Утром, в половине восьмого, позвонила Анастасия. Как большинство модных психологов, она была безцеремонной.
– Скажите мне, как прошёл вчерашний день?
Наталка Соколюк, украинская телеведущая, любимица патриотического зрителя, автор программы «Москаль капут!», нащупав под подушкой телефон, ответила севшим голосом:
– Всё вроде нормально.
– И никаких неожиданностей? – с подозрением спросила Анастасия.
– Ничего. – Наталка хотела добавить «и никого», но передумала.
– Тогда всё по старой схеме.
И Анастасия прервала связь.
Наталка прислушалась. В её большой квартире стояла неподвижная тишина.
С мужем они были в разводе. Детей не было. Опять зазвонил телефон. Наталка вздрогнула. И, злясь на себя за свою пугливость, прошипела:
– Ты, блин…
– Наталка, здравствуйте! – голос глуповатой помощницы шефа, забывшей перейти на державную мову, был похож на автоответчик. – Роман Викторович просил вас подъехать к десяти.
– Добрэ, я буду, – сухо ответила Наталка.
Она ещё немного полежала среди тишины, которая казалась ей безнадёжной и неживой. Потом пошла собираться.
– Ты ж моя кыця! – шутливо гнусавя,
Рома Карпенко, он же Роман Викторович, прикоснулся холодной щекой к щеке Наталки, и она уловила тошнотворный запах его парфюма.
– Тут такэ дельце. – Рома любил поговорить на сельском «суржике». Ему казалось это забавным. Но дело, видно, было срочным. А давняя дружба позволила отбросить опасения и перейти на привычный для обоих язык.
– Смотри, – продолжал Рома. – Есть задача крепко прищемить хвост московским попам. Просят серьёзные люди.
Сейчас это важно.
Наталка молчала, будто прислушиваясь не к словам Ромы, а к чему-то другому. У неё внутри.
– Короче, подгоним тебе на вечерний эфир попа. Такого, как надо. Забитого, убогого. Ну и прокачай его, как ты умеешь. Жги его, падлу. Казни его.
Чтобы самый тупой избиратель увидел, что московские попы – подлые враги Украины.
– Понятно, – тихо проговорила Наталка.
– Кыця, ты в порядке? – осторожно спросил Рома.
– В полном.
Наталка встала, вышла в приёмную, а потом бодро пошла по длинному коридору студии.
Рома говорил о новой программе Наталки – ток-шоу «Полёт Соколюк», где она в жёсткой обличительной манере, часто на грани скандала беседовала со своими гостями.
Наталка остановилась. Зашла в туалет и, достав из сумочки большую продолговатую таблетку, проглотила её.
Отец Алексей с самого начала решил отказаться. Ещё когда ему позвонила гостевой редактор и радостно стала уверять, что ему заплатят столько, сколько он и за месяц в своей церкви не заработает. «Никуда я не поеду», – подумал отец Алексей.
И думал он так не только потому, что после звонка на душе стало тоскливо, будто туда постучали из чужого, суетливого и холодного мира. Это можно было объяснить его гордостью или тем, что лукавый не пускает на хорошее дело.
Была ещё одна причина для отказа.
Грустная и больная. Отец Алексей совсем не умел говорить.
Вечером с телеканала прислали такси. И отец Алексей, надев новую рясу, часто крестясь и вздыхая, сел в машину.
Наталка Соколюк сидела в гримёрной одна. Она поймала себя на том, что боится посмотреть в зеркало. Её знобило. Она приняла уже третью таблетку.
Оглядываясь на дверь, Наталка слегка потрясла головой, словно что-то отгоняя.
Это началось два года назад. Когда Наталка была на вершине известности и её личный канал посещали миллионы поклонников.
Она возвращалась из Дубая. Внезапно в самолёте послышался детский плач. Даже не плач, а тихое хныканье.
Наталка обернулась, но не увидела в салоне детей. А плач продолжался. И был совсем рядом с ней. Потом она ощутила чьё-то присутствие. И даже дыхание.
Затем на несколько мгновений перед ней возник ребёнок. Девочка лет пяти в длинном белом платье. Она смотрела мимо Наталки. Но её бледное лицо было оживлённым. Она вздыхала, хныкала и будто что-то искала. Потом лицо её стало темнеть, меняться, и было понятно, что это существо с чёрным лицом вовсе не ребёнок. Затем всё исчезло.
Наталка обратилась к лучшим психологам, поскольку видения стали повторяться, доводя её до ужаса и оцепенения.
Все говорили о переутомлении и о стрессах. И только один доктор спросил, есть ли у неё дети. На что Наталка ответила, что нет, поскольку они с мужем по общему согласию посчитали необходимым её первую и единственную беременность прервать.
В гримёрную постучали.
– Так! – гаркнула Наталка, заставляя себя войти в привычный образ ядовитой, красивой и насмешливой любимицы полка «Азов» (запрещённая в России террористическая организация), присылавшего ей признания в любви вперемешку с похабными рисунками.
– А цэ наш батюшка! – девочка-редактор приоткрыла дверь гримёрной.
На пороге стоял отец Алексей, растерянно глядевший прозрачными глазами.
Наталка криво улыбнулась и, не сказав ни слова, стала смотреть в зеркало. Обычный подъём духа перед началом прямого эфира стал к ней возвращаться. Но на этот раз к дерзкой самоуверенности примешалась подлинная злоба.
И причиной этой злобы стал смиренный и добрый отец Алексей. Весь его беззащитный облик, его робость вызвали в Наталке раздражение и даже ярость.
Она и раньше говорила в своих программах, что считает церковь бизнесом, где обманывают людей. Говорила об этом весело, с шутками и приколами. Но теперь честные глаза батюшки сказали ей, что пришёл особый гнусный притворщик. И желание растоптать этого мошенника, дать в его лице бой всем елейным и фальшивым русским попам захватило Наталку Соколюк.
Начало программы сложилось крайне удачно. Скованный от волнения батюшка признался, что плохо говорит по-украински. И, хотя всё понимает, по-русски говорить ему будет легче.
Наталка довольно ухмыльнулась в камеру. Развела руками, мол, что с них взять. И сказала с угрозой:
– Гаразд!
После этого, предвкушая расправу,
она перешла на русский:
– Я так понимаю, что на этом языке вам легче получать задания из Москвы?
Отец Алексей опешил, так как не сразу понял смысл сказанного.
– Да шучу я, шучу! – засмеялась телеведущая. – Скажите лучше, вы за Путина сколько раз в день молитесь? А за Патриарха вашего Кирилла?
Такой развязный и неуважительный тон подействовал на отца Алексея неожиданным образом. Он успокоился и впервые без смущения посмотрел в глаза ведущей.
– Молиться за своего Патриарха мы обязаны, – медленно и с достоинством произнёс отец Алексей. – Но есть распоряжение нашего священноначалия Патриарха Московского на службе не поминать.
– А вы лично слушаетесь своего начальства? Или так себе?
Наталка ехидно улыбнулась и показала ладонью нечто похожее на рыбкувьюна, плавающую в разные стороны.
Отец Алексей не ответил. Он только внимательно и грустно вглядывался в лицо телеведущей. В какое-то мгновение его русые брови резко поднялись – то ли от удивления, то ли от испуга.
Тем временем Наталка Соколюк перешла к тому, что приготовила заранее. И на чём с самого начала хотела поймать и высмеять этого тёмного попа, который злил её всё больше.
– Скажите, а у вас там на вашей службе, я видела, выносят какой-то золотой кувшинчик.
Отец Алексей снова заволновался и негромко сказал:
– Это Чаша.
– Ну и что, вы все по очереди из неё выпиваете?
Наталка посмотрела в ближайшую телекамеру и подмигнула зрителям своим особым игривым подмигиванием.
– Мы причащаемся.
– Хорошо, а что там в этой вашей чаше?
Отец Алексей долго не отвечал. Потом он сказал:
– Там Бог.
– Ах, вот как! – дурашливо продолжала Наталка. – И как его зовут?
– Христос, – едва слышно проговорил отец Алексей.
– Ага! – засмеялась ведущая. – И что же, вы глотаете этого Бога?
– Принимаем в себя, – отец Алексей говорил, задыхаясь. – Под видом хлеба. Но это Сам Господь. Хлеб Жизни.
– И что же, он разрешает себя кушать?
Отцу Алексею стала невыносимо горько и стыдно от того, что он участвует в таком разговоре. Но он сжал своё сердце и заставил себя продолжать:
– Бог хочет в нас жить.
– Во всех?
– Во всех.
– И во мне, грешнице? – Наталка снова подмигнула в камеру.
– И в вас.
– А кто вам сказал, что это Бог?! – вдруг закричала Наталка и, оттопырив губу, злобно искривила рот. – Может, вам лечиться надо? Вон, алкаши красный портвейн пьют и никакого Бога не видят, а только белочку?
В эту минуту громко заплакал ребёнок. Затем Наталка услышала знакомое пугающее хныканье. И девочка в белом платье стала между ней и отцом Алексеем.
В первый раз видение пришло к ней во время эфира. Девочка повертела бледным лицом и, глянув Наталке в глаза, запела отвратительным низким басом:
– Мамо! Мамо! Ридна и кохана!
От страха Наталку замутило. Она стала терять сознание. Последнее, что ей запомнилось, был жёлтый крест на цепочке, который носил отец Алексей, и Человек на кресте, в муке склонивший голову.
В студии начался переполох. Наталку отвезли домой. Об отце Алексее сначала забыли. Но потом девушка-редактор вызвала ему такси.
Поздно вечером Наталка Соколюк после двойной дозы лекарств лежала одна в своей большой квартире. Теперь она точно знала, что всё опять вернётся. И никакая Анастасия ей не поможет.
Наталка не спрашивала себя, за что ей всё это. Она запретила себе искать причины кошмара. Просто, глядя в зеленоватый потолок, она перебирала картинки своей жизни. Гнусавый шеф Рома. Гогочущие, пахнущие водкой и
смертью «азовцы». Толстые пальцы владельца канала, с хитрым прищуром гладившего её по спине.
Словно обрывки неведомого мерзкого фильма быстро мелькали, а потом исчезали в черноте, где ждал уродливый и страшный конец.
И тут Наталка вспомнила отца Алексея. Его прозрачные глаза. И как он с обидой поджимал губы, когда она метко плевала ему в душу. Но теперь прежней злобы не было. Священник казался смешным и милым дедушкой.
Внезапно отчаянная мысль пронзила Наталку, как разряд:
– А если всё это правда?
Она замотала головой на подушке.
Но мысль повторилась.
Что, если этот златоглавый, поющий, целующий иконы выдуманный мир, над которым она смеялась, только видимая часть чего-то живого, настоящего, тёплого и родного?
– Нет! – застонала Наталка. – Нет…
В это время отец Алексей стоял на коленях в кухне своего дома. Была ночь. В доме все спали. Отец Алексей смотрел на икону Спасителя и плакал.
– Стыдно, Господи! Ты всё видел. Не умею я о Тебе говорить. Недостойный, старый.
Отец Алексей проглотил слёзы.
– Сколько раз думал, получится. Но так надо, наверное. Чтоб смирялся…
Он положил поклон и коснулся лбом деревянной половицы. Затем выпрямился и снова посмотрел на икону:
– Господи, пожалей её! Сколько их таких. Убьют ребёночка, а потом маются. Пожалей её! А нечисть отгони. Пусть не мучают её, Господи. Пусть войдут хоть в свиней, как тогда…
Отец Алексей опять залился слезами. Он ещё долго молился. И вслух, и в сердце. Вздыхал и кланялся.
За окном было темно. Но там, где мчали с визгом электрички на Киев, небо слегка серело. И было ясно, что скоро наступит рассвет.
Ян Ильич ТАКСЮР