Один из столичных художников, весьма известный, на мой вопрос, отчего так много белого в его последних работах, со знанием дела объяснил: «В Англии сейчас в моде белые обои. На их фоне такая картина хорошо будет смотреться».Бедный малый. Он давно уже не осознаёт, что далёк от живописи и даже вне её.
«Да можно ли осуждать таких? Ведь нынешняя бездуховная система обрабатывает все слои нашего общества, и не всякий сможет устоять», — скажет мне иной. «Может, — отвечу я, — если он будет помнить, что он — русский».
Религиозного русского художника всегда отличало желание жить по совести. Суть этой евангельской заповеди видна в картинах русских мастеров прошлых столетий, и потому зрители так любят их, потому так много людей останавливаются перед их полотнами в Третьяковской галерее. Художник минувших веков был в какой-то степени духовным наставником своего народа. Об этом нынешние «мастера» забывают. И радуешься, когда в глубине России встречаешь художника, живущего по заветам, оставленным великими.
Евгений Васильевич Бучнев родился в 1972 году. Живёт в алтайском селе Маймá. Том самом, где в 1831 году обосновался великий русский миссионер архимандрит Макарий (Глухарёв), основатель Алтайской Духовной Миссии, где по его распоряжению был построен первый в Горном Алтае каменный храм. Позже, в 60-е годы, настоятелем его стал протоиерей Василий Вербицкий — этнограф, лингвист, много потрудившийся над созданием алтайской грамматики. Молился в этом храме и монах Макарий (Невский), будущий митрополит Московский и Коломенский. С историей села тесно связаны имена многих великих русских духовных подвижников.
Предки Евгения Бучнева пришли на Алтай из Тамбовской губернии в конце XIX века. Жили зажиточно. «Всего было досыта — мяса, молока, мёду, хлеба, мельница была», — вспоминал дед художника. В 30-е годы, во время раскулачивания, бежали в Киргизию, но в 60-х вернулись на Алтай.
Дед и бабушка Евгения, великие труженики, воспитавшие четырёх сыновей, тридцать пять лет назад, очевидно, по промыслу Божию, обрели пятого сына — усыновив трёхлетнего внука. Дед был человек крутого нрава, но справедливый, прошёл войну рядовым солдатом от Харькова до немецкого города Штейтена. Он воспитывал внука в строгости. Бабушка — очень добрая, нежная — частенько защищала внука. Под добрый покров её не раз прибегал мальчишка, спасаясь от наказаний деда. «Они вместе дополняли друг друга, и мне справедливо хватало от них всего», — говорит художник.
Любовь к родительскому дому, родным местам выразит он позже во всей своей полноте в живописных работах.Рисовать Евгений, по его признанию, начал рано. Родители, видя, с каким упорством рисует он портреты, увлечению его не препятствовали, даже отвели в детскую школу искусств. Позже дед повёз Женю в Москву — поступать в художественное училище. Но не заладилось что-то с пропиской, и пришлось вернуться в Маймý. Художественное образование получил он на родине. Окончил Новоалтайское художественное училище — лучшее в тех местах в ту пору. «Годы учёбы, — говорит Евгений, — были едва ли не самыми счастливыми».
Москва была неприветлива к нему и в другой раз, когда он приехал сдавать экзамены в Суриковское училище. Возможно, это и к лучшему. И вероятно, прав был один несостоявшийся художник, горько заметивший ему тогда:
— Езжай домой, паренёк. Москва — этот такая мясорубка, изжуёт и выплюнет.
Алтай был человечнее. Потому добротой веет от полотен Евгения Бучнева. Смотришь на его пейзажи и невольно думаешь — это земной поклон местам, пробудившим в нём художника.
По складу ума он религиозный философ. Пишет обдуманно, неторопливо, как писали в старину святые образа иконописцы. Не ошибусь, если скажу, что этот художник — надежда нашей живописи. Помогай ему Бог.
Когда-то в детстве попала Жене в руки затёртая донельзя книга под названием «Солнечная палитра», на обложке которой едва угадывалась картина В.Поленова «Московский дворик».
— Как же она мне запала в душу, — говорит он. — Как я был счастлив, не объяснить.
С неё и началось знакомство его с русскими художниками. Потом узнал о Саврасове, Левитане и других. Целая вселенная, можно сказать, открылась его сердцу.
«Дивен был подвиг этих титанов, — говорит Евгений. — Несмотря ни на какие невзгоды, напасти, скорби, они дарили людям радость. А мы, нынешние… Мы уже глаза-то кверху поднять не можем, всё под ноги глядим, как бы не упасть, а на поверку выходит — уже упали. На мой взгляд, современное искусство — больное, заражённое вирусом». Есть у него полотна, навеянные образом преподобного Сергия Радонежского. «Если ты художник, избран и призван служить идеалам добра, то служи до жертвенности, — говорит он. — Жертву твою примет Бог и подаст Своё благоволение, и мзда наша будет очень велика».
Мысли эти с ним постоянно. И как тут не вспомнить Павла Михайловича Третьякова, который в конце жизни, придя к мысли, что назначение русского живописца — служить своей Церкви, стал собирать древнерусскую живопись.
«Основу каждой нации составляет её идеология, для русских — это Православие. Русский человек — православный человек, говорил Ф. М. Достоевский. — Хочешь сохранить свою нацию — служи Церкви, хочешь, чтобы она исчезла, — беги её. Впрочем, запомни, в том, может, и назначение твоё и рода твоего в этой жизни — быть иудой».
Удивительно близки мне слова Евгения: «Оттачивая ремесло своё до совершенства, каждый, конечно, в меру своего таланта готовит себя как воин к радостному служению в прекрасном Богу. Ведь служение это не может надоесть или опостылеть, если художник не мздоимец, а истинный служитель, по любви. Отсутствие патриотизма, мелочность, желание получить деньги для прихотей своих — сбивает с пути. Истончается дух в человеке, затуманиваются нравственные идеалы, человеческая, первозданная сущность мельчает, он становится как бы "карликовым", мелким и уже на художников минувшего оглядывается с тоской в глазах, ведь ему таковым не быть».
Мне очень нравится работа Евгения Бучнева «В лесах». Потому, видно, нравится, что в глухом лесу, наедине с природой, как-то внутренне очищаешься, глубже становятся мысли, и многое начинаешь оценивать по-иному.
Природа и религия формируют характер русского человека. Благодаря им учимся мы и жить по совести. «В наше потребительское время, жестокое, злое, когда мы редко глядим друг на друга с любовью, вниманием, участием, потому как необходимы, — говорит он, — примеры добра, братолюбия, и откуда, как не со сцены искусства, художники кисти, слова, пера могут разить зло. Та планка в искусстве, особенно в русском, поднята так высоко нашими предшественниками: Рублёвым, Дионисием, Греком, Ломоносовым, Достоевским, Мусоргским, Рахманиновым, Суриковым, Васнецовым, Шишкиным, Нестеровым, Пластовым… И неужели их титанический, радостный труд напрасен? Это истинные бойцы нации, которые всей своей жизнью засвидетельствовали безграничную любовь к дорогой Отчизне… Когда начиналась военная кампания на Балканах 1877—1878 годов, в обществе нужен был подъём патриотизма в защиту братьев-славян, Православия. И кто как не художники приняли активное участие в этом?! В. Васнецов, писавший картины на былинные темы, В.Поленов, отправившийся на поля сражения добровольцем, В. Верещагин, ярко исповедавший себя поборником мира. В его руках кисть поистине была разящим мечом. А сколько скромных воинов от искусства, беззаветно нёсших любовь в массы, — не счесть! По моему глубокому убеждению, труды, положенные во имя любви нашими предшественниками, не пройдут даром, если самый заурядный современник отдаёт себе отчёт в том, что он делает».
Как ко времени звучат слова художника!
И я рад, что имею возможность познакомить с ним всех людей, искренне любящих настоящее русское искусство.
Лев Михайлович АНИСОВ