Я давно уверен в том, что он умер. Очень давно. Такую уверенность я обрёл, когда понял, что нельзя дальше оставаться в состоянии гнева, презрения и постоянного анализа эпохи, в которую мне довелось жить. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые».
Для меня лично, для моей жизни, для моей семьи нельзя было оставаться в постоянной гневно клокочущей ярости. Мои папа и мама, люди, в высшей степени достойные Царствия Небесного, и я уверен, что они именно там. Скитавшиеся беженцами по огромной и бездушной стране, по пространствам которой ледяной ветер смерти катал сухой ковыль.
Ладно, я сумел заработать столько, чтобы мама и папа начали жизнь с нуля и ни в чём не нуждаться. Не спрашивайте, где я брал деньги и как они мне доставались. Но каково было жить им, потерявшим Родину? Мои убитые, растерзанные друзья в националистическом безумии... Моё и многих других русских попёрхивание всякий раз, когда нужно было громко сказать: «Я – русский». «Некрасиво, ненужно, невежливо, и вообще, вы кто такие»? Драка в автобусе на «Щёлковской», когда полковника, посмевшего ехать в форме, избивали трое светлоликих (это их наследники сегодня оскверняют могилы русских солдат, погибших на Украине), когда я едва не сел, защищая русского полковника, чудом избежав семи лет за решёткой. Это другой мой товарищ – подполковник ВВС, продававший поганую «Амаретту» ночью в жестяной палатке и откупавшийся от ментов каждую свою продавщицкую смену, а утром уходящий на занятия в Военную академию. Этот нескончаемый позор и покупка продуктов у цыган на станции «Одинцово», потому что в магазинах не было ничего, кроме салата из морской капусты, а маленький ребёнок дома был.
Я, как и многие, слава Богу, выжил. Но многие – нет. Они не умерли. Их заставили сдохнуть, как бродячих псов на помойке.
Сколько миллионов не родилось, погибло, вымерло в этой жути «перестройки».
Казалось бы, сломленная, катящаяся в пропасть страна, которую остановить на пути к исчезновению было уже невозможно. Пугать апокалипсисом моё поколение не надо. Он у нас был. Мы его пережили, перемололи, перехрустели костями своими и вырвали чресла всем, кто вставал на пути к выживанию.
Но миллионы – нет. Они ушли в мир иной в полном отчаянии, и я не готов поверить в то, что им сегодня видно, как изменился мир, и что души их нашли успокоение. Поэтому смерть Горбачёва у меня не вызвала никаких эмоций. Если бы я позволил себе думать, что он был жив до вчерашнего дня, не выжил бы я. Для меня его сердце перестало биться очень давно.
Дмитрий ЛЫСЕНКОВ,
журналист