(Окончание. Начало в №№ 9-10, 2013)
ЧТО ПЕЛИ, О ЧЁМ ГОВОРИЛИ
И уже сидели у монастырских ворот калики перехожие да слепцы-«песельники». Рассказывали калики о русских обителях, о Киево-Печерской и о Сергиевой Лаврах, об Афоне и Синае, а иные хаживали и в славный Иерусалим, ко Гробу Господню. Слепцы пели народные былины о богатырях Руси, о тех, кто вошёл в народное сознание, в плоть и кровь русских, о князе крестителе Руси Владимире Красное Солнышко, об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алёше Поповиче, о Микуле Селяниновиче, Вольге Святославовиче, Никите Кожемяке… Как обидел князь Владимир славного богатыря Илью Муромца, не позвал «на почестен пир», да как спохватился вскоре, когда «поганые» вновь пришли к Киеву, и просил Илью о помощи. Не стал богатырь вспоминать обиды, пошёл биться «за землю Русскую, за веру Православную».
Пели слепцы трогательные народные песни о Куликовской битве, в которой сшибались защитники Руси с неприятелем. «Соступишася полки, крепко бьющися. Трещат щиты червлёные, ломаются рогатины крепкие, льётся кровь богатырская по седельцам по кованым, сверкают сабли булатные, катятся шеломы злачёные, валятся головы воинов со добрых коней на сыру землю». Особенно часто исполняли слепцы песни, доводящие слушателей до слёз, песни о татарском плене. Как похваляется богатый татарин перед русской женой, что привезёт ей с Руси служанку, и действительно привозит.
Заставляют пленницу «три дела делати: как перво дело, да ей куделю прясть, как второ дело, да ей гусей пасти, как третье дело, да ей дитя качать». И вот она всё это исполняет, качает дитя и ему песню поёт: «Уж ты бай-баю, да ты татарский сын, уж ты бай-баю, да ты русёночек. Уж ты бай-баю, да будешь внук ты мне. Как твоя-то мать, да мне родная дочь: я признала в ей две приметочки. У ней давняя есть родимечка, у ней в ноженьке нет мизинчика…» Далее она признаётся в том и дочери. И дочь узнаёт свою родную мать, хотя всего лишь «семи лет была во полон взята». А далее дочь предлагает матери вернуться на родину, говорит, чтобы мать брала «золоту казну да безрасчётную, безрасчётную, да сколько надобно, и бери, мати, коней езжалыих, коней езжалыих, да самолучшиих, поезжай, мати, да на святую Русь!» Но не надо матери ни золота, ни коней самолучших: «Я с тобой, дитя, не расстануся!» И пелись также песни и о том, как погибали русские полонянки, «тоненьки, долгоньки, высоконьки, в белых рубашках миткалевых, во алых тафтяных сарафанах, в аленьких башмачках во сафьяновых…». Не хотели они идти к татарам ни в жёны, ни в наложницы, ни в работницы и смерть предпочитали рабству.
И всё хотелось верить и певцам, и слушателям, что прошло тяжкое время чужеземного ига, но оказалось — нет, вновь наступало. Не успокоились враги России. Скрежетали зубами ордынцы, теряя рабов, лишаясь дани, с них взимаемой. Новый властитель Орды хан Ахмат двинулся на Россию. И стратегия, и тактика у захватчиков была одна: самим не работать, жить за счёт других. Лето идёт, а они не жнут, ни косят, ни сенокосят. Зачем? Всё это для них свершают русские рабы. Вот нагуляются на летних пастбищах быстроногие татарские кони, а тогда и навалимся на Русь, пойдём зимовать на русских сытых хлебах.
Добралась до монастыря печальная «Повесть о взятии Царьграда турками». Главный вывод, который делался при чтении, был таков: ослабла в Царьграде вера Православная, упали духом защитники города, вот и оказались лёгкой добычей. «И так случилось и свершилось по грехам нашим: беззаконный Магомет воссел на престоле царства, благороднейшего среди всех существующих под солнцем, и стал повелевать владевшими двумя частями вселенной…» «О, великая сила жала греховного! О, сколько зла рождает преступление! О, горе тебе, Седьмихолмый, что поганые тобою обладают, ибо сколько благодатей Божиих в тебе просияло, прославляя тебя и возвеличивая более всех иных городов… Ты же, словно безумный, отворачивался от Божественной милости к тебе и тянулся к злодеяниям и беззаконию. И вот теперь явил Бог Свой гнев на тебя и предал тебя в руки врагам твоим. И кто об этом не восплачет, не возрыдает!»
Там же было помещено и предсказание, вызванное событием при закладке столицы Византии — Константинополя. Выползла из норы змея, тут же орёл ниспал с поднебесья, схватил её. Змея обвилась вкруг орла. Орёл взлетел, и они скрылись из глаз, но вскоре вернулись на то же место. Люди подбежали и убили змею, освободили орла. Сие было истолковано так: орёл — это христианство, а змея — символ мусульманский. Змея одолела орла, и этим возвещено, что мусульманство одолеет христианство. А так как христиане змею убили, а орла отняли, этим явлено, что напоследок христиане одолеют мусульман и Седьмихолмием вновь овладеют.
ПОЯС ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ
Накатилась лавина степняков на Русь ровно сто лет спустя после Куликовской битвы, в 1480 году. Степные «сторо,жи», тогдашние разведки, следили за передвижением татар и постоянно доносили о них великому князю Иоанну III. Князь выдвинул навстречу войска. Уже и огнестрельное оружие к этому времени появилось у русских.
И вот — грозное лето и осень стояния на Угре. Рати встали лагерями на разных берегах. Воинственные крики неслись от неприятеля. Специально, стращая русских, проносились туда и сюда вооружённые конники. Землю рвали копытами, пыль поднималась, садилась на воду, уходила к Оке. Наши стояли молча, день начинали и день заканчивали молитвой.
Много воинов постоянно бывало на службах в Тихоновой пустыни. Ратники старались чаще причащаться, ибо кто ведает, когда наступит сеча, и, конечно, очень важно отойти в вечность после причастия. А в том, что придётся погибнуть в бою, в этом никто не сомневался. И никто этого не боялся, ибо «нет большей любви, как погибнуть за други своя», за землю Русскую, за святые Божьи церкви.
Служило препятствием Московскому князю принять решение о наступлении вот что: со времён начала ордынского ига русская земля считалась землёй ордынцев, и они отдавали её как бы в аренду русским князьям для сбора дани. Орда командовала в Руси. А на Руси крепко знали правило: «несть власти, аще не от Бога», власть — дело Богом установленное, надо ей покоряться. Какую власть заслужили, ту и получили. Хорошая власть — в награду, плохая — для вразумления. Колебался князь, в народе же, натерпевшемся от татар, и в войске, желавшем битвы, росло недовольство.
Преподобный Тихон с братией молились о том, чтобы сберечь, сохранить русскую кровь. Приближалась зима. И здесь русские оказывались в лучшем положении: они были с запасами хлеба для людей и корма для коней. Крестьяне, с благословения игумена Тихона, добровольно отдавали свои запасы для питания воинов. И как иначе: не корми своих — будешь кормить чужих. С тревогой смотрели на тот берег, по которому туда и сюда скакали степняки в островерхих рысьих шапках. Видно было — татары нервничали. Уже несколько раз пытались наводить мосты, но русские ядра и стрелы отгоняли их от берега.
И громко прозвучало послание рязанского епископа Вассиана Иоанну III. Это было своего рода открытое письмо, которое читали, переписывали и рассылали:
«…Безбожное племя агарян приблизилось к земле нашей, к вотчине твоей. Уже многие соседние с нами земли захватили они и движутся на нас. Выходи же скорее навстречу, призвав Бога на помощь, и Пресвятую Богородицу, нам, христианам, Помощницу и Заступницу, и всех святых Его. Последуй примеру прежде бывших прародителей твоих, великих князей, которые не только обороняли Русскую землю от поганых, но и иные страны подчиняли, вспомни Игоря, и Святослава, и Владимира, которые с греческих царей дань брали, а также Владимира Мономаха, как и сколько раз бился он с окаянными половцами за Русскую землю, и иных многих вспомни, о которых ты лучше нас знаешь.
А достойный похвал великий князь Димитрий Донской, прадед твой, какое мужество и храбрость показал за Доном, над теми же окаянными сыроядцами — сам он впереди бился и не пощадил жизни своей ради избавления христиан… поэтому, пошедший на подвиг Господа ради, и доныне похваляем и славим не только людьми, но и Богом. Ангелов он удивил, людей возвеселил своим мужеством, а те, кто подвизались вместе с ним до смерти, от Бога получили оставление грехов и мученическими венцами почтены были так же, как первые мученики, которые за веру пострадали от мучителей и за исповедание веры Христовой умерли».
Что касалось сомнений князя об отношении к власти, епископ решительно заявлял: «Мы, весь Боголюбивый собор, благословляем тебя: не как на царя пойдёшь, но как на разбойника, хищника и богоборца. Уж лучше тебе погибнуть, чем пустить их в землю нашу на разрушение и погубление всему христианству, на запустение и осквернение святых церквей. И что, разве какой пророк, или апостол, или святитель какой учили повиноваться богомерзкому и самозваному царю, и кому? Тебе, великому страны Русской христианскому царю».
И вот это — величие духа и решимость не только сопротивляться, но и победить — почувствовал хан Ахмат. Или ему, как некогда Тамерлану, было видение Божией Матери, повелевавшей уходить из русских пределов. Не случайно же река Угра получила наименование Пояс Пресвятой Богородицы.
А ещё было значительное, судьбоносное событие в тот год. Икона Владимирской Божией Матери, принесённая во Владимир князем Андреем Боголюбским, уже бывала в Москве и спасала её, но возвращалась во Владимир. А в год окончательной победы над Ордой она была принесена в Москву навсегда и помещена в новом Успенском соборе Кремля.
Грянули морозы, Угра замёрзла, и лёд её мог выдержать даже конницу. Ждали нападения. Но татары ушли.
НАСТАВНИЧЕ МОНАХОВ, СОБЕСЕДНИЧЕ АНГЕЛОВ
Вздохнула Русь. В обители преподобного Тихона началось «каменное строение». Монастырь становился всё более известным в России. Уже паломники, идущие к «Киево-Печерским угодникам», считали непременным правилом посетить гостеприимную обитель, причаститься, взять на дорогу сытного, душистого монастырского хлеба. И все старались подойти под благословение настоятеля. И он, как бы ни был усталым и измученным, выслушивал беды и горести и, по-прежнему немногословный, благословлял на дальнейшую жизнь, на труды во славу Божию. А других трудов он и не представлял. Говорил он мало, по-прежнему любил молитвенное уединение. В нём, как ни в ком другом, сказалось правило: вера Православная не в рассказе о ней, а в примере. Пастырь может много говорить о религии, о её значении, но если сам он плохой молитвенник, труженик, то и овцы его стада разбредутся.
Родина монаха — его монастырь. И вместе с тем он не заключён в монастырские стены, как в темницу, это не неволя, а радость служения Господу. Мало мы знаем о великом молитвеннике преподобном Тихоне, но благодарная память народа хранит его в сердце как своего многомощного заступника за нас, грешных, перед Престолом Божиим. Почитание его имени, память о нём, обращение к нему никогда не переставало. А ведь как убивали эту память! Как стирали с земли монастырские постройки, взрывали, разбирали, заселяли строения случайными людьми, психически повреждёнными, переделывали собор в клуб, крутили фильмы, плясали на церковном полу. А какое пьянство царило тут. А какие сотни и сотни метров колючей проволоки израсходовали на создание преграды, чтобы люди не шли к источнику. Но шли, но ползли! К любимому святому, каялись перед ним, просили помощи и получали её.
А что касается гонений, то скажем, что православной России всё в пользу. Вспомним апостольское: Любящим Бога… все содействует ко благу (Рим. 8, 28). Попробовали жить без Бога, поискали спасения в делах закона, обожглись, опомнились и вспомнили простое, веками выверенное правило: «Без Бога ни до порога», и стали жить дальше.
Идём к святыням, к святым, к преподобному Тихону. Вспоминаем, как возрождалась пустынь. Казалось, что душа ушла из неё. Нет, преподобный был с нами. Незримо был. А явно тут высился среди монастырского двора истукан революционного вождя, но он был до того неуместный, что казалось — ему и самому тут не по себе. И как стало без него просторно, легко вздохнулось. Царапали в кровь руки, снимая проволоку, погружались в купель, которая была просто ямой с водой, но как оживали после святой воды тело и душа и как это давало новые силы для трудов.
Это теперь кажется, что всегда так и было — часовенки над купелями для братьев и сестёр, удобные спуски к воде, оборудованные лотки для набора воды, вроде и представить невозможно ту мерзость запустения, что была совсем недавно.
Владимир Николаевич КРУПИН