Пётр Давыдов - Я еду на Афон

Афон. Что мы о нём знаем? Сюда женщин не пускают. Здесь даже кошек нет — одни коты. И монастырей много — настоящая монашеская республика где-то в Греции. Там одни святые живут. Расскажу о том, как я начал открывать для себя Святую Гору, для этого приходилось избавляться от некоторых ложных представлений о ней.

«ГДЕ-ТО В ГРЕЦИИ»

В крутых скалистых берегах полуострова Афон всего несколько крупных бухт, главной из которых является Дафни — порт Св. Горы, куда прибывают суда с материка и где находятся таможенный, почтовый и полицейский участки. Административный центр Св. Горы — Карея — находится в самом центре и соединён с дорогой.

Святая Гора — крупнейшее в мире средоточие православного монашества под церковной юрисдикцией Константинопольского Патриархата. Называется Уделом Пресвятой Богородицы, уже более тысячи лет непрестанно возносятся здесь к Богу молитвы иноков, ныне число монашествующих на Афоне превышает 1700 человек.

Добраться до Святой Горы довольно просто: из Салоник в Уранополис ездит автобус до парома в Дафни. А вот попасть на сам Афон иногда бывает довольно затруднительно. Дело в том, что для того, чтобы получить возможность паломничества по монастырям Афона, требуется особое разрешение. Для этого необходимо заранее связаться с афонской администрацией, потом договориться с обителью, где вы собираетесь провести какое-то время, снова связаться с администрацией, и только тогда вы получите документ, дающий вам право на временное пребывание на Святой Горе.

Я решительно ничего не знал о порядке выдачи пропуска, никому не звонил, никого не предупреждал, и грозными были для меня слова администратора-грека о необходимости соблюдения формальностей. Потом он вдруг добавил: «Но всё это вы можете успеть сделать сегодня, правда ведь?» Все звонки и заявления были сделаны за полчаса — афонские обители с радостью разрешили русскому паломнику приехать в гости, дали место для ночлега, я получил заветный документ и на следующее утро уже плыл на Святую Гору на пароме, который носит название «Достойно есть». К слову о названиях. На Афоне, в монастырской стране, естественно, что практически все названия напоминают вам о христианстве: корабли «Святая Анна», «Святой Прокопий», «Достойно есть» и т.п., также названия улочек и переулков. Это относится не только к Святой Горе, но и к Греции в целом. У нас же до сих пор огромное количество городов, улиц, площадей носят имена откровенных преступников и убийц.

ЕДИНСТВЕННАЯ НА АФОНЕ

…Да, правда, женщин на Афон не пускают. Дискриминация? «Благоговение и духовная безопасность», — ответят на Афоне. Почему благоговение? Святая Гора — место особого присутствия Божией Матери, именно Она считается здесь Игуменьей. Потому Она одна из всех женщин присутствует здесь. Почему духовная безопасность? Потому что монашествующие стремятся ограничить общение с противоположным полом до минимума.

«ОДНИ СВЯТЫЕ ЖИВУТ»

Если человек считает себя умным и называет себя таковым, то, согласитесь, есть повод призадуматься о справедливости его воззрений. И наоборот, согласно народной пословице, «если дурак знает, что он дурак, то он уже не дурак». Со святостью, быть может, схожая ситуация. Вы встречали в своей жизни святых? Мне кажется, я встречал — только ни один из них даже в помыслах не имел, что он святой. У таких людей самое искреннее осуждение себя, внимание к собственным духовным качествам совмещаются с добрым отношением к ближнему. Причем ближний для них — любой человек.

Так что нет, святых на Святой Горе я не встречал. Молились — это да. Трудились, несмотря на испепеляющую жару. Корзины плели, плотничали, столярничали, еду готовили, рыбу ловили, иконы писали, свечи делали, ладан варили…

Паломники, приезжающие на Афон, люди самые разные, но к русским на Афоне уважение почтительное: «О! Русские! Эти вообще какие-то подвижники, даже гости! — говорили мне монахи-греки. — На комфорт им наплевать, могут жить в самых кошмарных, по мнению европейцев, условиях, да еще и счастливы! Вон, только что папа с сыном на гору пошли — два километра по скалам да по жаре, — помолиться хотят у храма Преображения, к вечеру собирались вернуться! Не-ет, такой силе духа нам, грешным, можно только позавидовать!»

Есть и такие гости, которые с радостью предлагают свою помощь какой-нибудь обители. Просто остаются там и трудятся. Встретил одного парня из Симбирска, который на Афоне уже три месяца трудится плотником. Настоящий такой сибиряк, окающий, основательный, прилежный.

Имя батюшки Валерия я запомнил хорошо. Молодой русский священник из уральского села, третий раз уже приезжает на Святую Гору. Тихий, восхищённый, радостный: «Как я благодарен тем, кто помог мне снова попасть сюда! Какие это прекрасные люди! Конечно же, я молюсь о них всегда». Разговорились. На своём сельском приходе отец Валерий — уже шестой священник. «Трудно, очень трудно на селе служить. Такое уныние иногда на тебя обрушится — ужас просто, руки опускаются. Деревня русская пьёт, сам поначалу поддался — потом, слава Богу, выкарабкался. Храм восстановили — разрушен был в советские годы, — а народу ходит мало, хотя всем селом уверяли, что храм не оставят. Надеюсь, со временем придут… А вы из Вологды? О-о, там у вас святая земля, Северная Фиваида! Святые Нил Сорский, Павел Обнорский, Игнатий Брянчанинов! О-о! А вы заметили, наверное, что если в селе каком-нибудь храм не разрушили, то у людей, которые там живут, характер совсем другой — не такой, как там, где церкви оскверняли? Там какой-то у них настоящий, русский характер, правда? Но я думаю, Бог даст, и мы справимся с общей нашей бедой — нельзя нам унывать. Богородица не оставит, это-то я уж знаю по опыту. Нельзя унывать. Молитесь обо мне, грешном Валерии…» Я заметил, что мои собеседники, говоря о том, что они грешные, просто констатируют факт.

Слепого сына привёз на Святую Гору его отец. Какие были у них лица! На службе в Свято-Андреевском скиту они молились. Сын радостно улыбался, отец, поддерживая его, являл собой образец достоинства, любви и смиренного несения своего креста. После литургии к ним подошёл игумен, они долго о чём-то говорили. А в конце разговора игумен поклонился им, и лицо его тоже было светлым. Вот где чудо-то, в способности страданиями освещать других людей.

Ещё считают — на Афоне что ни монах, то как минимум старец, да к тому же ещё и прозорливый. Некоторые паломники это мнение поддерживают. Не читали святителя Игнатия, наверное. Столкнулся с греками, которые исследовали Святую Гору в поисках старца, который решит все проблемы без усилий с их стороны. Увидели меня, взяли под руки: «Пошли к старцу, он в келье неподалёку живёт в затворе». — «Так, если, — говорю, — в затворе, может, и мешать ему не стоит?» — «Не-не, пошли». Поддался. Повели. И не зря, хороший был разговор.

Приходим к келье, закрытые ворота, колокол. Греки звонят. Десять минут звонили. Дверь открылась, вышел старенький инок: «Зачем пришли?» — «Ой, отче, ой, благословите, ой, побеседовать бы». — «Так Бог вас всех благословит, братья, и я о вас молиться буду. Всего хорошего. А это кто?» — «А это наш русский брат, с нами вот пришёл». — «И зачем?» — «А не знаем». Инок обращается ко мне: «Ты православный?» — «Да». — «Ну так и за тебя тоже помолюсь, а ты за меня молись, ладно?» — «Ладно». — «Всего хорошего, дорогие братья». Дверь закрылась. «Афонаревшие» греки потоптались ещё немного у ворот и пошли восвояси. Искать, наверное, другого старца. А мне этот очень даже понравился: действительно — зачем свои трудности (часто бытовые) и свою собственную ответственность перекладывать на чужие плечи? Конечно, «много может молитва праведного», это понятно, но — молитва «поспешествуема» (Соборное послание апостола Иакова). То есть если ты и сам трудишься для своего спасения.

Преподобный Максим Исповедник пишет: «Когда кто, прося молитвы у праведного, сам творит дела молитвы, обещая исправить и действительно исправляя прежнюю жизнь и таким добрым своим обращением делая молитву праведного сильною и многомогущею». Не зря сходил к афонскому старцу.

По дороге в монастырь Кутлумуш встретился мне китаец. По-английски говорит довольно бойко, но с китайским акцентом. Разговорились, он спрашивает: «Ты что, правда православный?» — «Ну да», — отвечаю. «А я атеист». — «А идёшь куда?» — «Да в монастырь, к старцу, чтобы совет получить духовный». — «Ты ж атеист?» — «Атеист-то атеист, но я с мировым злом борюсь. А как бороться? Тут совет нужен святого человека». Проводил я его к более открытым к общению с паломниками монахам — пусть сами разбираются. Встретил их потом: «Как, — говорю, — паренёк-то мой китайский?» — «А добрейшей души человек, — отвечают. — Сердце доброе, с мировым злом борется, но в голове такой "сквозняк"! Ничего, нормально поговорили».

Разные здесь люди бывают. Большинство приходят с болью, стремясь избавиться от неё. Кто-то с благодарностью. Есть и праздные туристы-верхогляды. Но большинство всё-таки, мне кажется, с болью.

А как иначе? Афон — это ведь не волшебная страна, существующая в восторженном (и воспалённом) воображении экзальтированных людей. Святая Гора — это, на мой взгляд, подтверждение слов Христа, что «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают (получают) его» (Мф. 11, 12). Это место усиленной, самоотверженной духовной и физической работы. Просто так, потому что ты находишься на Афоне, ничего не получишь. Афон, как, впрочем, и всю Церковь, можно, мне кажется, сравнить с больницей. В больницу приходят с болью для того, чтобы лечиться. Не лечишься — обязательно калечишься. То же и в Церкви. И нечего смущаться тем, что здесь, видите ли, грешники есть. Какая же больница без больных? Без больных, желающих и стремящихся исцелиться? Это, наверное, один из признаков нашей земной, воинствующей, как её ещё называют, Церкви: да, люди грешны, но они ненавидят свои грехи ничуть не меньше, чем больной ненавидит свою болезнь, и не менее горячо желают от них избавиться. Да, Церковь — лечебница. В этой лечебнице есть замечательные, профессиональные врачи — святые, есть Господь, который лечит все болезни решительно и безповоротно. Наше дело — дело пациентов — не отталкивать этого Врача, а следовать Его заповедям.

МОНАШЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА

Монастырей здесь великое множество. Двадцать Священных Царских Патриарших ставропигиальных монастырей, располагающихся по издревле установившемуся обычаю в иерархическом порядке. Главный — Великая Лавра во имя прп. Афанасия Афонского. Все прочие — скиты, келии, каливы, исихастирии, кафизмы — являются неотчуждаемой собственностью какой-либо из двадцати Патриарших обителей. Каждый ныне может прочитать о них в книге или интернете.
Сама жизнь Афона формирует особую атмосферу, настрой. Когда передвигаешься по горам из монастыря в монастырь, из скита в скит, проходя мимо келий, калив и т.д., поверьте, не только мозг настраивается на совершенно иной лад, но и сердце. Здесь всё — иное (само слово «инок» — от слова «иной»). На Афоне чувствуешь, какая она — настоящая жизнь. Она говорит вам о самом главном. О Боге, о Небе…

Жизнь на Афоне начинается ночью богослужением.  А потом ещё утреня и литургия — ближе к семи утра. Служат на греческом церковном языке. Удивительно, но на монастырских службах не устаёшь. На всенощной раскручивают во всю мощь паникадило с горящими свечами во время чтения 103-го псалма о сотворении Богом мира, знаменуя красоту Вселенной и заботу Бога о нашем мире, любовь к нему.

ГОСПОДЬ ДАВЫДОВ
И ПРОЧИЕ ОТКРЫТИЯ

«Кирие» по-гречески значит и «Господь», и «господин». Поэтому, когда вежливые греческие монахи называли меня «господин Давыдов», я поначалу удивлялся. Когда греки читают, а не поют, как это и положено по их уставу, Символ Веры, то в словах «верую во единую, соборную и апостольскую Церковь» звучит греческое «ис миан, агиан, кафоликин кэ апостоликин Экклисиан». Так что не удивляйтесь.

Я увидел, как они каются. У нас покаяние сопряжено чуть ли не с экзальтированностью. У греков оно спокойное и серьёзное.

Я понял, что означают наши слова «куролесить» и «катавасия». Есть в богослужении моменты, когда чтец читает 40 раз молитву «Господи, помилуй». Чтецы у нас (и у греков тоже) бывают разные. Иногда просто забываются и, как с возмущением говорят некоторые прихожане, «начинают долдонить что-то непонятное». У греков это означает, что чтец начинает «куролесить». А катавасия — от «ката вэно» — «схожу», «иду вниз». Обычно на богослужении поют два хора, которыми руководит один человек. Поют попеременно, соответственно руководитель постоянно ходит от одного хора к другому. А потом два хора соединяются в середине церкви в один большой и поют вместе. Если теряется упорядоченная динамичность (впрочем, в афонских монастырях я этого не встречал — там всё было чинно и торжественно), то и получается то, что у нас называется «катавасией».

«Спасибо» по-гречески «эвхаристо». Гораздо лучше начинаешь понимать смысл Таинства Причастия, когда помнишь, что его название восходит к благодарению, Евхаристии. И чувствуешь, видишь: Небо к тебе действительно ближе, когда можешь сказать Богу: «Благодарю Тебя. Эвхаристо». Хотелось бы держать в уме (и сердце) эти слова не только тогда, когда находишься в Греции.

Пётр Михайлович ДАВЫДОВ