Валерий Кириллов - Мужицкое счастье

Если бы Дмитрий Валерианович Арсеньев решил расстаться со столицей в наши дни, когда русский человек всё больше ощущает себя в ней чужаком, этот его поступок, возможно, не вызвал бы удивления. Но свой выбор он сделал 22 два года назад, в пору, когда ему было 45 лет, и казалось, все дороги к славе в мире искусства и к материальному благополучию для него открыты.

Что же подвигло этого человека уехать в глухую деревеньку Октябрьское, что на западе Тверской области? Невозможно ответить на этот вопрос, не коснувшись его биографии. Родился он 2 июля 1944 года в Москве. Его отец Валериан Сергеевич был Заслуженным артистом России, орденоносцем, работал в музыкальных театрах, в балетах и в ансамбле Игоря Моисеева, с которым вместе учился в школе Большого театра. Мама Валентина Матвеевна Харитонова (Арсеньева) тоже была солисткой моисеевского ансамбля. Благодаря родителям Дмитрий с малых лет получил то, чего не имели многие сверстники. Параллельно с обычной школой учился в музыкальной по классу фортепьяно, занимался в драмкружке при Академии наук, что первоначально способствовало избранию профессии. Получив аттестат зрелости, Арсеньев поступил на актёрское отделение высшего театрального училища имени М.С.Щепкина.

— Моей однокурсницей была Инна Чурикова. Курсом выше учились Виталий Соломин, Олег Даль, Михаил Кононов. Преподавали нам мэтры — Волков, Цыганков, — вспоминает он. — Правда, дальнейшая жизнь меня с ними разлучила. Дело в том, что «Щепку» стали объединять с училищем имени Щукина и училищем МХАТа, желая создать академию под крылом ГИТИСА.Узнав о реформации, студенты начали разбегаться, устраиваясь кто как мог. Шёл 63-й год, и у меня уже были жена, дочка. Чтобы иметь средства содержать семью, я подрабатывал в джаз-оркестре ресторана. Тем временем профессор Прокофьев подготовил меня для поступления в училище при консерватории, куда я был принят на дирижерско-хоровой факультет. Одновременно занимался и по классу фортепьяно. Не заметил, как отсрочка от армии закончилась, и меня на два года «забрили» в солдаты. В Таманской дивизии меня включили в состав парадного оркестра. Играл я на «тарелках», на барабане, участвовал в нескольких парадах…

Вернулся Арсеньев «на гражданку» уже с твёрдым желанием стать музыкальным режиссёром. В этом органично слились две прежние его ипостаси — театр и музыка. С четвёртого курса музыкального училища при консерватории Дмитрий ушёл в ГИТИС, поступив на факультет музыкальной режиссуры. В то время он уже трудился машинистом сцены в Московском гастрольном театре. ГИТИС ещё не был окончен, а Арсеньев получил направление на полугодовую практику в Ленинград, в Кировский театр оперы и балета. Затем он практикуется в качестве ассистента режиссёра в Пермском академическом театре оперы и балета. Театр только-только приступил к постановке оперы Бизе «Искатели жемчуга». Всю ответственную работу «повесили» на Арсеньева. Премьера прошла блестяще. Его попросили поставить к 50-летию СССР оперу «Крушение». Музыку написал мало кому известный композитор Армянян. Арсеньев отнекивался, ему хотелось ставить «Онегина», «Травиату», «Кармен»… Но что оставалось делать? И тут случилось неожиданное. Арсеньевская «обязаловка» получила вторую премию по Союзу, и молодой режиссёр «наутро проснулся знаменитым». Словно по заказу статьи о нём появились в «Советской культуре», «Театральной жизни», «Советской музыке». Он получает приглашение в Пермь, где ставит оперу Вагнера «Лоэнгрин». Премьера прошла на высоте. Следом «Дон Карлос» Верди. И снова — полный успех. Но…

— У моей жены был хороший голос, естественно, она претендовала на главные роли. Не всем это нравилось, — говорит Дмитрий Валерианович. — И я положил на стол заявление об уходе. Но скучать не пришлось. Меня направили главным режиссёром театра оперы и балета в Воронеж. Здесь поставил сначала «Царскую невесту» Римского-Корсакова, затем мюзикл «Обыкновенное чудо». Прекрасную музыку к нему написал Слава Граховский. Потом был Штраус — «Венская кровь». Душа к этому спектаклю не лежала, и постановка вышла неудачной. А тут — другая проблема. Директор театра тяготел к мюзиклам, и на этой почве у нас возникли серьёзные разногласия…

Приехав в Москву, уволившийся Арсеньев зашёл к начальнику управления музыкальных театров Министерства культуры СССР С.А.Лушину. Тот с ходу предложил должность главного режиссёра оперного театра в Ашхабаде. Работал там Арсеньев так, как и привык работать: самозабвенно, страстно. Его включили в состав коллегии Министерства культуры республики. Возник вопрос о представлении Дмитрия Валериановича к званию заслуженного деятеля искусств. Правда, ему без обиняков сказали: «Оставайся на постоянное жительство, тогда получишь звание» Прописываться в Ашхабаде он не хотел, чтобы не терять квартиру в Москве. К тому же сильно донимала жара. В 1979 году он опять вернулся в первопрестольную, где участвовал в подготовке культурной программы Олимпиады-80.

— Я преподавал в ГИТИСе, на факультете музыкальной режиссуры. Кроме того, работал в мастерской Евгения Матвеева во ВГИКе. После того как Матвеев отправился в творческую командировку снимать фильм «Победа», я перешёл в мастерскую Сергея Бондарчука. Потом вернулся к закончившему съемки Матвееву. С увлечением поставил «Тень» Шварца. Помнится, в это же время Жора Бурков ставил «До третьих петухов» по Василию Шукшину, и мы с ним на короткое время душевно сошлись. И всё-таки пришёл момент, когда мне захотелось вернуться к привычному делу.

Дмитрия Валериановича назначают главным режиссёром Саратовского театра оперы и балета имени Чернышевского. Здесь он поставил «Кармен» Бизе, «Евгения Онегина» Чайковского, «Дубровского» Направника, но в 1987 году, неожиданно для многих, он покинул и этот театр. Не всё складывалось в личном плане, распалась семья. Но всё-таки не это явилось главной причиной ухода. Этот период стал для Арсеньева своего рода решающей точкой долгих внутренних исканий.

— Увлекался восточной медициной, перечитал массу философских книг, перепробовал многое, пока наконец не освободился от державших меня «кандалов», не пришёл к вере, к Евангелию, — поясняет он.

Когда Арсеньев оказался в Пеновском районе, то жил сначала в деревне Залуковье, в старом холодном доме своего приятеля-москвича, позже перебрался в Октябрьское, в здание бывшей школы, которое к тому времени пустовало и разрушалось. Деревенская жизнь была ему, коренному горожанину, совершенно незнакома, но постепенно он в неё втянулся. Устроился директором аренды «Успенское» в совхоз «Луговской». Грёб навоз на ферме. Научился управлять трактором, комбайном. Взялся ремонтировать дом. Несколько раз в неделю ходил за 17 километров в село Ворошилово, где преподавал в школе историю, государство и право, музыку. Бывало, осенью и зимой возвращался с керосиновой лампой — чтобы отпугивала зверьё. Когда совхоза не стало, работал почтальоном. Завёл подсобное хозяйство. Две коровы у него было, лошадь, четыре свиньи, тринадцать овец, тридцать пекинских уток, десять пчелиных домиков…

— Приехал я как-то в Москву, а мне предлагают режиссёрство в Америке, в Австралии, — рассказывает Арсеньев. — Боже, что я там, вдали от Родины, забыл? — ответил им. — Мужиком я себя в деревне почувствовал, ребята. Настоящим русским мужиком! Всё теперь умею. Лес валить. Пилить, строгать, косить. Сети на озере ставить. Верхом на коне скакать. Грибы солить. Корову доить! Смотрят они на меня так, словно я с Луны свалился. А однажды останавливается возле калитки иномарка, вылезает из неё… Не стану называть фамилию, но известный человек: Народный артист СССР и всё прочее. Говорит, оказался в Осташкове, на музыкальном конкурсе Ирины Архиповой, а до тебя, мол, оттуда рукой подать. Разговорились. Он про какие-то языческие вещи толкует, а я чувствую: полоса между нами неодолимая…

Вот уже десять лет, как Дмитрий Валерианович не одинок в личном плане. Из Саратова, выйдя на пенсию, к нему в деревню окончательно перебралась Тамара Владимировна, они, согласно православному обычаю, обвенчались. Жизнь у неё, прямо скажем, тоже складывалась непросто, пока не сошлись они, эти два одиночества, вместе. Когда Арсеньев работал в Саратове главрежем, их квартиры были в одном подъезде. Тамара Владимировна — инженер-строитель, архитектор, преподавала в строительном техникуме, работала в проектных НИИ.Разве ведали они в пору своего знакомства, что со временем станут жить в деревне? Радости прибавляют подружившиеся между собой дети и внуки Дмитрия Валериановича и Тамары Владимировны. Летом они съезжаются. Ловят рыбу, заготавливают сено, собирают грибы-ягоды, ремонтируют дом, ходят на службу в храм Пресвятой Троицы, до которого рукой подать — не более километра. Восстанавливать этот храм начинал когда-то Арсеньев. Потом обнаружился богатый спонсор (Бог послал) и взял заботу на себя. Здесь, на церковном кладбище, покоятся отец и мать Дмитрия Валериановича и его внучка Екатерина.

На прощание Арсеньев подарил мне свою только что вышедшую книгу «Письма сельского почтальона» (ранее они были напечатаны в православной газете «Тверской собор»). Написана она болящим и добрым сердцем. Сердцем подвижника, мыслителя, крестьянина, патриота России.

«Не хочешь, чтобы твой сын сломался при первых же трудностях, — воспитай из него мужчину. Боишься, как бы с ним не случилось беды вдали от родительских глаз, — доверь попечение о нём Всевышнему Богу. Не хочешь, чтобы однажды твоя дочь пошла по рукам, — выключи телевизор, выбрось развратные журналы и книги, сними со стен в её комнате Наталью Орейро и всех прочих бесенят».
«И никакие не выборы, не экономические программы, не политические лозунги, не социальные институты решают судьбу народа и страны, а люди, у которых есть душа, открытая Богу, другим людям».

«Пока каждый из нас не скажет себе честно: это я во всём виноват, это моя личная греховность и нежелание покаяться — причина всех русских бед, до тех пор ничего не изменится».

«Что происходит с нашим народом? Мужчины не хотят служить, женщины не хотят рожать. Улей наш разорён, снуют по нему мыши и крысы. Заморские пчеловоды всё ждут, когда мы станем тихими и мирными, чтобы взять наш мёд голыми руками. А мы всё терпим и не жужжим. А пора бы».

«Вопрос не в деньгах, а в устройстве души. Здесь всё зависит от правил, в которых воспитывался тот или иной человек. Есть нищий, который никогда не возьмёт чужого, а есть богач, который всегда прихватывает лишнее, за счет чего и богатеет. Один человек не может перешагнуть нравственных барьеров внутри себя, а у другого их попросту нет. С одним человеком можно заключить договор, поверив на слово (как прежде русские купцы доверяли друг другу огромные суммы), а другого можно держать только страхом, да и то…»

«Приехала дочь с внуками, и решили мы съездить на исток Волги. И что мы там обнаружили? Запустение и заброшенность. Одно дело раз в год посетить помпезное мероприятие, другое — постоянный уход, забота и поклонение. Но нет этого. И народа нет, но есть разовые мероприятия. Исток заброшен, нет намоленности, нет атмосферы русской святыни».

В документальном фильме «Выхожу один я на дорогу», снятом студией «Юность» по заказу Министерства культуры России, Арсеньев предстаёт в различных обстоятельствах деревенского бытия (к слову, они с супругой — единственные постоянные жители деревни). Пашет плугом огород. Ставит стропила на срубе бани. Ухаживает за домашними животными. Молится в храме. Размышляет о предназначении человека. Играет на фортепьяно фантазию Моцарта и трогающее русскую душу «Письмо к матери» на стихи Есенина…

В этом — вся его теперешняя жизнь. В трудах крестьянских, в духовном осмыслении мира. Жизнь, которая, на мой взгляд, убедительно свидетельствует, насколько может быть силён характером, непреклонен в православной вере, красив помыслами и делами русский человек.

Валерий Яковлевич КИРИЛЛОВ