20 ноября 1910 года, 100 лет назад скончался Лев Николаевич Толстой
К началу XIX века «толстовство» стало многочисленной сектой и, как всякая секта, поломала жизнь всем, кто вовремя не одумался и не вышел из неё. Но больше всего страданий доставило оно своему основателю, графу Льву Николаевичу Толстому, безоговорочно признанному к тому времени «величайшим писателем земли Русской». Сначала — внутренние метания, не изменившие хода жизни, о которых можно судить лишь по некоторым публикациям Толстого, например, «Исповедь» или «В чём моя вера?». Но настал момент, когда душевная буря вырвалась наружу, сорвала с места и заставила метаться уже во внешнем пространстве, пока смерть не остановила этот вихрь на захолустной железнодорожной станции.
Вот хронологическое описание того маршрута, по которому не выдержавшая перенапряжения душа Толстого влекла его бренное тело. Даты приведены по старому стилю.
Октябрь 1910 года.
28-е. Ночью, когда Софья Андреевна уснула, Толстой, взяв с собой домашнего врача Душана Петровича Маковицкого, бежал из Ясной Поляны. На лошадях доехали до железной дороги и сели в поезд. Днём высадились на станции Козельск, откуда на л-шадях добрались до Оптиной пустыни. Там, взяв номер в гостинице, заночевали.
На письменном столе в кабинете Толстого осталась раскрытой книга Достоевского «Братья Карамазовы». Это было последнее, что он читал в своей земной жизни.
Душан Маковицкий впоследствии вернулся в родную Сербию и там покончил жизнь самоубийством.
29-е. Примерно до четырёх дня, т.е. до начала сумерек, Толстой оставался в Оптиной. Подходил к калитке скита, где жил св. старец Варсонофий, но войти так и не решился. Так и не увидевшись ни с кем из духовных лиц монастыря, уехал из Оптиной и в 1830 прибыл в Шамордино, где в женском монастыре была монахиней его сестра Мария Николаевна.
Писатель А.Ксюнин, посетивший её сразу после смерти Толстого, рассказывает в своей книге об их последней беседе:
— Сестра, я был в Оптиной. Как там хорошо! С какой радостьюя жил бы там, исполняя самые низкие, трудные дела, но поставил бы условием не принуждать меня ходить в церковь.
— Это хорошо. Но тебе тоже поставили бы условие ничего не проповедовать и ничему не учить.
После этих слов Толстой надолго глубоко задумался и молчал.
30-е. В Шамордино приехала дочь Толстого, Александра Львовна, единственная в семье разделявшая его сектантские убеждения, и сообщила отцу, что его местопребывание уже почти раскрыто и с минуты на минуту сюда нахлынут журналисты и киношники, так что о покое ему теперь и мечтать нечего. Это известие привело Толстого в ужас. Все его упования на новую жизнь — ещё не ясно, какую, но новую, — мгновенно улетучились. Сломя голову, он кинулся на станцию и сел в поезд, идущий в Ростов-на-Дону.
До сих пор неизвестно, сознательно ли он направился на юг России и почему? На этот счёт исследователями было сделано два предположения.
Первое. Среди писем к Толстому нашли от жившего на Северном Кавказе простого пчеловода: «Лев Николаевич, бросьте свою помещичью жизнь, приезжайте ко мне, будете жить на пасеке...» и т.п. Понятно, что такой призыв мог очень прийтись Толстому по душе, ибо он сам призывал в своё время интеллигенцию к опрощению.
Второе. Англичанка, бывшая гувернанткой у Толстого в детстве, после того, как её воспитанники выросли, не вернулась на родину, а вышла замуж за русского и поселилась на Северном Кавказе. Вполне возможно, что они переписывались, и она, зная о трудностях пребывания Льва Николаевича в семье, не понимающей его, предложила ему приют в своём доме.
31-е. В поезде Толстой почувствовал себя плохо, и Маковецкий сообщил, что у него воспаление лёгких. Продолжать путь было нельзя, и они высадились на станции Астапово Рязанско-Уральской железной дороги. Начальник станции Иван Иванавич Озолин немедленно расквартировал своих домочадцев по родственникам и предоставил свой дом больному и тем, кто будет за ним ухаживать.
Озолин наверняка по долгу службы сразу сообщил о размещении в своём доме графа Толстого высшему начальству, но в этом не было необходимости. Чутьё не обмануло Александру, более того, она даже недооценила оперативность царских служб. Оказалось, что полиция внимательно отслеживала перемещения Толстого с самого момента побега его из Ясной Поляны, ведя за ним непрерывную тайную слежку. За домом, куда его поместили, тоже было установлено наружное наблюдение ещё ранее того, как была получена информация от начальника станции.
Ноябрь 1910 года.
6-е. Весть о болезни Толстого мгновенно распространилась по Земному шару, и станция Ас-тапово, дотоле никому не известная, оказалась в центре внимания всего лира. Около дома Озолина скопилась огромная толпа народа, ждущего сообщений о состоянии здоровья писателя. Ситуацию взяли под свой контроль главные «толстовцы» — Чертков и Александра Львовна, пускавшие в дом только избранных, тех, кого считали этого достойными. Не пустили они ни Софью Андреевну, ни о. Варсонофия, приехавшего из Оптиной пустыни. Полиция наблюдала за порядком, врачи не прерывали осмотр больного и консультации. Фото дома Озолина не сходило с первых страниц международной прессы.
То, что жену не пустили к умирающему мужу, и она часами смотрела в окно, в комнату, где он лежал, вызывает обычно наибольшее возмущение по отношению к Черткову и Александре. Но, надо заметить, что они всего лишь выполняли волю Льва Николаевича, который решительно не хотел видеть Софью Андреевну. Он панически боялся свидания с ней, и было правильно не допустить свидания, ибо оно могло привести больного в такое возбуждение, которое его сразу бы прикончило.
Другое дело — недопущение к нему св. старца Варсонофия. Советские литературоведы трактовали его появление в Астапове как охоту клерикалов за душой великого человека, но другие источники, в эмиграции, и в СССР, остававшиеся неизвестными, сообщали, что Толстой сам вызвал о.Варсонофия телеграммой. Однако у дверей его комнаты стоял Чертков, который не мог допустить их встречи, ибо боялся, что Толстой вернётся в лоно Церкви, а тогда «толстовство» потеряет почву.
7-е. В шесть часов пять минут по московскому времени сердце Толстого перестало биться. Величайший писатель земли русской прожил 82 года и 72 дня.
8-е. Громадный кортеж с телом Толстого направился в Ясную Поляну, чтобы, согласно завещанию, похоронить его на краю оврага в Старом Заказе, где, по словам старшего брата Льва Толстого, рано умершего Николеньки, зарыта зелёная палочка, которая даёт людям счастье.
В завещании были также пункты, касающиеся того, как общественность должна отнестись к его смерти. Во-первых, он требовал, чтобы при погребении над могилой не было никаких речей. Во-вторых, повелел не ставить на могиле никаких надгробий, тем более памятника. В-третьих, об его смерти просил ничего не писать в газетах.
Первые два пункта были выполнены: похоронили молча и могилку просто покрыли дёрном. Третье же требование не было исполнено: газеты всех стран ни о чём другом, как о смерти Толстого, не писали. А памятник ему позже всё-таки поставили, но в другом месте, в Москве.
* * *
Облагораживает ли нас искусство? Смягчает ли нравы, становятся ли люди под его воздействием лучше? Безспорного ответа на эти вопросы пока никто не дал. Но твёрдо можно сказать, что оно необходимо людскому роду, поскольку появилось вместе с ним и культивировалось всеми племенами и народами без исключения. Это говорит о том, что оно нас всё-таки меняет. И если называть имена художественных гениев, повлиявших на формирование современного человека, то вместе с Рафаэлем, Микеланд-жело, Сервантесом и Чайковским нужно упомянуть и Толстого. Не будь его произведений, все мы были бы немного другими.
В 70-е познакомился с англичанином, который был профессором русской литературы в Кёльнском университете. Я спросил его:
— Джерри, как тебя угораздило выбрать такую профессию?
— Очень просто, — ответил он. — В отрочестве я прочёл на родном языке «Анну Каренину» и испытал шок. Я сказал себе: страна, породившая такого писателя, заслуживает изучения, и поступил на факультет славистики.
Однако влиять на нас должны не только произведения великих авторов о вымышленной жизни, но и их успехи в построении своей реальной жизни. И с этой точки зрения Толстой даёт нам очень ценный предостерегающий пример.
Этот человек тянулся к Богу, более того, не мог жить без Бога. Но обрести Его он хотел в одиночку. По своей гордыне думал, что для этого хватит его природного ума. Но в падшей человеческой природе нет благодати — она утеряна из-за первородного греха, — а без благодати обрести Бога невозможно. Воплотившийся Сын Божий вернул на Землю благодать, передав её на хранение основанной Им Церкви, и только став её чадами, мы можем соединяться с Богом. Толстой не захотел идти этим единственно верным путём и заблудился.
Выход из тупика имелся — надо было только признать превосходство соборной церковной мудрости над своими доморощенными мудрованиями и покаяться. Но бес упрямства и самолюбия потащил его в другую сторону. Нельзя служить двум господам — одного из них обязательно возненавидишь. Толстой возненавидел Церковь. И закономерно стал лицемером и лжецом. Когда сестра в Шамордине спросила его, посетил ли он старцев, Толстой ответил: «Да они меня бы не приняли, я же отлучён...»
На самом же деле они передали через гостинника, что примут его с почтением и радостью. Как же он мог так нагло солгать сестре? Одержимый гордыней может всё, лишь бы оправдать себя.
Оправдает ли его Бог? Как хотелось бы, чтобы написанные им «Война и мiр», «Анна Каренина» перевесили его еретические измышления!
Виктор Николаевич ТРОСТНИКОВ