Потомок царя Николая I рассказал, как и за что сражается в Донбассе
Правнук императора Николая I и пасынка Наполеона Бонапарта, гражданин Франции и России сражается против ВСУ с 2015 года. А ещё именно в Донбассе он встретил свою будущую жену. Гавриил Дорошин рассказал о своей родословной, боевом пути и возможности восстановления монархии в России.
Предсказание старца
– Гавриил, кем вы приходитесь государю императору Николаю I?
– Дочка императора Николая I, Мария Николаевна Романова, моя прапрапрапрабабушка. Получается, Николай I в восьмом поколении мой прадедушка. То есть прямой предок по материнской линии.
– Я читал, что ваш род также связан родственными узами и с французским императором Наполеоном Бонапартом. Так ли это?
– Да, Мария Николаевна, дочка Николая I, вышла замуж за Максимилиана де Богарне, названого внука Наполеона Бонапарта Первого. Он сын Евгения (Эжена) де Богарне, который в свою очередь является сыном императрицы Жозефины. Когда Жозефина выходила замуж за Наполеона, он усыновил её двух детей. То есть Евгений был не родным сыном французского императора, а пасынком.
– Про эту историю с генералом наполеоновской армии Евгением Богарне я читал давно. Когда французский генерал в 1812 году захватил Звенигород, он расположил свою армию в Саввино-Сторожевском монастыре. Во сне генерал имел видение преподобного Саввы Сторожевского, который убеждал его не трогать обитель и обещал благополучное возвращение на родину, а также предрёк, что его потомки послужат России. Евгений Богарне узнал
святого на иконе храма, запечатал собор своей печатью, приставил охрану и выступил из обители. Так гласит легенда, но так ли это было на самом деле?
– Всё это правда. Эта история передаётся в нашей семье из уст в уста. Евгений Богарне прожил долгую счастливую жизнь в отличие от остальных наполеоновских маршалов, погибших в сражениях или насильственной смертью. На смертном одре он просил своего сына Максимилиана отыскать обитель преподобного Саввы и поклониться ему. За своего прадеда это сделал я – поклонился мощам преподобного, посетив в 2017 году Сторожевскую обитель.
– Как вас встретили в монастыре?
– Я приехал туда и уехал оттуда простым паломником. Не бил себя в грудь, вещая, кто я такой… Впрочем, вполне вероятно, что кто-то из моих предков посещал обитель намного раньше меня. Ведь Максимилиан Богарне ради брака с Марией Николаевной согласился переехать в Россию, принять титул императорского высочества и стать родоначальником русского аристократического семейства князей Романовских, герцогов Лейхтенбергских. В начале XX века мои предки жили в своём имении в Крыму. Когда полуостров захватили большевики, они расстреляли всех взрослых членов семьи.
Возможно, эта же участь ожидала и детей, среди которых была и моя прабабушка, но их спасла няня – посадила в лодку и гребла очень долго, пока их не подобрало турецкое судно.
Вскоре они оказались в Европе, а потом доехали до родственников во Франции.
Зов предков
– А кто ваш отец?
– Он так же, как и я – русский человек, москвич. Мама в 1990-х годах приехала в Москву на обучение в рамках международной программы обмена образования. Здесь она познакомилась с моим отцом, они вместе переехали во Францию, там поженились и родился я. Во Франции папа принял священный сан. Кстати, мой дедушка со стороны мамы тоже является священнослужителем. Он протодиакон в соборе Архангела Михаила в Каннах, а бабушка при этом храме – регент.
– Теперь понятно, почему вы хорошо говорите по-русски. Никогда бы не подумал, что вы из Франции. Но дело, конечно же, не только в языке. Как вы стали русским человеком на чужбине?
– Русский дух в белоэмигрантской среде за границей до сих пор, в первую очередь, сохраняется вокруг храмов, вокруг церковной приходской жизни. Там мы вместе справляли праздники, пели народные песни, играли на музыкальных инструментах, изучали историю Отечества, детьми состояли в скаутской организации разведчиков. Церковь не давала угаснуть русскому пламени. Но и дома мы всегда разговаривали по-русски. В нашей семье шестеро детей, и мама постоянно, пару раз в неделю, проводила с нами уроки русского языка.
– Почему вы приняли такое непростое решение – отправиться в Донбасс?
– Знаете, может, оно и странно звучит, я бы не сказал, что думал и принимал какое-то решение. Сердце приказало – и поехал.
– Когда и как это произошло?
– 2014 год, на Украине Майдан и война в Донбассе, на котором против майданутых восстало русское большинство региона. Мне 17 лет, я молодой, буйный, участник околофутбольного фанатского движа и митинга правоконсервативных партий. И тут вдруг узнаю, что в Донбассе русских бьют. С нетерпением дождался, когда мне в 2015 году исполнится 18 лет, бросил учёбу, собрал вещи и поехал. Родителям сказал, что по-другому
не могу.
– А как они восприняли ваш отъезд?
– Мама, понятное дело, расстроилась, она боялась за меня и потому была против. А папа сказал: «Если нужна помощь, я тебе помогу».
Боевое крещение
– Как начался ваш фронтовой путь?
– Сначала я приехал в Москву. Так как я впервые был в России, то хотелось оглядеться, съездил в города Золотого кольца, походил по храмам. А потом через Ростов-на-Дону рванул в Донецк. Прошёл курс молодого бойца, и через 10 дней я уже пулемётчик на передовой, в Еленовке.
– Отчего именно пулемётчик?
– Просто никто не хотел на себе таскать тяжёлый пулемёт. И тогда мне его сунули в руки, сказали, потому что плечи широкие. А я и смирился, не стал спорить. Но потом я полюбил это оружие, а оно – меня. И провоевал пулемётчиком более двух лет.
– А почему позывной такой вам дали – Тасман?
– Вначале, как приехал, меня звали Француз. А в 2016 году мой командир батальона, который потом погиб под Мариуполем, переименовал меня в Тасмана. Потому что, говорит, ты вроде маленький и безобидный, но в бою настоящий злюка, проявляешь характер.
– Война – это всегда риск. Осознавали ли вы, что вас могут убить, покалечить?
– Я старался об этом не думать. А когда задумывался, то объяснял эту возможность так: путь православного человека – всегда подготовка к смерти. Смерть – это не конец, а начало, и главная наша задача – быть просто к ней готовыми. Но понятно, когда я женился и у меня появился ребёнок, я стал более осторожным, потому что отвечаю теперь не только за себя.
Военно-полевой роман
– А где вы познакомились со своей супругой?
– Здесь же, в Донбассе. Как-то мне позвонили из МИД ДНР и сообщили, что приехала французская делегация, попросили быть переводчиком. А потом гостям устроили в Донецке небольшой концерт, на котором в том числе выступала и моя будущая супруга – она пела со своей группой. Я пригласил Алину на медленный танец, так и познакомились. Она так стеснялась, что не могла ответить ни на один мой вопрос, только назвала своё имя.
– Она местная?
– Да, из деревни под Донецком. Потом я уехал на передок, но эта девушка не выходила у меня из головы. А я даже номер телефона не записал. Через третьих лиц её разыскал, и мы стали встречаться во время моих увольнительных – гуляли по парку, по набережной, общались и узнавали друг друга. Встречи были стабильно раз в три недели. А через год, в августе 2017-го, мы с Алиной обручились в церкви в Москве, а в 2018-м
уже обвенчались в Лионе. К этому времени я, разочарованный Минскими соглашениями, решил уехать во Францию, и забрал её с собой. Там родилась наша дочка, началась тихая, счастливая семейная жизнь.
– В России девушки красивее, чем во Франции?
– Разумеется, красивее. Но дело не только в этом. Они более подходят для того, чтобы рожать и воспитывать детей, вообще для семейной жизни.
– Но в феврале 2022-го грянула СВО…
– И я опять рванул в Донбасс. А супруга поехала следом за мной, в свой родительский дом.
Осознанный выбор
– Чем отличался первый приезд от второго?
– Если первое решение в 2015-м было спонтанное, по зову сердца, то в 2022-м это был уже серьёзно обдуманный поступок взрослого человека. Я приехал собирать то, что когда-то было с большим трудом собрано моими предками, а потом так бездарно растранжирено новыми правителями. Понимаете, в России я обрёл смысл жизни. Оно и не могло быть иначе для человека, воспитанного в белоэмигрантской среде, где всегда
культивировалось служение нашему историческому Отечеству как высшая ценность. Во всём мире нас должны либо любить, либо уважать, либо, в конце концов, просто бояться.
– С 2015-го года с перерывом вы на фронте. Бывали случаи, когда смерть проходила на расстоянии вытянутой руки?
– Например, когда 7 февраля 2023 года мы попёрли на Авдеевку, в нашем подразделении было 26 человек, а в живых остались всего восемь. Мои боевые товарищи умирали рядом в десяти, а то и в пяти метрах. Миномётный снаряд взорвался в двадцати метрах, все осколки прошли мимо меня, даже не оцарапав… На самом деле таких историй было очень много.
До СВО я служил в разведке. С 2022-го полгода был штурмовиком, потом перешёл в БПЛА. То есть я прошёл все этапы этой войны, так в армейском жаргоне, от бедолаги мотострелковой роты, который сидит целыми неделями в окопе или блиндаже, – до оператора, а потом и заместителя командира отряда БПЛА Добровольческого корпуса.
– А в каком подразделении сейчас служите?
– Совсем недавно я перевёлся в тыловую службу – занимаюсь одним проектом по БПЛА, конкретно – так необходимыми для нашей армии дронами. Более подробно пока рассказать не могу. Читайте мой ТГ-канал «Крестоносец – Гавриил Дорошин», все новости будут там.
Право на престол
– Ваше мнение, возможно ли в России восстановление монархии или это сейчас уже химера?
– Возможно ли это – решать только Богу, а вот то, что нужно, – без всякого сомнения. За последние сто лет в России несколько раз менялась политическая система, и ничего лучше монархии не было придумано. Но народ должен понять, что такое Помазанник Божий и что его нельзя просто так взять и поменять, как президента, а уж тем более свергать или убивать, как последнего императора.
– Если взять за точку отсчёта Земский собор 1613 года, избравший на царство Михаила Романова, то там же были произнесены страшные клятвы: тот, кто пойдёт против воли собора и против царского рода, будет проклят во веки вечные…
– Ну правильно, вот и получили в 1917-м и до сих пор расхлёбываем, в том числе и на наших исторических южнорусских землях.
– Но кто из ныне живущих Романовых имеет преимущественное право на престол? Вы изучали этот вопрос?
– Досконально нет, я достаточно далёк от этого. Но понятно, что сейчас главный публичный претендент – это Георгий Михайлович, сын Марии Владимировны, внучки великого князя Кирилла Владимировича Романова, двоюродного брата императора Николая II.
– Можно ли Марию Владимировну называть великой княгиней?
– Нет, я открыто говорю о том, что я не легитимист. При этом я не терплю издевательства над ними, всё-таки у них действительно родословная от рода Романовых, достойная чтобы их уважали. Но при этом они не имеют права претендовать на какой-то высший титул, а тем более на российский престол.
Точно так же, как не имею права и я.
– Почему не имеют?
– В биографии ветви Кирилловичей есть ряд моментов, которые по Закону о престолонаследии Российской империи закрывают им такую возможность. Одно из основных препятствий – морганатический, то есть неравнородный брак.
– Но Закон о престолонаследии принимался в мирное время, нужно же учитывать форс-мажорные революционные обстоятельства…
– Но если мы будем учитывать форс-мажор, то почему бы тогда не избрать новую династию, как это было в конце правления Рюриковичей? Тоже революционный форс-мажор – Смутное время…
– Может быть, потому что тогда ещё не было Соборной клятвы 1613 года?
– Согласен, вопрос сложный. Поэтому и сказал в самом начале – как будет угодно Богу. Лично я ни с кем из Российского Императорского Дома Марии Владимировны никогда не общался. Но, например, их заявление от 22 февраля 2022 года иначе как позорным не назову. Как можно, например, признавать независимость и суверенитет Украины, когда этот суверенитет ей дали большевики, самовольно нарезавшие границы по русским землям империи? Украина – это и есть Россия, без большевиков её бы не было.
Москва – Третий Рим
– Каким вы видите своё будущее?
– Хочу жить счастливой семейной жизнью и одновременно служить России.
– Какую самую ценную награду вы получили на этой войне?
– Российский паспорт. А ведь до этого мне, русскому человеку и участнику СВО, было три раза отказано в российском гражданстве в управлении миграционной службы России. Считаю это позорищем. Дело сдвинулось с мёртвой точки только после моего выступления в телепрограмме Андрея Малахова.
– А жена и дочка?
– Ну это не заслуженная награда, а милость свыше.
– И последний вопрос: за что вы воюете?
– Отвечу, не отделяя себя от России. Я уверен, что мы воюем не за территории. Наша страна – Третий Рим, последний оплот консервативного мира перед приходом антихриста.
И в этом смысле для меня эта война, во-первых, религиозная.
А во-вторых – национальная, за русского человека. И вот что я наблюдаю в последнее время на спецоперации: даже далёкие от поисков высших смыслов простые ребята из российской глубинки, находящиеся на передовой, начитают понимать, что выполняют здесь некую святую миссию.
Беседовал Андрей Викторович ПОЛЫНСКИЙ
RG.RU