2 мая 19266 года, 85 лет назад родился поэт-фронтовик Егор Александрович Исаев
Егор Исаев помнит босыми ногами тепло родной земли. Он родился 2 мая 1926 года в воронежском селе Коршево, что под городом Бобровым. Отец, Александр Андреевич, был учителем начальной школы. Мать, Фёкла Ефимовна, работала в колхозе. Но накануне великого праздника Победы мы можем вспомнить и великий «босоногий» образ поэта из поэмы «Суд памяти», в которой памятники павшим «дышат, как живые»:
Они кричат и будят нас, живых,
Невидимыми, чуткими руками.
Они хотят, чтоб памятником их
Была Земля с пятью материками.
Великая! Она летит во мгле,
Ракетной скоростью до глобуса
уменьшена.
Жилая вся. И ходит по Земле
Босая Память — маленькая
женщина.
Егор Александрович ещё парнишкой под Смоленском рыл окопы. В армию Исаев ушёл осенью 1943 года. Сначала охранял особо важные промышленные объекты, а затем был направлен на Кавказ в помощь пограничникам, на границу с Турцией. Там же по неосторожности упал в ущелье, шесть месяцев пролежал в госпитале. После выздоровления был направлен в действующую армию. На фронт попал после освобождения Варшавы, когда ещё дымились её развалины. Эта жуткая картина стала потом темой для его баллады о польской столице. Участвовал в боях под Котбусом, а затем, в составе 13-й гвардейской дивизии, освобождал Прагу. Сколько же ребят пало в эти самые последние дни войны за неблагодарную сегодня Прагу!
А дальше — пятилетняя служба в составе Центральной группы войск: Чехословакия, Австрия, Венгрия. Первые его стихи и заметки были опубликованы в дивизионной газете. Автор был замечен и переведён в газету бывшего 1-го Украинского фронта «За честь Родины». Там он, корректор и гвардии младший сержант, подружился с капитаном Михаилом Николаевичем Алексеевым, который читал ему первые главы своего романа «Солдаты». В Литинститут ему помог поступить лейтенант Юрий Бондарев, который встретил расстроенного сержанта во дворе нашей альма-матер, — тот опоздал подать документы. Так фронтовики помогали друг другу и в окопах, и в литературной жизни, сегодня склочной и мелкой.
Потом Исаев заведовал редакцией поэзии в издательстве «Советский писатель», печатал именитых, но помогал и молодым талантам. Именно он выпустил обе московские книги Николая Рубцова — «Звезду полей» и «Сосен шум», с которых началась всероссийская слава Рубцова. К тому времени Егор Исаев был уже известным поэтом.
Сразу после войны Исаев попал на огромное немецкое стрельбище, которое было мёртвым, пустынным. Но люди, как муравьи, копошились на высоких откосах пулезаградительного вала. Оказалось, что они добывают здесь пули всех калибров и систем: пол-лопаты песку, пол-лопаты пуль. Свинец был в большой цене. Это потрясло Исаева, и об этом он потом рассказал Паустовскому. Константин Георгиевич сказал ровно, без пафоса: «Молодой человек, вы нашли главный философский ключ от войны. И не только той и этой — мировой, а вообще от любой. Пишите, но только прозой. Поэзия вряд ли поднимет этот замысел».
И всё-таки Исаев написал поэму. Его «Суд памяти» вызвал большое читательское эхо. Композитор Дмитрий Шостакович на заседании секции искусств в Комитете по Ленинским премиям сказал, что это действительно выдающееся произведение. Михаил Шолохов в ответ на вопрос волгоградских школьников прямо заявил — это было напечатано в газетах, — что поэма достойна Ленинской премии. Но только спустя 10 лет дилогия «Суд памяти» и «Даль памяти» была удостоена Ленинской премии. К 60-летию Исаев стал Героем Социалистического труда. И продолжает трудиться сегодня, публиковать новые стихи, учить молодых.
Недавно попросил его сказать несколько слов для фестиваля «Русский смех». Он загорелся и выдал: «Шутка — от Бога, а ирония — от дьявола! Наша фронтовая поэзия переполнена горькой правдой, но поглядите-ка, сколько там света, улыбки, добра. Мы ведь не были готовы к ненависти — это уж фашисты нас ей научили. А в русском народе ненависти или ядовитой иронии — нет. Возьмём северную, поморскую часть нашего народа — там прямо говорят: «Заходи и хвастай!» Почему? Там — море студёное, там льды рядом, там солнышко в редкость. Приходи и скажи что-нибудь радостное, приходи с шуткой, небывальщиной: «У меня корова трёх телят родила». Приходи и частушкой покрасуйся!
Детство моё прошло в степи, считай, вдалеке от железной дороги, даже гудок паровоза был за горизонтом. Там где-то дорога окликала: «Я здесь… Я есть…». Родные края, родня моя, дядя Рудяк — вошли потом в поэму «Даль памяти». Рудяк был последним народным философом, которого я встречал. Но мудрость его была особого рода — с лукавством, с иносказанием. Русское лукавство тоже присыпано шуткой. Пошутить — значит, пообщаться, как в частушечном кругу, значит, перекинуться метким словом, согреться возле него. Вот старый друг мой Виктор Боков владел этим, как никто. На вечере его сложил такие стихи о мастере самоцветного слова:
Я так о нём сказал в тот день
По просьбе зала:
По части Слова он — кремень
Из-под кресала.
Сказал и буду говорить
Всегда, как снова:
Он даст ещё нам прикурить
В ладонях Слова!
Неси, поэт, своё слово бережно, в ладонях, согревай им людей!»
Лучше, наверное, не скажешь и о самом Егоре Александровиче Исаеве, истинно народном, корневом поэте России!
Многая и благая лета Вам, Егор Александрович!
Александр Александрович БОБРОВ