Нина Карташёва - Как я побывала в клинической смерти

Долго я не решалась опубликовать эти заметки… Таинственное, сверхъестественное, потустороннее… То, что у скептика и атеиста вызывает подозрительность относительно здравого рассудка автора, а у жизнелюба (впрочем, и у меня до пережитого) — недоверчивость и сомнение. Если нет своего мистического опыта, то и не верится.

У Достоевского один из героев рассуждает, что земной здравый ум является как бы надёжной крепкой стеной, ограждающей нас от мира невидимого. Но в какие-то моменты потрясений, болезни, вдохновения эта надёжная стена даёт трещину или открывается замурованное окно, через которое человек видит по ту сторону, что мы и называем потустороннее. Таковы прозрения пророков, поэтов, художников, святых, юродивых и даже сумасшедших. Но каждый видит то, в чём живёт его душа. Жуткие полотна великого Босха, неизреченные свет и радость видений святого Серафима. Духообщение у кого-то с силами тьмы и её лживой прелестью, а у кого-то с невещественным и животворящим светом. Святые могут видеть и духов злобы и бороться с ними, и видеть святых ангелов и даже Бога и принимать от них живую помощь.

А нам, простым смертным, лучше всего молиться и верить. И лучше всего до смертного часа совсем не знать опыта перехода в мир иной. Достаточно верить слову сильных духом, верить слову Евангелия и силе Креста Господня. Но мы не столь послушны и кротки сердцем. Мы, как дети, хотим сами всё узнать… И часто мы сами виноваты, что в мире так перемешаны добро и зло, вера и суеверия, обыденное и непостижимое, правда и вымысел. Уроки Учителя и Творца усваиваются кое-как. А ведь экзамен сдавать всем. Все мы смертны. И все до единого — и президент, и бедный инвалид — встанем перед Богом. И часа-то нашего не знаем. Через 30 лет умрём или сейчас? Здоровый образ жизни не гарантирует, что завтра вам на голову не свалится кирпич или ваша машина вместе с вами не сгорит в ДТП.

Два года назад меня доставила «Скорая помощь» полумёртвую на операционный стол ближайшей больницы. Врачи спасли мне жизнь, а Господь спас мою грешную душу для покаяния. Сознание покинуло меня, как бы закручивая в какую-то стремительную, светящуюся и жёсткую спираль. Я увидела операционную палату, лампы, врачей, безпомощное тело и подумала, что я умерла и это меня препарируют. Потрясённо удивилась, но испугаться не успела. Сверхсила мгновенно и резко перебросила меня в немыслимую, переливающуюся голубоватым светом тишину. Блестящие горы и узенькая, обрывистая тропинка вверх. Слева обрыв, справа гора, тропинка шириной в мою ступню почти вертикальная, и мне надо только вверх. И я пошла сначала бодро, потом потише. Рядом кто-то был, кто не помогал, а как бы следил с участием и готовностью помочь. Вверху было очень радостно и много светящихся крыльев, не облаков, а реющих крыльев, и когда я туда смотрела, то слышала музыку от крыльев, если это можно назвать музыкой, тихая, радостная гармония. Там были простор, красота и… разум, то есть всё там было одушевлённым, любящим и ждущим лично меня. Но смотреть туда всё время я не могла. Узенькая тропинка вверх была опасной. Когда я чувствовала, что рядом со мною есть кто-то, может быть, покойный папа, мама, может быть, ангел, я успокаивалась. И с ним, я это ясно чувствовала и даже видела, все те, о ком я молилась и кого любила. Не только родные и те, кого я знала в этом мире, но и те, кого я никогда не видела и не знала, но молилась.


Возможно, мои дальние предки, и не только, например, Пётр Николаевич Краснов — я люблю его творчество, он записан в мой помянник как воин-герой поля брани и духовный писатель-патриот. И в те роковые для меня минуты он был там, сопереживал, и если бы кто-то великий, может быть, ангел разрешил ему помочь мне, он бы сразу пришёл мне на помощь! Все они были рядом, но только сочувствовали, не помогали и не говорили со мной. Лица у них были не как в жизни, а тонкие, просветлённые. Они были рядом, но не на твёрдой тропинке, а в воздухе, шли рядом, как по тверди, не падая в бездну. Мне было с ними уверенно и спокойно, но я знала, что я, как они, не смогу идти по воздуху, мне нужно опираться на тропинку, а в воздухе я буду падать! Когда же я их присутствия не чувствовала и не видела, я шла очень уверенно и медленно. Вот в такой момент оставленности, уже пройдя более половины невероятно крутого подъёма, я обернулась! Забыла о русских сказках, что нельзя оглядываться. Не вспомнила Евангелия, что берущийся за плуг и оглядывающийся назад ненадёжен. Я оглянулась!

Ужас, сковавший меня, не передать никаким даром слова, и Пушкин бы онемел! Немыслимая высота, до цели, до крылатого света, ещё так высоко, а внизу пропасть, наполненная ужасом. И так же, как свет наверху был разумным, родным и одушевлённым, так страшная пропасть наполнена внизу тоже одушевлённым, безстыдным, ядовитым разумом. Там меня, лично меня, злорадно ненавидели. И я испугалась! Я решила, что дальше не пойду, чтобы не сорваться вниз. Я останусь здесь, прижимаясь к скале, на узенькой, вторую ногу не поставить, тропинке. И тут — самое страшное, чего и представить было невозможно, — исчезло ВРЕМЯ. Нет ВРЕМЕНИ — есть ВЕЧНОСТЬ! Время не существуeт! И я остаюсь навсегда, не достигнув радостного света, здесь.

Остаюсь, чтобы не упасть в кромешную пропасть, наделённую злым разумом. Испугалась, и ужас вечности приковал, ужас, что уже не существует времени. Это навсегда! Я не достигну Того и тех, кто меня любит и ждёт. И вдруг среди этого неподвижного ужаса раздался голос — звучный и кроткий одновременно: «Где она?» — и кто-то другой, тоже благозвучно, как музыка, ответил: «Она боится!» И меня опять, как в светящуюся жёсткую спираль, закрутило, только в обратную сторону, в сознание. Я увидела себя опять лежащей, рядом с другими. Эта была реанимационная палата. Все лежащие были голые, и я подумала, что это морг и я мертва. Но я была уже жива, слава нашим врачам и слава Богу, сохранившему мне жизнь, где ещё есть время, чтобы набраться духовных сил и дойти к Нему без страха.

Да, я попала в больницу внезапно, не готовой к смерти, не исповедовавшись, не причастившись. Это страшно. Да минует нас всех такая участь, приведи, Боже! Позже ко мне допустили священника, пособоровали, причастили. А потом уже в отдельной палате я стала отдалённо похожей на себя, в чепчике, в домашней рубашке, в изголовье иконы, цветы, рядом муж молится. Уже и не так страшно. Священники бывали у меня часто, и я готовилась уже всем сердцем и умом к воле Божией — или умереть, или жить. И за это силы зла яростно негодовали на меня. В бреду я слышала страшный голос, так не похожий на тот, который был ТАМ. Здесь голос хамский и грубый: «Где она?» — и другой голос, такой же мерзкий, отвечал: «Она ни здесь, ни там!»

Состояние физическое у меня было ещё очень плохое, и все мои близкие и Матушка-Церковь меня вымаливали. Бедный муж не отходил от меня, вычитывал за день всю Псалтырь и специальные каноны и акафисты о болящей. И когда наступил кризис, я духом успокоилась. Я знала, что теперь уже мне не надо будет карабкаться по узенькой крутой тропинке, я стала после причастия лёгкой и сразу попаду в свет и радость. Я это знала очень уверенно. Меня не интересовало ничто материальное. Даже если бы мне предложили дворец на Рублёвке и бриллианты королевы Англии, я бы не соблазнилась. Я хотела только туда, где Красота, в которой Бог! Меня тянуло только Туда. Но меня очень вымаливали здесь, а может быть, и там. И муж неотступной молитвой мешал мне отойти в мир иной. Я его всячески пыталась выслать из палаты, просила идти за чем-нибудь в столовую, в магазин, лишь бы ушёл. Но он, наверное, чувствовал моё состояние и не уходил. Вслух читал и читал молитвослов. Я была как воздушный лёгкий шарик на нитке: хочу улететь, а нитка не пускает. Этой ниткой была молитва. Да ещё врач, дай Бог ему здоровья, попался чуткий и талантливый. И я пошла на выздоровление. Ровно через 40 дней меня выписали.

И вот я жива, работаю, езжу по свету, веду концерты, но я стала какая-то другая. Я стала жалеть даже злых, негодных людей. А их нынче много. Всем хочется быть богатыми. Ради денег могут холодно обобрать родного брата, предать Родину, Бога, самих себя, унижаясь перед сильными, лицемеря. И всё это оседает грязной тяжестью на безсмертной душе. Что ожидает несчастных злодеев там, где нет Времени, а только Вечность?! Страшно оказаться в ненавидящей всякого человека тьме без радости и смысла в земном богатстве. Там не Бог, а противобог, сатана, который тоже реален и царствует в своём разрушительном безобразии, он без образа и подобия, лишён благодати. А Бог в красоте, любви, порядке и удивительной гармонии. Пока мы здесь, мы можем заслужить красоту и любовь, а Там уже будет поздно. Там нет Времени как такового.

Будем же милосердны друг к другу. И не бойтесь, как я испугалась, Бог нас, каждого, знает по имени, лично, любит каждого, как единственное неповторимое Свое творение. Не надо завидовать и ревновать к другим. Каждый из нас единственный, недаром даже линии на ладони и отпечатки пальцев неповторимы, а уж тем более душа. Все люди похожи, но каждый своеобразен. Свой образ имеет. Каждый из нас приходит в сей мир осуществить замысел Божий о своей единственной душе в свободе добровольного определения ко Злу или Добру. Жизнь земная так хрупка.

Внезапная смерть может настигнуть в любой момент. Готовы ли мы? Тяжесть налипших на душу грехов не даст ей покоя и света. Только чистота, добрые поступки, милость к слабым и бедным могут облегчить душу. Надо успеть! Спаси нас всех Христос и Его Пречистая Матерь-Дева!

Нина Васильевна КАРТАШЁВА
21 ноября 2013 г.
День св. Архистратига Михаила Архангела
(по благословению духовника)