сквере на бульваре Шевченко напротив университета им. Т. Г. Шевченко! Рядом, в реквизированном «у панiв» особняке, помещается Музей Шевченко. Ну а чтобы никто не подумал, что слепой народ мало любит своего поводыря, ещё одно аристократическое место Киева – Оперный театр – в том же 1939 году тоже нарекли именем Шевченко, хотя ни опер, ни балетов Кобзарь отродясь не сочинял».

Остёр на язык казак. Его за эту книгу и били на улице, и кирпич на голову сбросили, но суть он уловил, хотя и не развил: Сталин, возвеличивая национальных кумиров, всё время подчёркивал роль России, её гениальных писателей в их судьбе («Сплотила навеки великая Русь!»). Потому он бы никогда упустил такого символического совпадения двухсотлетий. Ещё ведь дело в том, что 100-летие Лермонтова в 1914 году сорвала Первая мировая война, а 100-летие гибели в 1941 году не дала отметить Великая Отечественная. А ведь Лермонтов был любимейшим поэтом Шевченко. В 1850 году во время обыска у Кобзаря были отобраны две книги русского гения; Шевченко несколько раз упоминал Лермонтова и цитировал его в письмах и дневниках. В стихе «Мне кажется, но я не знаю» он писал о безсмертии Лермонтова, о силе его искусства. Стихи русского поэта поддерживали Шевченко в его ожидании свободы после кремнистого пути. Мемуаристы писали, что в день смерти Шевченко сборник произведений Лермонтова лежал на его столе. Это ж надо уметь не воспользоваться такой перекличкой судеб, таким доказательством великой роли русской поэзии!

Тарас Шевченко стал знаменем украинской незалежности, символом её самобытности, но и раздуваемым укором в адрес России. Тарас Григорьевич и сам давал для этого поводы. Так, поэма «Катерына», которую молодой Шевченко посвятил москалю – своему благодетелю и вызволителю Василию Жуковскому, начинается напутственными словами:
Чернобровые, любитесь,
Да не с москалями.
Москали – чужие люди,
Глумятся над вами.

Что-то есть в этом странное и весьма характерное для наших вековых отношений, где сплетаются притяжение и предостережение, открытость и поношение. Такой уж трудный исторический путь прошли мы плечом к плечу под грустные песни и лихие наигрыши.

Как и в глубокой древности, так и сегодня священники, проповедники, богословы однозначно считают, что грех неблагодарности – это один из тягчайших грехов. Тут, увы, с Шевченко трудно кого-нибудь сравнить.

В эпоху интернета нестойкий ум молодого украинца, наслышавшегося в школе о святости кумира, может опешить, прочитав, что Тараса Григорьевича преждевременно уложил в гроб бытовой алкоголизм, а не тяжкая солдатская служба, которая совершенно не была для него обременительной (сам писал о потакании начальства). Да и солдатский срок Шевченко схлопотал не за вольнодумство, даже не за украинофильство, а за пасквиль, написанный по адресу императрицы – женщины, принявшей личное участие в освобождении будущего пророка из холопства: «Цариця небога, мов опеньок засушений, тонка, довгонога, та ще на лихо, сердешнее, хита головою…» А рисовать ему запрещали ещё и потому, что при обыске обнаружили альбом со срамными рисунками: «рисовал неблагопристойные картинки» (из справки Третьего отделения). Пушкина-то за «Гаврилиаду», как и Лермонтова за «Смерть поэта» – отправили в ссылку. Достоевского приговорили к смертной казни за распространение письма Гоголя к Белинскому, но этим гениям за вольнодумство – так и надо, а вот хамство и неблагодарность Шевченко украинские большевики и незалежники почему-то истолковали как борьбу с ненавистным самодержавием. Шевченкомания плавно переросла в идолопоклонство. А ведь даже в Ветхом Завете написано: «Не делай себе кумира и никакого изображения того… не поклоняйся им и не служи им». Ну, с изображением – вообще мрак: набычившийся Шевченко с отвислыми усами стоит повсюду, портреты в рушниках заменили иконы. Кстати, на многих снимках в оккупированных областях Украины прислужники фашистов со свастикой на рукаве стоят рядом с портретом Шевченко. Разве это не знак?

Культ Шевченко, конечно, родился не при жизни страдальца – это работа потомков. Современники украинского поэта, видные деятели культуры XIX века, в том числе его земляки и идейные товарищи, относились трезво, а то и скептически и к его творчеству, и к первым застенчивым попыткам слепить из него идола нации. Пантелеймон Кулиш: «Если само общество явилось бы на току критики с лопатою в руках, оно собрало бы небольшое, весьма небольшое количество стихов Шевченко в житницу свою; остальное… не лучше сору, его возметает ветр от лица земли». Иван Франко в письме известному шевченковеду Василию Доманицкому писал: «Вы, сударь, глупости делаете – носитесь с этим Шевченко, как неведомо с кем, а тем временем это просто средний поэт, которого незаслуженно пытаются посадить на пьедестал мирового гения». Гоголь вообще с раздражением относился к творениям Тараса Григорьевича и при навязывании земляков был краток в оценке стихов: «Много дёгтя!» Да и сам Шевченко, надо отдать ему должное, весьма трезво и критически относился к своему поэтическому и художественному дарованиям – прочтите дневники!

После смерти Кобзаря был выполнен его «Завет»: «Чтоб лежать мне на кургане над рекой могучей…», и могила Тараса стала местом паломничества украинцев со всего света. Но такое-то завещание было выполнить проще всего. Другие заветы великого народного поэта почти каждый сегодня толкует по-своему. Для украинца творчество Шевченко – евангелие от Тараса. Нам же, нынешним москалям, наверное, надо прежде всего ценить Шевченко за его глубокую, доказанную словом и судьбой народность, которая не формально в произведениях сказалась (хотя и просто писать, петь, мыслить в народном духе сегодня не модно, а уж выйти с этой сутью на широкое поприще, в эфир – почти немыслимое дело), а была доказана всем строем и нервом многогранного, не сломленного обстоятельствами творчества. Тут борец за самобытность Шевченко – безсмертный пример. 

Нынче спекулятивно используемая в политических целях судьбина поэта – весьма поучительна. Многие исследователи посчитали, что в том же шевченковском «Завещании» – 60% общерусских слов. Но вдруг из Тараса, который писал повести и дневник по-русски, стали делать в духе подлого времени русофоба! А сам ведь Шевченко обмолвился в дневнике – «Наша русская тоска», да и в послесловии к раздольной и жестокой поэме «Гайдамаки», наполненной кровью «червонiэ, шляхетською, жидiвською», говорит о своей верности правде так: «Сердце болит, а рассказывать надо: пусть видят сыновья и внуки, что отцы их ошибались, пусть братаются вновь со своими врагами. Пусть житом, пшеницею, как золотом, покрыта, неразмежёвана останется навеки от моря и до моря славянская земля».

Тарасова правда – ради утверждения братства, преодоления распрей и ошибок отцов, а нынешняя правда порой направлена на размежевание, на разжигание ненависти к восточным братьям – русским. Вот западным братьям – ляхам – все зверства, притеснения и унижения самостийниками прощены. А русским их просчёты, а то и неуклюжести – ни за что!

Но не столько политическими мотивами переполнено творчество Кобзаря, сколько неизбывной болью за поруганного человека и вечным славянским восторгом перед Жизнью и Песней:
И в самых радостных краях
Не знаю ничего красивей,
Достойней матери счастливой
С ребёнком малым на руках.

Не больно-то радостны сегодня наши края (Украина после нищей Молдавии – на предпоследнем месте по бедности в Европе, да и Россия – недалеко ушла), но, поскольку Кобзарь родился, можно сказать, в официальный Женский праздник, надо поклониться хотя бы поэтическому образу страдалицы Катерины без эстрадного кокошника или бумажного веночка из квитиков и помянуть поэта, не имевшего, но любившего детей и многострадальную Родину от Днепра до Невы.

Александр Александрович БОБРОВ