Жизнеописание Алексея Михайловича Ридигера – Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II (Продолжение)
ДЕЛА ЗЕМНЫЕ И НЕБЕСНЫЕ
С назначением владыки Никодима (Ротова) на должность председателя Отдела внешних церковных сношений (ОВЦС) Русская Православная Церковь вошла в орбиту всемирного экуменического движения, вступила во Всемирный Совет Церквей, подтвердив согласие с его конституцией. Патриарх Алексий заявил: «Русская Православная Церковь Московского Патриархата не только всегда молилась и молится о благосостоянии Святых Божиих Церквей и соединении всех, но и полна решимости внести свой вклад в великое дело христианского единства…»
На первом родосском совещании председательствовал Афинский архиепископ Хризостом II (Хатзиставру). Собственно говоря, это совещание было учредительным, оно задалось целью обозначить главные вопросы, которыми впредь будут заниматься участники будущих подобных форумов. Примечательно, что, по воспоминаниям одного из участников — архиепископа Брюссельского и Бельгийского Василия (Кривошеина), «на образ действий архиепископа Никодима оказывал большое влияние и давление член нашей делегации, служащий иностранного отдела Патриархии некто И.В.Варламов, пренеприятная и нахальная личность. Видимо, он был чекист, во всяком случае, присланный органами советских властей, чтобы наблюдать за действиями архиепископа Никодима и прочими членами делегации». Облик Варламова хорошо характеризуют его слова, сказанные по поводу пресс-конференции архиепископа Никодима:
— Мы предложим слушателям побольше бутербродов с икрой, затем водки тоже побольше, и когда хорошенько нажрутся и напьются, тогда и начнём говорить.
Под наблюдением чекиста русские архиереи были во многом скованы в своих действиях, и владыка Никодим даже снял с рассмотрения вопрос об усилении борьбы с атеизмом в современном мире, так же как и вопрос о масонстве, которое в СССР отсутствует, а потому, по словам владыки Никодима, сей вопрос является вопросом местного, а не общеправославного значения. Но в остальном, как пишет тот же архиепископ Василий, «несмотря на все трудности совместной (первой) работы с владыкой Никодимом, на его неопытность и самоуверенность, на его страх перед приставленным к нему Варламовым, его боязнь провалиться в глазах советских властей… он авторитетно, твёрдо, умело и вместе с тем тактично защищал на Родосе дело Православия в целом и достоинство РПЦ в частности. Особенно твёрдо он противостоял притязаниям Константинополя на почти что папский примат, на его попытки монополизировать дело подготовки и созыва Собора. Он это проводил твёрдо по существу, но мягко и тактично по форме, так что единство Православия не только не было нарушено, но вышло даже усиленным. Среди греков, хотя и не всех, он приобрёл авторитет и уважение».
После Родоса епископ Алексий был отправлен на III Ассамблею Всемирного совета Церквей. Она проходила в Дели, и именно на ней было закреплено вхождение Русской Православной Церкви Московского Патриархата в эту организацию. Русские архиереи добились весьма важного изменения самой основы вероисповедания, так называемого базиса, в который была внесена «троичная формулировка». Изначально базис, выработанный на I Ассамблее в Амстердаме в 1947 году, выглядел так: «Всемирный совет Церквей есть сообщество Церквей, которые признают Господа нашего Иисуса Христа как Бога и Спасителя». В новой редакции базис звучал следующим образом: «Всемирный совет Церквей является содружеством Церквей, исповедующих Господа Иисуса Христа Богом и Спасителем согласно Священному Писанию и потому ищущих совместного исповедания, общего для них призвания во славу единого Бога — Отца, Сына и Святого Духа». Разница существенная, отсекающая еретиков, не признающих Троицу, в которой Христос является одной из трёх сущностей, нераздельных и неслиянных.
1962 год принёс Алексею Михайловичу Ридигеру ещё одну тяжёлую утрату. Скончался совсем не старым его дорогой батюшка — отец Михаил. 28 мая ему должно было исполниться шестьдесят лет, но всю зиму и весну он тяжело болел. Смерть любимой жены оказалась для него невыносимым ударом. На Пасху 29 апреля отец Михаил с трудом совершил богослужение, вскоре у него случился инфаркт, и пастырь добрый не дожил до своего юбилея совсем немного, умер 9 мая, в самый День Победы, который в те годы по воле Хрушёва не праздновался.
Скольким людям в своей жизни помог отец Михаил, скольких в буквальном смысле слова спас от верной смерти! Один из таких спасённых, вызволенный отцом Михаилом из концлагеря Пылькюла Валерий Поведовский, впоследствии ставший протоиереем, писал Святейшему: «Ваш покойный отец не только знаком был с писаниями деятельных отцов Церкви древности, но и с живыми носителями их мудрости — валаамскими старцами. Всё это он совмещал с велениями времени, потому и сам являлся, при наличии любви и сострадания к людям, достаточно мудрым руководителем многих в их пути к Царству Небесному, иногда производя впечатление старца своими советами и практической помощью. Мама Ваша, верная помощница Вашему отцу, была единодушна с ним в радостях и скорби, которая есть постоянная спутница всякого пастыря Церкви. Поэтому-то, быть может, ей был так близок акафист Божией Матери «Всех скорбящих Радосте», прочитываемый ею ежедневно. Вы были единодушны с родителями, и эта жизнь с ними была колыбелью Ваших духовных младенчества, а затем и роста…»
Елена Фёдоровна Гизетти, племянница отца Михаила, в своих воспоминаниях писала: «Он приходил к нам — и я всегда помнила, что если придёт мой дядя Миша, то обязательно у него в кармане будет шоколадка. Без шоколадки не приходил никогда. Он всегда был весёлый, очень любил шутки, добродушно над нами подшучивал… Это качество Святейший Патриарх унаследовал от отца. У него была удивительная улыбка и глаза. Эти глаза остались в памяти — добрые, всегда сияющие…
Во время войны все священники, в том числе и отец Михаил, призывали брать из лагерей в свои семьи детей, оставшихся без родителей, — и многие брали, как русские, так и эстонцы. У нас жил мальчик, отец Михаил крестил его, у наших знакомых тоже — кто двух брал, кто одного, очень много брали. Отца Михаила очень любили, слушались, шли к нему со всякими горестями. Он говорил, например, моей маме: вот, люди пришли, им негде жить… У него-то места было мало, а у нас большая квартира. И жили у нас люди, без конца жили, а он помогал им материально. Беженцы из лагерей обращались к нему как к священнику — и мы им помогали. Это была семья. Вот я бы сейчас не смогла уже так — время стало другое… А он помогал очень многим людям — а у самого и ряса, и подрясник были старенькие… А моего отца расстреляли ещё в 1941-м. Он носил итальянскую фамилию Гизетти, но Гизетти, как и Ридигеры, давно обрусели. Вообще эти два семейства были так близки и тесно связаны, что фактически это была одна большая семья. Я не любила свою фамилию за то, что она очень красивая и все сразу обращали внимание, а я была девчонкой очень стеснительной… Я не знала, что папу расстреляли, только маму вызвали и сказали. Обвинения? Белый офицер, капитан, участвовал здесь в офицерском собрании. Он очень деятельным был, ему всегда нужно было в чём-нибудь участвовать. Отец Михаил стал мне вторым отцом. Со всеми своими делами я всегда ходила к нему. Это была поддержка во всём. Он часто говорил: "Только с Алёшей не потеряйтесь", — чтобы мы всегда были вместе… "Чтобы только вы не потерялись…" Отец Михаил очень меня любил… Узнав, что я выхожу замуж, он очень обеспокоился, беседовал со мной, говорил, что надо раньше узнать человека, пуд соли с ним съесть, но когда увидел моего будущего мужа, то сразу его полюбил, они потом часто встречались, беседовали. Я работала в детском саду и поэтому в церкви на виду стоять не могла, ходила в ризницу и там стояла. Однажды отец Михаил входит туда и говорит: "Уполномоченный пришёл!" А тогда если приходил уполномоченный — не дай Бог, чтобы дети были в церкви или что-то ещё недозволенное, это было страшное дело. Я смотрю — у отца Михаила руки стали дёргаться. Был страх за то, что закроют церковь. Он говорит: "Молись — не дай Бог, он что-нибудь увидит!" Несколько раз я наблюдала такие трудные, тяжёлые моменты. У отца Валерия Поведского в Пюхтицком подворье тоже в ризнице прятались. Я ходила в церковь потихоньку, пробиралась, чтобы с работы не выгнали. Я считаю, что мне очень повезло в жизни, что меня окружали такие светлые люди с большой душой — отец Михаил, моя бабушка Аглаида Юльевна… Эти два человека были для меня вообще образцом человеческой доброты. От них исходил внутренний свет…»
Отец Михаил упокоился рядом со своей милой супругой Еленой Иосифовной на кладбище Александро-Невского храма в Таллине. На их могилах — два скромных гранитных надгробия с надписями: «Елена Иосифовна Ридигер. 12.V.1902 — 19.VIII.1959. Горячо любимой и незабвенной мамочке от мужа и сына» и «Настоятель Таллинской Казанской церкви протоиерей о. Михаил Александрович Ридигер. 28.V.1902 — 9.V.1962. Блажени милостивии: яко тии помиловани будут. Мф. 5, 7».
В 1962 году епископ Таллинский Алексий продолжал бороться за сохранение Пюхтицкого монастыря и храмов своей епархии. Во многом ему помогала его должность заместителя председателя Отдела внешних церковных сношений. В те самые дни, когда отец лежал с инфарктом, он возил в Пюхтицы делегацию Евангелическо-Лютеранской Церкви ГДР, целых семнадцать человек.
— Отец как никто понимал меня, был в курсе моей задумки. Когда прощались, пожелал мне успеха. Несмотря на болезнь, горячо молился за меня, а потом радовался успешному завершению «операции». На какой-то момент он даже почувствовал себя лучше…
Вернувшись к себе домой, гости дали интервью газете «Neue Zeit», и вскоре там вышла полная восторгов статья. И после этого разорять обитель? На такое власти уже не могли решиться. Продолжался кризис во взаимоотношениях СССР и США, любой негатив был советскому руководству не ко времени.
Вскоре епископ Алексий побывал в Париже. Там он встречался со многими представителями первой волны эмиграции, увидел, что все они по-прежнему живут и дышат горячей любовью к утраченной Родине. Они удивлялись:
— Разве вас не расстреляют дома за то, что вы с нами встречались?
— Нет, у нас вообще уже не расстреливают священников. Хотя живётся пока по-прежнему несладко, — тихо отвечал он, улыбаясь.
Из Парижа владыка привёз в Пюхтицы делегацию французских протестантов. И снова по итогам этого визита в зарубежной прессе появились восторженные публикации. Опасность закрытия монастыря исчезла и больше уже впредь не возникала. А шахтёров стал принимать только что построенный санаторий «Нарва-Йыэсуу», расположенный на самом берегу моря.
12 мая 1962 года епископ Алексий отпел своего отца в храме Александра Невского. И только подумать, каков цинизм — сразу после погребения к нему, подавленному горем человеку, подошёл уполномоченный по делам Церкви Кантер и сказал:
— Примите мои соболезнования, а заодно подумайте, какой из таллинских храмов будет новым кафедральным собором.
Владыку Алексия словно молотком по голове ударили.
— А как же Александро-Невский кафедральный собор?
— Видите ли, молодёжь города Таллина требует превратить этот храм в планетарий. Мы живём в эпоху освоения космоса, всюду есть планетарии, а в Таллине нет, согласитесь, что это дикость какая-то. Вон в Риге-то…
В Риге как раз только что был закрыт кафедральный собор Рождества Христова. Новый министр культуры СССР Екатерина Фурцева лично отдала распоряжение немедленно спилить кресты и начать перестройку храма в планетарий. На убитого горем епископа наваливалась новая беда — его самый любимый в мире храм Александра Невского хотят осквернить! Здесь он впервые в детстве испытал пасхальную радость, здесь начал прислуживать своему духовному отцу протоиерею Иоанну, этот собор он в качестве иподиакона готовил к открытию в радостном 1945 году, в нём он был возведён в сан протоиерея, здесь отпевали его мать и отца…
— Прошу вас подождать… — взмолился он к уполномоченному. — Это очень болезненное решение для всех верующих. Хотя бы до праздника Троицы.
— А это когда?
— Семнадцатого июня.
— Но не позже.
Времени было не так много, но достаточно, чтобы обдумать план действий, подготовить материалы для разговора с чиновниками, найти нужные аргументы. Явившись во всеоружии, владыка стал подробно рассказывать, как в 1924 году эстонские националисты первыми хотели взорвать храм, как потом хотели его перестроить в Пантеон эстонской самостоятельности. Он показал экземпляр журнала по архитектуре 1930 года, в котором особо ярые ревнители эстонской самобытности поместили фотомонтаж — вид Таллина с храмом Александра Невского, но без куполов и крестов.
— А кроме того, — говорил епископ Алексий своим мягким и спокойным голосом, — этот храм уже закрывали. Гитлеровцы. Сразу, как только вошли в Таллин. И он бездействовал до их полной капитуляции, а был заново открыт в год нашей Победы над фашизмом. И носит имя Александра Невского, разгромившего тевтонцев. Поэтому и фашисты его ненавидели. Перед уходом германские власти решили сбросить с колокольни знаменитые соборные колокола, но сделать это им не удалось: смогли лишь снять язык малого колокола. Несмотря на горы опилок и другие меры предосторожности, массивный язык при падении разбил паперть придела во имя князя Владимира… Вообще колокола Александро-Невского собора — особая наша гордость. Большой колокол весом в тысячу пудов разносил благовест на двенадцать километров окрест. Им пользовались довольно редко, только по особым праздникам, опасаясь гнева властей. И что же теперь? Вот обрадуются реваншисты в Германии! Ведь то, что не сумели сделать фашисты, совершит советская власть! Прошу передать эту мою записку в высшие инстанции.
И он подал стопку листов с подробной аргументацией против уничтожения собора. Лица у чиновников были озадаченные. Сравнения с фашистами они никак не ожидали. Хитроумный архиерей поставил их в тупик.
На праздник Троицы уполномоченный Кантер вновь явился к епископу Таллинскому. Ходил по храму, внимательно рассматривал иконы и роспись. Наконец Ян Самойлович промолвил:
— Решено пока не закрывать ваш храм. Мало ли чего захочет наша молодёжь, не будем же мы вечно идти у неё на поводу!
Ещё труднее было отстаивать небольшие храмы и приходы, ведь тут таких же аргументов в их защиту не приведёшь. К тому же множество храмов оказалось без паствы.
— Старые люди, сохранявшие в душе веру ещё с досоветских времён, отходили ко Господу, а новое поколение под воздействием мощной атеистической пропаганды воспитывалось в лучшем случае равнодушным к Церкви. Поэтому часть храмов потихоньку пустела и приходила в упадок. Но даже в ситуации, когда оставались хотя бы несколько прихожан или даже надежда на их появление, я в течение нескольких лет искусственно поддерживал такие храмы, выплачивая за них все налоги из епархиальных, общецерковных, а то и личных средств… Положение духовенства, особенно материальное, было крайне тяжёлым. Для священника в Эстонии считалось нормальным служить в четырёх, а то и в пяти храмах, из которых большинство были храмами без приходов. При этом многие из них успевали трудиться на службе мирской — кочегарами, почтальонами, счетоводами в совхозах. Священников катастрофически не хватало, и в то же время было очень трудно обеспечить для них хотя бы минимальное материальное вознаграждение. Возникла даже невесёлая поговорка: «Сам служу, сам пою, сам кадило подаю». Но, наверное, больше материальных невзгод эстонских священников угнетали их полупустые храмы, когда на службу собирались от силы десять-пятнадцать верующих… Служение эстонского духовенства было поистине подвижническим.
Епископ Алексий выбивал пенсии пожилым священникам ещё до достижения ими пенсионного возраста и так поддерживал их зыбкое материальное благополучие. Когда встречал по этому поводу недоумение, говорил в ответ:
— Вы молитесь со своей паствой, а они и этого не имеют.
В этой борьбе за сохранение приходов, храмов и Пюхтицкого монастыря проходили первые годы его архиерейского служения. Пюхтица оставалась для безбожников как кость в горле. Прицепились к храму Сергия Радонежского и бывшей летней резиденции губернатора Эстляндии князя Сергея Шаховского, воспользовавшись тем, что они оказались вне монастырской ограды. Не хватало средств оградить всю территорию обители. Работники Йыхвинского райисполкома заявили:
— Для удовлетворения религиозных нужд у вас там ещё целых три храма, куда вам столько?
Вновь пришлось владыке пускать в ход все свои дипломатические таланты.
— А что было делать? Затевать тяжбу с каким-то райисполкомом — дело страшно неблагодарное. Чиновники среднего звена большие упрямцы, а демагоги так просто чудовищные!..
Он стал убеждать, что князь Шаховской все силы отдавал объединению русского и эстонского народов, а превратить его усыпальницу в очередной клуб самодеятельности означало бы, что нынешним властям наплевать на единство эстонцев и русских.
Неожиданно одним из яростных сторонников уничтожения Пюхтиц стал главврач местной больницы. Он уже видел себя на хорошей должности главврача шахтёрского санатория, а тут такой облом! Для партийных чиновников его аргументы, что физическое здоровье трудящихся гораздо важнее каких-то там духовных ценностей, были, конечно же, куда убедительнее. К тому же настоятельница монастыря матушка Ангелина не сдержалась и поссорилась с этим врачом. Епископ добился личной встречи с ним, пустил в ход всё своё красноречие и обаяние, и к концу беседы они стали почти друзьями. Врач отказался от всех своих притязаний. Мало того, духовная сила епископа Алексия оказалась столь действенной, что недавний атеист после того разговора начал посещать церковь, а двое его сыновей впоследствии стали священниками!
Пюхтицу епископ Алексий любил как невесту, как жену. Родители впервые привезли его сюда, когда он ещё был в пелёнках, и потом каждый год привозили, он рос на глазах у монахинь, они с ним играли, разговаривали, любили его, а он их.
— Так что для меня это первая любовь, а она, как известно, не забывается, — любил потом повторять Святейший. Немудрено, что он сражался за неё как лев.
Старенькая, болезненная настоятельница монастыря игуменья Ангелина (Афанасьева) плохо справлялась со своей должностью. Нужно было найти молодых, деятельных и строгих в своём послушании монахинь. Епископ услышал, что есть такие в Виленском женском монастыре, и пригласил в Москву для переговоров. Так в 1963 году состоялось их знакомство на всю жизнь. Валентина Алексеевна Трофимова родилась в 1930 году, в свои двадцать два приняла монашеский постриг в тех же Пюхтицах под именем Варвары, после чего поступила в женскую обитель Вильнюса. Другая Валентина пока ещё пребывала в той же обители насельницей. Валентина Щукина была на год моложе инокини Варвары, славилась таким же деятельным и строгим нравом. Во время московского знакомства епископ Алексий предложил обеим перейти в Пюхтицы, чтобы со временем возглавить тамошнюю обитель. Они засмущались, стали отказываться, ссылаясь на молодость, незрелость для столь высокой должности.
— Ну хорошо, — ответил владыка, — неволить не стану, возвращайтесь в Вильнюс. Но учтите, я от вас не отступлюсь.
Слово своё он сдержит, и эти две Валентины — инокиня Варвара и инокиня Георгия — станут его верными представительницами.
С 14 по 21 июля 1963 года в Москве и Троице-Сергиевой Лавре проходили торжества в связи с пятидесятилетним юбилеем архиерейского служения Патриарха. 28 марта 1913 года император Николай II утвердил доклад Святейшего Синода о бытии архимандриту Алексию (Симанскому) епископом Тихвинским. С тех пор ему суждено было пережить революцию, аресты, унижения, гибель близких людей. В 1922 году он взошёл на окровавленную Петроградскую кафедру после расстрела митрополита Вениамина и сам готовился последовать за ним, но получил лишь ссылку. Вновь стал митрополитом, на сей раз Ленинградским, уже в 1933 году. Жить вынужден был то на колокольне Князь-Владимирского храма, то на хорах Николо-Морского собора в Кронштадте. Во время блокады отказался выехать из города на Неве, разделив скорбную участь его жителей. 4 сентября 1943 года вместе с митрополитами Сергием (Страгородским) и Николаем (Ярушевичем) присутствовал на исторической ночной встрече со Сталиным в Кремле, во время которой «вождь народов» позволил возродить Патриаршество, открыть духовные учебные заведения. Избранный тогда митрополит Сергий (Страгородский) недолго пробыл Патриархом, скончавшись 15 мая 1944 года. По его завещанию, владыка Алексий стал местоблюстителем, а 2 февраля 1945-го — Патриархом Московским и всея Руси Алексием, без добавления цифры. «Труд мой облегчается тем, что Святейший Патриарх ясно наметил путь, по которому должен пойти тот, кому вверено водительство корабля церковного: это — строгое следование священным правилам церковным, верность Родине, нелицемерная, по наставлению Апостольскому, покорность предержащей власти, яже есть, по Апостолу, от Бога (ср. Рим. 13, 1)», — заявлял он с первых дней своего Патриаршества.
Потомственный аристократ, настоящий подвижник Православия, он стал первым Патриархом, которого в 1946 году советская власть удостоила правительственной награды — ордена Трудового Красного Знамени. Но также он стал первым Московским Патриархом, совершившим паломничество в Святую Землю, упразднил украинскую униатскую Церковь, добился возвращения некоторых мощей, включая мощи святителя Алексия Киевского и Московского. Но затем политика властей по отношению к Церкви ужесточилась, и Патриарх Алексий первым принимал на себя все удары, посыпавшиеся в конце сталинской эпохи и особенно с наступлением хрущёвской.
Юбилей проходил в самый разгар гонений и был разрешён лишь для того, чтобы на него приехали представители различных конфессий и можно было объявить, что торжества «вылились в поистине экуменическое общение всего христианского мира» ради налаживания мирного сосуществования разных социальных систем.
Во время юбилейных торжеств епископу Таллинскому был вручён орден Святого равноапостольного князя Владимира II степени. Решение о присвоении было принято ещё 11 мая, и теперь, как говорится, «награда нашла героя». Сей орден был учреждён в 1957 году в ознаменование 40-летия восстановления Патриаршества. Первоначально орден именовался как «нагрудный знак в честь святого равноапостольного великого князя Владимира» и предназначался для награждения преимущественно представителей зарубежных Православных Церквей и инославных исповеданий. Первыми были награждены пять деятелей Евангелическо-Лютеранской Церкви обеих Германий. Затем в 1959 году орденом наградили митрополита Гор Ливанских Илию, того самого, который ещё в самом начале Великой Отечественной войны предсказал победу над фашистской Германией и восстановление на Руси Патриаршества. Сначала орденом награждали только иностранцев, но в 1961 году первым гражданином СССР, удостоенным этой награды, стал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий I.Согласно статуту, орденом Святого равноапостольного великого князя Владимира награждаются главы и иерархи поместных Православных Церквей, архиереи и клирики Русской Православной Церкви за многолетнее служение в священном сане или за заслуги перед Русской Православной Церковью. Тридцатичетырёхлетний молодой епископ Таллинский, впервые получая столь высокую награду, мог только удивляться, как высоко оценён его пока ещё не столь многолетний церковный труд. Правда, годом раньше Чехословацкая Православная Церковь наградила епископа Алексия орденом Святых равноапостольных Кирилла и Мефодия I степени, но то чехи, а то — наши…
Вскоре после этого юбилея и состоявшегося на нём награждения произошло одно весьма удивительное событие, редчайший случай во всей истории мировой авиации. Говоря точнее, таких случаев насчитывается всего пять. Но обо всём по порядку.
21 августа 1963 года в 8:55 утра из таллиннского аэропорта Юлемисте вылетел самолёт компании «Аэрофлот», новый пассажирский лайнер Ту-124, один из первых в своей серии, начавшей выпускаться всего год назад. Регулярный рейс по маршруту Таллин — Москва. Через несколько минут после взлёта молодому двадцатисемилетнему командиру корабля Виктору Яковлевичу Мостовому доложили о беде: в полуубранном положении заклинило переднюю опору шасси. Это означало, что нужно проводить аварийную посадку «на брюхо», предварительно выработав всё топливо. Сначала полетели обратно к Таллину, но аэропорт Юлемисте окутало туманом, и, уронив на таллинскую взлётную полосу шаровой болт, неисправный самолёт по приказу диспетчеров взял курс на ленинградский аэропорт Пулково, где предполагалось сесть на грунтовку.
Пассажиры, оповещённые о том, что будет производиться аварийная посадка, старались держать себя в руках. Кто-то тихо ругался, кто-то тихо плакал, кто-то молился… Стюардесса Шурочка Александрова, весёлая, улыбчивая, вела себя так, будто нет никакой опасности, и тем предотвращала панику. Потом все будут вспоминать её как доброго ангела.
В Пулкове приготовились к спасательным работам, пригнали пожарную технику, врачей и медсестёр. Но здесь их помощь не понадобилась. В 11 часов лайнер приблизился к северной столице и на полукилометровой высоте стал совершать круги, вырабатывая топливо, дабы при посадке не произошло воспламенения и взрыва. Одновременно члены экипажа продолжали попытки устранить поломку, для чего пробили фюзеляж и пытались с помощью шеста заставить шасси двигаться, но всё тщетно. К полудню на восьмом круге, согласно расчётам, топливо иссякло, но тут бортмеханик признался Мостовому:
— Витя, в баках есть резервный запас, моя лишняя тонна.
— Иду ещё на один круг, — сообщил на землю командир. Но во время совершения этого круга один за другим заглохли два двигателя, и стало ясно, что до Пулкова не дотянуть. Земля дала разрешение на сквозной полёт через город с тем, чтобы попытаться совершить посадку прямо на поверхность Невы. Мостовой приказал всему экипажу идти в салон и отвлекать пассажиров разговорами, а сам взял на себя всю ответственность по посадке. Оставалось надеяться только на его мастерство, удачу и… на Господа Бога!
Есть устное предание о том, что среди сорока четырёх пассажиров на борту самолёта летел тридцатичетырёхлетний молодой Таллинский епископ Алексий и в эти страшные минуты, глядя в окно, видел, как мимо, будто во сне, проносятся очертания Исаакиевского собора, Адмиралтейства, Зимнего дворца, и вот уже самолёт полетел над Невой, всё ниже и ниже. Он молился о спасении самолёта, его пассажиров и экипажа, о спасении города, на который могла рухнуть летучая махина. В тот день было празднование Толгской иконы Божией Матери, и таллиннский архиерей возносил мольбы ко Спасительнице рода человеческого: «Царице моя преблагая, надеждо моя Богородице… Зриши мою беду! Зриши мою скорбь!..»
Самолёт стремительно снижался, над Литейным мостом пролетели на высоте девяносто метров, над Большеохтинским — уже в тридцати метрах. Дальше — ювелирная работа! Лётчик по фамилии Мостовой должен был пролететь над мостами, не врезавшись ни в один из них, и посадить самолёт на воду так, чтобы, слегка касаясь поверхности реки хвостом, медленно опустить корпус, чтобы он не переломился.
Мост Александра Невского в то время ещё только строился. Над ним пролетели на высоте в четыре метра, и рабочие в ужасе прыгали с лесов. Впереди оставался железнодорожный Финляндский мост — либо сесть между ним и предыдущим, либо врезаться в его мощную конструкцию…
Доселе история авиации знала только один случай благополучного приводнения пассажирского самолёта — 16 октября 1956 года на поверхность Тихого океана сел американский Боинг-377, все 24 пассажира и 7 членов экипажа отделались лёгкими ушибами и царапинами. Все другие приводнения заканчивались трагически.
Ведомый Виктором Мостовым Ту-124 коснулся хвостом Невы, в следующий миг ударился всем брюхом о воду, немного нырнул носом, но тотчас выпрямился и замер. Люди застыли в немом ужасе.
— Слава Тебе, Господи, слава Тебе! — промолвил молодой епископ и перекрестился.
Только после этого салон огласили крики всеобщей радости.
Когда члены экипажа ворвались в кабину пилотов, они увидели, что их командир заметно поседел. Деталь театрально-киношная, но её вспоминают очевидцы.
Воздушный корабль стал плавучим. Но тотчас обнаружилась сильная течь сквозь пробоину в фюзеляже. К счастью, быстро подоспели спасатели. Мимо проходил паровой буксир 1898 года постройки с командой из четырёх человек.
— Гляньте, второй Чкалов объявился! — крикнул капитан буксира Юрий Поршин.
Он подвёл своё судно к самолёту, посовещавшись, лётчики разбили колпак кабины и зацепили трос за штурвалы пилотов. Вскоре самолёт подтянули к причалу у завода «Северный пресс», там вдоль берега стояли плоты, на них легло крыло самолёта, образовав сходни, по которым можно было теперь вывести пассажиров и экипаж. Первым делом вынесли двоих детишек, затем, выходя через верхний люк, стали покидать горемычное воздушное судно остальные пассажиры. Никакой паники не было и в помине. Епископ выходил одним из последних.
На берегу чудом спасшихся людей криками «Ура!» встречали прохожие, а также рабочие «Северного пресса» и других соседних заводов. Весть о необыкновенном событии быстро разлетелась по берегам Невы. Когда экипаж последним ступил на берег, лётчикам и бортпроводнице рукоплескали. Но тут же из Пулкова примчался вертолёт, и сидевший в нём строгий начальник велел всему экипажу взойти на борт вертолёта вместе с полётными документами. Лишь молодой стюард остался охранять багаж. Некоторое время пассажиры оставались на берегу, покуда за ними не приехал автобус «ПАЗ», который отвёз их в Пулково. Оттуда всех отправили в Таллин.
Через девять лет, 17 июля 1972 года, самолет Ту-134, выполнявший испытательные полёты, после отказа двух двигателей совершит посадку на водную поверхность канала имени Москвы. Никто из членов экипажа не пострадал, а пассажиров на борту не было. Четвёртый и пятый случаи счастливого приводнения произойдут один за другим 16 января и 7 февраля 2009 года. Сначала, столкнувшись со стаей диких гусей, вынужден будет сесть на поверхность Гудзона американский аэробус А-320, затем неподалёку от австралийского города Дарвин сядет на гладь океана точно такой же лайнер А-320. Итак, всего пять счастливых приводнений. В одном случае мы знаем, чьи молитвы были услышаны Господом, в четырёх других пусть кто-то ещё докопается, чьими пламенными мольбами спаслись люди.
Стоит добавить ещё пару фактов, связанных с событием 21 августа. Ту-124 сел на поверхность Невы неподалёку от места, где находилась могила петербургской юродивой схимонахини Матрёнушки Босоножки, и с той поры люди, боящиеся летать на самолётах, обращались с молитвой к этой блаженной старице. В девяностые годы после проведения раскопок был найден гроб с останками, после чего его вновь закопали, а могилу восстановили для почитания верующих. С той поры многие перед тем, как совершить авиаперелёт, приходят сюда помолиться. Ныне там располагается подворье Свято-Троицкого Зеленецкого мужского монастыря.
И ещё один подарок любителям совпадений: завод «Северный пресс», на плоты которого выходили спасённые пассажиры, имеет в Петербурге адрес: улица Таллинская.
Пока мне не удалось найти документальных свидетельств о том, что Святейший действительно был на борту того самолёта. К сожалению, в архиве авиации дело об этом удивительном происшествии уничтожено, поскольку вечно хранятся только дела о катастрофах, повлекших за собой гибель людей, а тут — ни одного погибшего. А жаль, что дело поспешили уничтожить. Тогда можно было бы получить на руки список пассажиров Ту-124, летевших 21 августа 1963 года из Таллина в Москву и оказавшихся на Неве. Быть может, кто-то из них прочтёт эти строки и откликнется, засвидетельствует, был ли с ними вместе на борту самолёта Таллинский епископ. Да и кроме пассажиров, могут отыскаться другие свидетели того события. Очень хотелось бы, чтоб красивая легенда оказалась былью!
Александр Юрьевич СЕГЕНЬ
(Продолжение следует.)