Виктор Лихоносов любил Россию пронзительно. Прочтёт что-то или услышит в защиту России, радуется, звонит:
– Крузенштерн в книге «Путешествие вокруг света», страница двадцать первая, пишет: «Мне советовали взять на борт иностранных матросов, но я, зная преимущественные свойства моряков Российских, коих даже английским предпочитаю, совету сему последовать не согласился». А Пётрто, а? Голландцами пленён. Да для русских что блоха, что слон. Что подковать, что по улицам водить.
Приедет, лежит на диване и вдруг сообщает:
– Жизнь прожить нужно так, чтобы оставить после себя богатую библиотеку.
– Да кому сейчас нужны богатые библиотеки? – возражаю я.
– Да, пожалуй. Тогда иначе: жизнь прожить надо так, чтоб было кому оставить богатую библиотеку. А? А? Так? Лучше?
Опять лежит. Вскакивает, садимся пить чай:
– Знаешь, когда погибла советская власть? В шестидесятые Шолохов подписал Письмо в защиту русской культуры. Когда ёрничанье, издевательство над русскими становилось нормой.
И на этом письме появилась резолюция Брежнева или Суслова: «Разъясните товарищу Шолохову, что в СССР опасности для русской культуры нет».
Почему было не появиться всяким хайтам, почему не топтать Шолохова.
История с обвинениями его в плагиате была спланирована троцкистами.
Исполнителя нашли. Непомерное раздутие своего величия у Исаича, вот и всё. Так-то, мои милые. Одна и та же операция – убрать, приглушить русских лидеров.
– Разве Шолохова не защищали?
– Кто? Уровень кафедры филфака.
Кто слышит провинциальную честную шолоховедку?
Опять уходит к дивану, опять лежит. Опять вскакивает:
– Кто, кроме русского, ещё так напишет? А это не написано, это из устного народного: «Выросла верба там, где он родился. Яблоня выросла там, где убит. Дуб вырос там, где его могила».
И, как всегда, о своей самой больной теме, о Тамани:
– Пропала Тамань! Что такое терминал? Что такое Атамань? Для туристов? Для чего? Для денег? Кому они нужны? И туристы, и деньги. На ещё терминалы? Да что Тамань! Уже прощай, Краснодар! Скоро будет как новая Москва – чужой, холодный. Лица на улицах чернеют. Правильно Распутин написал: «Горит село, горит родное, горит вся родина моя».
– Так это из давней песни народной.
– Именно! А кто и когда слушает народ? Вышли мы все из народа и не вернёмся в него.
Народ. Народ сочинил: «Суслов, Брежнев и Подгорный водки напились отборной. А наутро, пьяны рожи, водку сделали дороже». Она тогда стала, кажется, не три шестьдесят, а четыре двадцать. Народ тут же: «Передайте Ильичу: нам и десять по плечу». Но предупреждали: «Если будет двадцать пять, снова Зимний будем брать». Вот это спорно: что, брать Зимний из-за повышения цены или из-за чего ещё?
Вдруг смеётся:
– Передали мне на встрече в библиотеке письмо солдата домой:
Здесь такие ветры, что танки и трактора сдувает, они идут навстречу ветру зигзагами». Это, наверное, невесте. Чтоб посочувствовала. Таковы писатели: врут и ждут одобрения.
Налей чаю покрепче. Новый завари.
Погорячее. «Ты помнишь ли, философ мой, как розги ум твой возбуждали?» Там же, в «Фаусте» пушкинском о корабле, который везёт «модную болезнь»: «Всё потопить!». Быстро и хорошо. А мы эти корабли западные,
европейские, не топили, а с цветами встречали.
Пьём крепко заваренный.
– Теперь не уснём.
– Вспомни Писание: «Бодрствуйте, да не внидите в напасть». Наливай!
Владимир Николаевич
КРУПИН