Помню, как мне рассказывала мама Люся: она только родилась, а её маме, то есть моей бабушке Маше, врачи сказали, что дочка ваша «не жилец». А мама моя, слабенькая, крохотная, рождённая 25 апреля 1932 года, прожила ещё почти девяносто лет. Поэтому и я на свете живу, и детки мои. И много чего чудесного благодаря тому счастливому апрелю случилось в моей жизни.
Пусть всегда будет мама, пусть всегда будет доброе чудо!
Я не сын космонавта
Родился я раньше, чем папу узнал. Он то в армии служил, то учился в юридической школе МВД… Брак с мамой оформил, когда мне было уже семь лет. А до нынешней фамилии я числился в детском саду как Комаров. Фамилию носил, как у известного космонавта. И меня прозвали Комарик Воздушный Шарик.
Но вот родители официально расписались. И я стал сразу Голодновым. Это случилось в 1968-м. И в первый класс я пошёл уже с новой фамилией.
Вскоре меня повезли в далёкую глухую рязанскую деревню знакомить с родственниками отца. Так я узнал о своём героическом деде-фронтовике Егоре Петровиче, прошедшем две войны. Великую Отечественную с 41-го по 45-й, а ещё – с 1945-го по 1947-й, с бандеровцами на Западной Украине, где был тяжело ранен и лечился в киевском госпитале.
Я любил посылать ему письма и открытки чуть ли не ко всем праздникам. К примеру, поздравлял с Днём рыбака! Выбирал специально покрасивее. Дедушка другим внукам ставил меня в пример, а они завидовали. Но я и других родственников не забывал.
Было мне тогда лет 12-13. Мне казалось, что так, с помощью открыток, я их объединяю.
Мне понравилось расспрашивать взрослых об их жизни, о далёких предках. И я так нахватался от них всякой информации, что потом они уже сами у меня спрашивали и уточняли: кто, где, когда родился или женился… Ну кто же знал, что в далёком будущем я и краеведение полюблю, и буду готовить материалы для местной районной газеты.
Как я не стал профессиональным артистом
В школе я активно участвовал в художественной самодеятельности и мечтал о карьере артиста. С раннего детства увлекался пародиями на знаменитостей и не стеснялся выступать перед взрослыми в шумных компаниях. Подражал голосам известных артистов, имитировал голоса животных и звуки разных музыкальных инструментов…
Родители, хоть от души и веселились вместе с другими, когда я выступал, были против моего будущего профессионального актёрства. После десятого класса, не пройдя по конкурсу в театральное училище, я попытался устроиться в Театр сатиры рабочим сцены. Долго ждал своей очереди на аудиенцию с чёрного входа. Видел, как с кем-то беседовал главный режиссёр Плучек, даже рассмотрел на доске объявлений выговор за опоздание на репетицию Андрею Миронову. Вахтёры меня одёрнули, чтобы я не совал свой нос куда не просят. Потом со мной разговаривал начальник театральных монтировщиков. Он спросил: «Родители в курсе?». И попросил принести письменное разрешение от папы. Я вышел из его кабинета расстроенным...
Поступив в педагогический институт, я пустился во все тяжкие. Стал заниматься одновременно в Школе молодого журналиста при районной газете и в театральной студии, где главным режиссёром был бывший профессиональный артист Николай Александрович Сысоев. Прошедший войну, немецкий плен и послевоенный ГУЛАГ. Именно к нему попал (ещё до меня) местный школьник Витя Сухоруков – будущий народный артист
России, всенародный «Брат».
Н.А. Сысоеву и его студии я служил верой и правдой более десяти лет, переиграв в различных новогодних сказках и спектаклях. В конце своей жизни Николай Александрович поведал мне свою историю с пленом и ГУЛАГом. Никто из актёров и режиссёров народного театра об этом не знал… С Божьей помощью удалось найти немецкую семью фермеров в селе Фреклебен. У этих фермеров около трёх лет крестьянствовал пленный Коля Серебрянский. Так они его прозвали. Относились как к сыну. И лечили, когда он повредил себе ногу во время летних работ в поле. В 1980-е стариков-фермеров уже не было в живых, а их дети пригласили моего наставника погостить. В переписке между Сысоевым и немцами помогала мне моя учительница по немецкому Наталья Михайловна. Мы и сейчас с ней на связи. Прекрасный человек! А Николаю Александровичу не довелось съездить в Германию.
Смерть супруги, а потом единственного сына выбили его из жизненной колеи. И он безвременно угас.
Но удалось при жизни восстановить его фронтовые заслуги и права как незаконно репрессированного.
Меня в то время избрали народным депутатом горсовета. Я сделал официальные запросы в нужные инстанции.
А к семидесятилетию мастера-наставника, осенью 1991-го, обратился к тогдашнему председателю Союза театральных деятелей, народному артисту СССР Ульянову. Михаил Александрович прислал Сысоеву официальное поздравление. Юбиляр и все в народном театре удивлялись этому.
Получилось, как будто Ульянов сам проявил эту инициативу.
Это же было справедливо! Но Сысоев мудро и лукаво на меня посматривал при этом: дескать, Женя, спасибо, но меня не проведёшь!
А Николай Александрович и вправду заслужил высокое внимание. Актёр десятки лет играл в театрах России, всего более ста разноплановых ролей – и комических, и трагических.
Как-то я спросил у народного артиста России, своего земляка, Виктора Ивановича Сухорукова, помнит ли он Сысоева. И он, сразу оживившись, добром помянул учителя.
Это была судьба
В то время, когда я списывался с фермерами из далёкой Германии, в том самом селе Фреклебен жил простой инженер Конрад Гарниш. Он на какое-то время оказался тоже связующим звеном между мной и знакомыми фермерами.
Из переписки с Конрадом я узнал и его историю. Оказывается, Гарниш побывал у нас в плену на территории Украины, был ранен, содержался в спецлазарете.
Десятки лет ему не давала покоя мысль встретить врача Нину, которая его выходила. Сколько таких Нин по России, где ж её отыскать? Пришлось обращаться в архивы, в Федеральную службу контрразведки, к коллегам-журналистам на Украине… Семидесятилетняя врач Нина Агеева нашлась в городе Кировск Луганской области. И после переписки с Конрадом они встретились на её родине. Уже много позже через московскую племянницу
врача я узнал, что вдовый Конрад приглашал врача Агееву к себе домой, предлагал руку и сердце… Дальше не знаю.
А со мной другое случилось. После окончания школы я не только в любительскую сцену погрузился, но и с головой в общественную работу. Тогда этим никого было не удивить. То в комсомоле, то в краеведении, то депутатом местным работал. На радиовещании – корреспондентом, потом – в многотиражке текстильного комбината и производственного объединения «Ореховоторф». В лихие девяностые стал свободным художником.
Друзья затянули. На рынках торговали, челночили в Польшу, привозили музыкальную аппаратуру. В это время мой друг-одноклассник, работавший в оборонке, из-за долгой задержки зарплаты не мог собрать деньги на памятник отцу, бывшему заместителю главного конструктора известного в городе оборонного предприятия. Я и друга с собой брал на рынок, чтобы он тоже смог заработать.
Дел у меня всегда хватало. Успел и в местных администрациях поработать, в пресс-службе, в системе образования. Не было только времени на личную жизнь.
В душе однажды ёкнуло: родители стареют, я тоже всё ближе и ближе к полтиннику. Пошёл к духовному отцу в православный старообрядческий храм. Говорю: батюшка, так, мол, и так. Устал я от мирской жизни, личная не получается.
Благослови в монастырь. Духовный отец объяснил: монастырь – это не церковь. Захотел – пришёл, захотел – ушёл. Не благословил!
И в свои сорок восемь я решил: пора, мой друг, бежать вслед уходящему поезду. Вдруг успею заскочить в последний вагон? Ушёл из администрации в свободное плаванье. Стал больше заниматься творчеством, зарегистрировался на сайте «Стихи.ру».
В новой поэтической стихии появились новые друзья и знакомые. Среди них – двадцатилетняя поэтесса из Донбасса Екатерина. Больше года переписывались, обменивались впечатлениями, стихами, прозой, созванивались… А потом решили очно познакомиться. Было это жарким летом 2010 года. Я поехал со старшим другом, замечательным поэтом, уроженцем города Дзержинска Горьковской области, бывшим капитаном Вооружённых Сил СССР и военным корреспондентом Семёном Булаткиным в Донецкую область. Свататься! Получилось! Судьба!
С тех пор живём с Екатериной вместе. Кстати, тем же летом 2010 года и обвенчались. Взял на себя эту миссию мой духовный отец иерей Леонтий Пименов, знавший меня до этого почти четверть века.
Так и живём – с Божьей помощью. В пятьдесят впервые стал отцом. Второй сын у меня родился в день моего ангела, когда мне уже исполнилось 58. У нас с супругой два сына: Арсений (десять лет) и Артемий (три года).
До сих пор с Екатериной не бросаем творчество – пишем стихи, прозу, занимаемся краеведением (Катя тоже полюбила это дело). Родители супруги успели перед известными событиями 2014 года переехать из Донбасса в Россию…
Да, забыл сказать. Мы с Катей ещё в 2011 году смогли побывать на Луганщине на могилке того самого врача Нины Николаевны Агеевой, спасшей пленного немца Конрада Гарниша и ещё десятки таких, как он. Выходит, в Германию она не поехала, решила остаться у себя на родине. Что ж, это была её воля.
А у меня своя судьба. В те годы я и вообразить не мог, что моя законная супруга будет из Донбасса с корнями из донского казачества. Хотя и мои прапрадеды-староверы, «раскольники», как удалось узнать, тоже были казаками и ходили под знамёнами Степана Разина и Кондратия Булавина. Вот такая она, земля, круглая. Всё возвращается на круги своя.
...15 декабря 2020 года. Первый мой день рождения без мамы.
После долгих дней без снега выпал белый очаровательный снег. Это подарок от неё! Она всегда мне с уверенностью говорила: «Сыночек, на твой день рождения будет снег». Шёл он и 15 декабря 1961 года, когда моя мама со своей мамой, моей бабушкой Машей, шли пешком в родильный дом по центральной улице города. Кружился невесомый вестник моей будущей жизни.
За добрую судьбу благодарю Господа Бога и родителей.
Царствие им Небесное!
Евгений Яковлевич ГОЛОДНОВ