За последние годы у нас восстановлено и построено много храмов и монастырей. Но справедливо говорят, что материальное строительство — это одно, а духовное — это другое. Пришло время обратить главное внимание на второго рода строительство. Между первым и вторым есть очевидная связь. И суть этой связи глубже, чем может показаться. Ведь не такие храмы и монастыри были у нас до катастрофы 1917 года. Не с отношения ли к храму всё начинается? Известно, что многие наши «новые богатые» много жертвуют на храм, и без их участия ничего, наверное, не сдвинулось бы сегодня с мёртвой точки. Не зря, наверное, их так щедро награждают церковными орденами. А с другой стороны, немало мы знаем случаев, когда бедный наш народ высказывает недовольство в связи со строительством храмов так называемой шаговой доступности. «Зачем нам храмы, — говорят люди, — когда не хватает детских садов?» На самом деле не только детских садов. Согласно официальной статистике, за чертой бедности у нас большая часть населения. Но речь сейчас не об этом. А о том, как глубоко исказилось за десятилетия всеобщего безбожия сознание слишком многих.
А. Завражный, г. Москва
Мы помним в Евангелии, Господь сел против сокровищницы и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Это была жертва на храм и на дела милосердия. И в Церкви Христовой с самого начала, как читаем мы в Книге Деяний, молитва и милостыня были неотделимы друг от друга. Хорошо, говорит апостол, каждому отлагать у себя и сберегать, сколько позволит ему состояние, чтобы при необходимости быть готовым принести жертву благотворительности (1 Кор. 16, 2).
Взор Христов обращён на нас, когда мы подходим к церковной кружке. Господь замечает, как мы жертвуем на Церковь и на нужды бедных. Даём ли мы щедро или скупо, приносим мы это Господу или для того, чтобы нас похвалили другие?
Многие богатые клали много. Приятно видеть богатых людей, исполненных щедрости. Хорошо, когда много таких людей и когда они кладут много. Кто богат, тот должен давать богато. Если Бог даёт нам с избытком, Он ждёт, что и мы будем давать с избытком. Хотя не всякое богатое приношение, согласно церковным канонам, может быть принято. Святитель Серапион, знаменитый проповедник XIII века, так говорил с сильными мира сего: «Вы — зверьё ненасытное — пожираете вдов и сирот с тем, чтобы вам жить в вашей сытости звериной». Или как свидетельствует «Измарагд», рукопись XV века, об одном проповеднике: «он не щадит богачей, зажигающих на всех светильниках храма свечи и думающих, что Господь призрит на их богатое приношение. Разве вы не слышите, — говорит он, — воздыхания вдов и сирот, всех угнетённых и униженных вами людей, из-за вас проливающих слёзы? Их слёзы потушат все свечи, которые ставите вы, и ваше стояние в храме будет в суд вам и в осуждение». Святитель Ефрем, епископ Новгородский, издаёт указ, чтобы священники не принимали в дар храму пожертвований от тех, кто угнетает бедных, кто морит других голодом и томит наготою.
Что касается народа, о котором Вы пишете, совершенно ясно, что материальная нищета, хотя она вопиет, — не самое главное его бедствие. Там, в Иерусалимском Храме, была одна бедная вдова, которая, придя, положила две лепты — самые мелкие монеты. И Господь наш приносит ей высокую похвалу. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех. Господь оценивает это дороже, чем то, что все вместе взятые положили, чем то, что положили богатые, ибо они все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое. Многие, наверное, готовы остановить эту бедную вдову — зачем она отдаёт последнее другим, когда у самой ничего нет? Поистине немного найдётся таких, кто поймёт её и тем более кто пожелает последовать её примеру.
Богатые, пришедшие в храм, клали огромные суммы, но их дар был маленьким, осторожным. Они не рисковали ничем. Тем более своей жизнью! Опуская золотые монеты в сокровищницу, они не забывали заботливо подсчитать, сколько им остаётся на жизнь, на хорошую жизнь. Но Господь говорит: Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее (Мк. 8, 35).
Не такой ли была другая бедная вдова — из Сарепты Сидонской, которая сказала: Есть у меня горсть муки и немного масла в кувшине. Пойду, и приготовлю это для себя и для сына моего; съедим это и умрем. А потом принесла всё, что у неё было, в дар пророку. Это дар, ведущий к смерти, дар всего, что есть, дар самого себя. Вот о чём идёт речь. Две вдовы, рискуя своей жизнью, дерзнули всецело довериться Богу. Первая была чудесно вознаграждена. Мука в кадке у неё не истощалась, и масло в кувшине не убывало. Вторая также была вознаграждена не менее чудесно: она заслужила похвалу Самого Христа. Когда мы видим этих двух женщин, как не задуматься нам о том, что совершает Господь? Он тоже вольно отдаёт всё, что есть у Него, всю Свою жизнь. Никто не отнимает у Меня жизнь, Я Сам отдаю ее, — говорит Он (Ин. 10, 18). В Евангелии от Марка эта встреча с бедной вдовой у сокровищницы — последнее событие в храме перед Крестными Страданиями Господа. Дар двух бедных вдов возвещает о даре Сына Божия.
Где наш излишек? Где необходимое нам для жизни? Таков вопрос Евангелия — ибо перед лицом Божиим качество нашей жизни измеряется качеством наших даров. Дать лишнее — может быть, не дать ничего. Такой дар не производит впечатления на Бога. Но самый скромный дар становится значительным, когда мы отдаём необходимое для нас, то, без чего, может быть, мы не сможем выжить, когда мы отдаём часть себя и всего себя. За Божественной литургией мы слышим, как Христос говорит: Сие есть Тело Мое. Господь отдаёт Себя нам, предаёт Свою жизнь за нас. Мы причащаемся Тела и Крови Христовых — высшего дара на земле. Но готовы ли мы отдать свою жизнь Ему? Готовы ли мы отдать не излишек нашей жизни, но саму нашу жизнь?
Почему первое чудо — в Кане Галилейской? Так, сказано в Евангелии, Господь явил славу Свою, и уверовали в Него ученики Его. А ведь речь идёт об очень незначительном, весьма прозаическом событии: гостям на свадьбе не хватило вина. Разве это повод для явления славы Божией?
Ю.А.Фокина, г. Саратов
В Кане Галилейской Христос совершает Своё первое знамение, то есть действие, через которое Он открывает Себя и Своё служение. Действительно, предмет этого знамения может показаться вначале очень скромным, почти смешным — по отношению ко всемогуществу Сына Божия. Христос не воскрешает мёртвого, не исцеляет больного, не повелевает стихиями. Он даёт вино, чтобы продолжился брачный пир.
Он показывает также, что Он реально человек среди людей. Он разделяет с нами в простоте наши смиренные радости. Приглашённый молодыми женихом и невестой, Он благословляет и освящает их союз. На самом деле это Он, Сын Возлюбленный, — истинный Жених, ибо в Писании супружеская любовь — один из предпочитаемых образов, выражающих нежную заботу Бога по отношению к Своему народу и неотменимое обручение с ним. Как молодая жена — радость для своего мужа, так будешь ты радостью для твоего Бога (Ис. 62, 5) — таково обещание пророка Иерусалиму, возвращающемуся постепенно из плена. Брак в Кане Галилейской по справедливости открывает начало общественного служения Христа, поскольку Он приходит сочетаться с человечеством и стать единым с ним. Как этот праздник мог прерваться и закончиться прежде времени? Божия Матерь, исполненная бодрствования и сокровенности, имеет кроткое дерзновение пред Своим Сыном. Поскольку Бог всегда даёт лучшее, вода изменяется не просто в вино, но в доброе вино! Так наша Евхаристия становится для нас праздником. Блаженны званые на вечерю Господню!
Что такое христианская жизнь? Бегство от суеты мира сего с желанием обрести душевное равновесие? Я понимаю, есть высокие души — монахи, пустынники, — которые, как говорит апостол Павел, от всего отказались и всё почитают за сор, чтобы обрести внутренний мир и покой. А большинство, наверное, приходят в Церковь, ища избавления от непереносимых бед и скорбей. Увы, это избавление они далеко не всегда находят. И едва они начинают жить осмысленной христианской жизнью, их посещают ещё большие, чем прежде, искушения.
Геннадий Кононов, г. Одесса
Христианская жизнь от начала до конца — внутренние испытания. Искушения. Это то, о чём нельзя никогда забывать. Душевное равновесие, говорите Вы? Но то, что апостол Павел и все святые отвергли, — как раз некий внутренний комфорт. То, что может быть, вероятно, высшей иллюзией, иллюзией самых высоких душ — воображать, что духовная жизнь заключается в обретении некоего равновесия, что христианский идеал по сути — бежать от мира, чтобы найти покой. Следует сказать, что если бы это было то, что искал апостол Павел, он этого не нашёл. Потому что с того момента, как он осознал свою ответственность за мир, он постоянно жил во всякого рода тревогах. В своей духовной жизни апостол Павел знал изнеможение, раны, стеснения, мрак и всякого рода невыносимые внутренние скорби, но его сетования и плач по этому поводу преисполнены веры. Он хочет показать нам, что истинные служители Божии живут в великом терпении и бедствиях, в нуждах, в скорбях, в ранах, в возмущении, в темницах, в бдениях, в постах. Посмотрите, как жизнь апостолов, мучеников, преподобных, всех святых была горькой, когда тело уранено, дух в стеснении, а мир окружает позором и тюрьмами. И среди всего этого — их печаль радостна, их нищета богата, их смерть — живоносна, их безчестие — слава. Таковы они все — потому что такова была воля Божия.
Мы должны помнить, что отдать себя Богу — даже в созерцательной жизни — не означает искать мир, но наоборот, войти в самую гущу войны. Вот слово в Отечнике отца-пустынника, которому молодой монах жаловался на постоянные искушения. «В течение шестидесяти лет моего пребывания здесь, — сказал он, — у меня не было ни одного дня мира. В пустыню приходят искать не мир, но войну». Это не означает, разумеется, что святые не находят мира посреди всего этого, именно того мира, который Писание называет «миром, всякий ум превосходящим». Но этот мир совершенно совместим с тяжестью скорбей окружающего их мира, которую они должны понести в полноте. Мы никогда не должны следовать за Богом, ища спокойствия — нашего маленького внутреннего мира, отделяя себя от страданий других людей.
Следовать за Христом всегда означает принятие заранее этих страданий. Без этого не может быть любви. И если кто-то думает, что духовная жизнь есть некий утончённый эгоизм, он ошибается. Он не знает, что это такое. Поиск внутреннего равновесия, некоей душевной полноты — это то, что имеет человеческую ценность, но это не то, что приводит нас ко Христу. Ко Господу приводит совершенно иное. К Нему приводит жизнь, внутренне соединённая с главной глубиной человеческих скорбей и несчастий мира.
С этой точки зрения, жизнь святых, увиденная глазами мира, — полная неудача, не имеющая ничего, что ценит мир, лишённая всякой чести, всякого благополучия, всех приятностей интеллектуальной жизни, всякого самого тонкого удовлетворения. Так внешний наш человек тлеет (2 Кор. 4, 16), по видимости идя путем поражений и гибели. Но это только внешняя видимость. Ибо в этой высшей нищете, которую он находит, на самом деле — полнота. Две вещи не только не противостоят друг другу, но они абсолютно обусловливают друг друга. Говоря языком святых, нет иного способа найти Всё, кроме как всё оставить. Существует прямое соотношение между обнаружением подлинно Всего и совершенным совлечением себя.
Это тайна, о которой говорит апостол Павел во Втором Послании к Коринфянам (6, 4—10). Это путь всех святых всех веков. Тот, кто совершенно отвергнулся себя, так что ничего уже не желает, ничего не ищет, ничего не считает своим, тот — в Боге, всё ему принадлежит, как Самому Богу, — в той мере, в какой это с ним произошло.