Известно изречение: «Если бы Бога не было, Его надо было выдумать». И вот как будто очень неглупые люди говорят: может быть, Бога действительно придумали какие-то великие мудрецы — например, те, кто написал Библию? Они, несомненно, гениальны, потому что верней, глубже, проникновенней о главных сторонах жизни не скажешь. А Церковь с непоколебимой уверенностью утверждает: они, и вообще все святые, — это те, кто лично знает Бога. Но ведь речь идёт не только о прославленных святых. Миллионы, миллиарды людей, составляющие Церковь, из века в век свидетельствуют о том, что они называют благодатью.
А.И.Мизенова, г. Смоленск
Наш Бог не есть пустое слово, не есть какая-то абстрактная идея, созданная мыслителями. Он превосходит всё, что существует. И всё, что существует, от Него берёт своё существование. Вы говорите о миллионах верующих людей. Но также миллионы людей могут спешить по улицам городов, поглощённые своими делами, не задумываясь никогда о Боге. Однако это Бог поддерживает их существование.
Что сказать о Божественном присутствии в человеческой душе благодати? Это не просто Бог-Творец, соединённый со Своим творением. Это Троичная сокровенность, разделяемая с нами. Мы придем к нему и обитель у него сотворим, — говорит на Тайной Вечери Христос (Ин. 14, 23). Нам сказано последнее слово. Сама тайна тайн открывается нам: Бог есть любовь (1 Ин. 4, 16). Двойная бездна, преисполненная самовладычного могущества, тождественного любви, сообщает Себя людям. Бог в Себе и Бог, отдающий Себя, — одновременно Святый и Всесильный и Тот, Кто «с нами Бог». Всё заключается в том, чтобы мы были с Ним.
В Послании к Римлянам апостол Павел пишет: Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что оно есть сила Божия (Рим. 1, 16). Что значит стыдиться Евангелия? Почему вместо того, чтобы сказать: «Я горжусь, хвалюсь этим благовествованием, я готов жизнь за него отдать?» Может быть, таким образом он хочет, чтобы мы поняли, что этот стыд может быть в нас? Что значит для нас это сегодня? Я не имею в виду, и апостол не имеет, конечно, в виду явных отступников от веры.
А.Коноплев, г. Вологда
Таких, например, отступников, когда во время переписи населения в 30-е годы миллионы христиан в графе о вероисповедании написали «неверующие». Несомненно, не имеет в виду таких, но те тонкие проявления стыда, которые проявляются иногда в нашей жизни и даже в церковной жизни.
Приведём три хорошо знакомые нам ситуации. Первая — диалог с другими христианскими конфессиями. Спору нет, это необходимо. Но нам говорят, что должно быть уважение мнения собеседника и осознание, что можно не только обогатить его, но также обогатиться им. В результате появляется некая неопределённость в наших личных взглядах, утрата уверенности в себе — ибо если другой прав, значит, я неправ. Таким образом, вступая в такой диалог, я рискую утратить собственную позицию, смешать её с позицией другого. В итоге я могу начать стыдиться благовестия Христова.
Как-то состоялась пресс-конференция представителей христианских Церквей Европы (православных, католиков и протестантов). Один журналист, принимавший участие в этой экуменической встрече, так выразил о ней своё впечатление: «Все были столь предупредительны, каждый старался говорить то, что было приятно другому, так что в конце было совершенно неясно, какой же позиции придерживается каждый из них». Такова очевидная опасность подобных диалогов: наступает момент, когда, сам не желая того, я начинаю немного стыдиться благовествования, моего исповедания, моего глубокого убеждения, и я стараюсь от него дистанцироваться — из тактических соображений.
Вторая ситуация относится к оценке других религий. В каждой нехристианской религии есть какие-то свои положительные ценности, которые, увы, смешаны с заблуждениями. В каком-то смысле эти ценности могут помогать людям в искании Бога. И вот здесь снова может проявиться робость в благовествовании Евангелия. Приходится встречать сегодня таких миссионеров, которые спрашивают: если для кого-то в этих религиях есть положительные ценности, зачем я должен мешать им? Может быть, следовало бы помочь им лучше понять то, что у них есть? Для чего проповедовать им Евангелие, если у них уже есть своего рода средства спасения, хотя, конечно, и далёкие от совершенства? И снова мы видим в лице этих миссионеров тех, кто стыдится благовествования Христова.
Третья ситуация аналогична предыдущей. Она характеризуется вниманием к так называемым общечеловеческим ценностям. Мы понимаем, что всюду могут быть элементы христианских ценностей, даже в философских и религиозных системах, весьма далёких от христианства. Но желание снова и снова подчеркнуть это рискует сделать относительной абсолютную ценность нашей веры и забыть о том, что значит благовествование Христово. Как следствие этого — уныние, неопределённость, робкая проповедь, смешение идей, и всё только ради того, чтобы стать привлекательным для современного сознания.
Православное исповедание истины — это пасхальная радость, следствие приобщения Кресту Христову и Воскресению. А здесь — отсутствие радости, нет благодати, нет вина благовестия Христова, ибо оно слишком разбавлено водой, оно осталось только где-то на донышке, оно заключено в скобки. Неужели боязнь умалить ценности других религий, желание выявить общечеловеческие ценности вне христианства может быть сильнее боязни потерять безконечно драгоценное сокровище, которое есть радость исповедания истины, благовествование Евангелия?
В наш век всё более ощущается редкость вина Евангелия — это очевидно. Никогда не говорили столько о необходимости «миссионерства» и в то же время никогда не были столь робкими в проповеди Евангелия. Потому естественно у многих возникает вопрос: что такое миссионерство и имеет ли оно вообще какой-то смысл? Так слово Божией Матери обретает значение: Вина не имут. У них нет радости истины. У них нет вина, они истощили последние запасы. Святые отцы говорят, что чудо в Кане Галилейской — образ будущего брака Господа с родом человеческим по дару Его Креста и Воскресения.
Недостаточно обличить определённые теории и ложное богословие, которое является главной причиной утраты радости, вдохновения, мужества. Так естественно для нас искать виновного, выносить суд истории, спрашивать, кто спрятал вино, разные сосуды с вином, кто по неосторожности уронил их, кто не позаботился о том, чтобы утешить всех жаждущих правды.
Над всем родом человеческим звучит это слово Пречистой: Вина не имут. Нет радости у народа нашего и не будет, пока не обретёт он покаянием способность принять истину, потерянную им. И это в первую очередь зависит от того, как наша Церковь, каждый из нас в Церкви исповедует истину Православия.
Деятельность просвещения становится иной от прикосновения к источнику, с самого начала переполняющего меня радостью. Я хочу, чтобы ты стал участником этого общения, которое наполнило мою жизнь, преобразило мою печаль в радость и открыло мне Христову Любовь.
Церковь может просвещать народ в той мере, в какой она хранит верность истине, в той мере, в какой может свидетельствовать, что Христос присутствует в человечестве, и верностью истине она может дать Ему действовать через неё.
Современное миссионерство часто тяжеловесно, претенциозно, нелепо. Оно становится просто невозможным, когда мы хотим сделать всё сами, когда мы уверены, что знаем, что от нас требуется, в то время как только Христос претворяет воду в вино, только Он даёт радость на празднике жизни. Вместе с Божией Матерью Церковь уготовляет путь Господу и говорит нам: Что скажет Он вам, то сделайте — храните неповреждённой истину исповедания и заповеди Господни.
Так совершил первое чудо Христос и явил славу Свою, и уверовали в Него ученики Его. Так начал Он, не делая всё Сам, но призвав Двенадцать — тех, что в свою очередь призовут других. Мы сегодня — среди этих других, все, имеющие помазание от Духа истины и несущие ответственность за исповедание её. И значит, за спасение многих. Святые отцы говорят, что переложить на других эту ответственность — значит лишить самих себя радости славы Креста Христова и Воскресения.
Вы пишете, что сегодня как никогда — в Церкви, и в том, как мир относится к Церкви, — слишком многое зависит от священства. Чего прежде всего люди ждут от священника?
Михаил Елисеев, г. Санкт-Петербург
Когда одного только что рукоположенного, горящего ревностью священника отправили на приход провинциального городка, правящий архиерей сказал ему: «В этом приходе жизнь еле теплится. Постарайся сделать всё зависящее от тебя, чтобы спасти приход». И он сделал это: зажёг любовь ко Господу, которую носил в своём сердце, не только у прихожан, но и у многих жителей этого селения. Конечно, это произошло не сразу. Потребовались годы и годы, надо было пройти через многие искушения и скорби, прежде чем тронулся лёд равнодушия и недоверия, окружавший его. Может, это было не так, как у святителя Григория Неокесарийского, в начале служения которого в огромном городе, как сказано в его житии, было только семнадцать верующих, а в конце — семнадцать неверующих. Этот священник не обладал ни большими знаниями, ни хорошим здоровьем, ни материальными возможностями, но его личная святость, его единение с Богом совершили чудо. К батюшке приезжали из разных мест, и надо было ждать иногда целыми днями, чтобы попасть к нему на исповедь. Привлекало не любопытство к некоторым чудесам, которые он пытался скрывать. Скорее желание найти священника, поражающего своим покаянием и потому близкого к Богу в своей молитве, замечательного своей мирностью и смирением среди популярности и успеха, и самое главное — столь чуткого к внутреннему состоянию приходящих к нему и умеющего облегчить их бремя, особенно в таинстве исповеди. Господь избрал как пример для пастырей немощного, беззащитного и ничего не значащего в глазах людей — то, о чём говорит апостол Павел о нашем избрании (ср. 1 Кор. 1, 27—29). Бог воздавал ему лучшими дарами, как поводырю и врачу душ человеческих.
Однажды спросили одного учёного москвича, возвратившегося от этого священника, что он там видел. Он ответил: «Я видел Бога в человеке». Мы должны сегодня просить Господа, чтобы это можно было сказать о каждом священнике — ради святости его жизни, единства с Богом, его заботы о человеческих душах. В таинстве рукоположения священник именуется служителем Христовым и домостроителем таин Божиих, хранителем Его сокровищ. От домостроителей же требуется, чтобы каждый оказался верным, — говорит апостол (1 Кор. 4, 2). А тайны Божии таковы: Божественное слово в проповеди, Тело и Кровь Христовы, которые он преподаёт за литургией в Святом Причастии, и благодать Божия во всех таинствах. Божественное служение поручается священнику — «самое Божественное из Божественных дел», по слову одного из отцов Церкви. Речь идёт о спасении души. Подобно апостолам, священник является послом от Бога к людям. От Бога, Который на небе, — к людям, которые ещё совершают переход на земле. Одной рукой священник принимает сокровища Божественного милосердия, другой — щедро раздаёт их. Своим служением он приобщён власти Христа, с которой Христос созидает и освящает Свою Церковь. Ему дано совершать Таинство Евхаристии — святейшего священнодействия, могущего дать людям исполнение своего предназначения на земле. Во время таинства рукоположения епископ вручает новопосвящённому Тело Христово со словами: «Приими залог сей, о немже истязан будеши в день Страшнаго Суда Господня».
Чего хотят, что ждут люди от священника? Мы дерзаем утверждать, что они ждут и надеются — хотя часто не сознают эту нужду, эту надежду — иметь такого священника, который так приобщается Христу, что сам участвует в этой жертве за них. У него одна цель — открыть им истинную жизнь, он способен понять их, любить их всех по дару Христа, даже если ему не платят взаимностью. Он даёт просто и радостно, вовремя и даже не вовремя (ср. 2 Тим. 4, 2) то, что он может дать, — сокровище благодати, близость Бога к людям. Это то, что через него хочет передать всем Христос. Ныне время благоприятное, и мы вместе со святым праведным Иоанном Кронштадтским, святым праведным Алексием Мечевым, святителем Иоанном Шанхайским и Сан-Францисским и всеми прославленными священниками должны много молиться о святости священников — в особенности тех, кого Бог так или иначе даёт нам, чтобы помочь пройти путь, ведущий к Нему.