В начале прошлого века на Брянской земле особую известность имел монастырь Белобережская пустынь, располагавшийся в живописном лесном урочище на берегу реки Снежеть. Его высокое почитание прежде всего связано с духовными сокровищами. Именно здесь возродилось древнее духовное делание, так называемое старчество, которое затем с особой силой расцвело в Оптиной пустыни и стало нормой жизни нашей Церкви. Один из настоятелей Белобережской пустыни иеромонах Леонид, в схиме Лев, стал впоследствии знаменитым Оптинским старцем.
Год подходит к концу. Осень. Середина ноября. Раннее воскресное утро обрадовало первым снегом. За окном лёгкий морозец. На жёлтые опавшие листья ложились совсем крохотные снежинки. Пустые дороги и тротуары, первый ноябрьский гололёд и осенний утренний снегопад. Ощущалось полноценное начало зимы. Вдруг выглянуло солнце, и воскресное спокойное утро превратилось в начало прекрасного оживлённого дня. Я подумал: «Это хороший знак перед моей поездкой в Белобережскую пустынь, что в Брянской области».
Спустя сутки уже ехал в поезде. Земля была окутана тонкой снежной простынёй. Мой взгляд невольно стремился за горизонт. Засмотревшись в окно, незаметно для себя уснул. Пробуждение совпало с прибытием поезда. Из открытой проводником двери в вагон проник слегка тёплый сырой ноябрьский воздух. В Брянске снега не было, и снова я словно возвратился в дождливую осень. Прошло несколько часов. Автобус не спеша двигался по незнакомым городским улицам и незаметно покинул город. Неожиданно в окне автобуса показался едва знакомый пейзаж. Конечная. Я узнал то место, куда по воле судьбы мне случилось добраться. Белобережский детский санаторий. Сейчас уже бывший санаторий. Это место передано Русской Православной Церкви, и теперь здесь возрождается монастырь, разрушенный в 30-х годах прошлого века. Буквально в следующий миг меня заполнили воспоминания из далёкого детства. Я был здесь. Так давно, что даже не помню, сколько лет прошло.
«Какое великолепное благодатное место», – в сердцах мысленно произнёс я. Моё внутреннее состояние было схоже с тем, когда был ребёнком. Время, казалось, остановилось. Я дышал лесным осенним воздухом, смотрел на старые опустевшие здания с могучими колоннами, и внутри меня будто разгоралось пламя радости и умиротворения. Затем я зашёл в маленькую церквушку и попросил дежурившего там послушника отвести меня к настоятелю о. Глебу. Послушник попросил подождать в церкви и через некоторое время возвратился вместе с настоятелем. Я благословился и сообщил цель моего приезда. О. Глеб распорядился поселить меня в одной из комнат бывшего детского санатория.
Остаток дня прошёл как в тумане. После шумного города с ежедневными автомобильными пробками и толпами прохожих я очутился на тихой сельской окраине и не мог понять, что со мной происходит.
Лёгкий осенний воздух пустыни умиротворял и дурманил. Вечером, едва присев на кровать, я моментально ощутил, как меня окутывает пелена сна и, будучи не в силах бороться, тут же уснул.
Я не завёл будильник. Каким-то чудесным образом сон прервался от первых утренних лучей солнца, что сквозь окно уже слегка освещали часть комнаты.
Для меня это было несколько странно. Я старался вспомнить, когда такое было в последний раз, и не мог. Первым делом после пробуждения подошёл к окну. Оно было небольшое, как и комната, где меня разместили. Светло-синие шторы на круглых металлических кольцах мешали рассмотреть вид за окном, и я немедленно их распахнул. От увиденного перехватило дыхание. Там, за старыми оконными рамами с треснувшим стеклом, снова шёл первый снег. Невзрачные здания пустыни казались древним миражом. Я был не в силах оторвать взгляд. Какой-то внутренний свет и радость настолько переполняли меня, что невольно хотелось восклицать: «Какая здесь благодать!» Наверное, и на самом деле это и была та самая Божья благодать, о которой пишут в святых книгах. Не помню, сколько времени так простоял. Наконец я вышел из здания и направился по тропинке в сторону реки.
Здесь были только мои следы. Я удивлялся самому себе: переполнявшая меня радость не улетучивалась, не исчезала.
Вскоре оказался на берегу реки под названием Снежеть. Рука потянулась в карман за привычной пачкой. Вынул сигарету, но прикурить не смог. Трудно это объяснить. Первая утренняя сигарета.
Она выкуривается всегда легко. Но я не смог даже закурить. Лёгкий ветер словно контролировал движения рук. Незаметно ощутил, что с каждым глотком утреннего свежего воздуха мысль и желание провести утро, вдыхая сигаретный дым, улетучились. В тот день дела все были сделаны как на одном дыхании. Я побывал на утреннем богослужении и записал на диктофон беседу с о. Глебом. Управился раньше запланированного. Было время ещё раз полной грудью вдохнуть тот воздух и прочувствовать и даже полюбить всё то, что меня окружало. В моей памяти словно отпечатались невзрачные разбросанные по территории монастыря серые низенькие здания, уцелевшая с прежних времён единственная угловая башня, строящийся деревянный храм... Вот и автобус. Пора возвращаться домой.
Наблюдая из окна уходящие за горизонт знакомые окрестности, мне припомнилось, как когда-то первый раз в своей жизни, будучи маленьким ребёнком, уезжал с моря. Глаза будто покрылись пеленой, и выступили слёзы. «Как же прекрасно – думал я, – ощутить то, что чувствовал когда-то в детстве. Вернусь скоро, очень скоро…» Я твердил это мысленно, понимая, что с городским темпом и привычными заботами, где зачастую условия диктуют тебе те или иные обстоятельства, сделать это будет крайне сложно. Совсем не помню дороги домой. Я был всеми мыслями там. Там, где время остановилось.
Этот глоток впечатлений и чистого монастырского воздуха был поистине очень важен для меня. Сравнить это можно с тем, когда умываешься студёной водой из природного источника или окунаешься в него. Ты моментально оживаешь. Есть только одно но в этом месте оживаешь не на один день. И спустя время, случайно вспомнив те моменты, снова погружаешься в удивительный мир тишины и спокойствия. Ты снова в той комнате, смотришь на первый снег, и тебя переполняет нескончаемая радость. Может быть, по этой причине древние подвижники и селились когда-то в монастырях и скитах?..
Алексей Владимирович ПАНКОВ