Разведчик

Архив: 

С легендарным разведчиком, участником Великой Отечественной войны Николаем Степановичем ЛИНЕНКО встретился наш корреспондент Андрей Владимирович СОТНИКОВ и записал его воспоминания

Меня призвали в 17 лет в военное училище. Это была особая спецшкола, где готовили снайперов и нас, разведчиков. Нас там обучали быть очень внимательными – там растяжка, здесь мина, тут искусственные кусты, учили работе с ножом, с пистолетом. В Молдавии в Кишинёве-Яссы нам приходилось по семь раз ходить к немцам за «языками». Там мы стояли в обороне, и надо было всю подноготную немцев знать. Что интересно – только схватишь немца, и он сразу обмякнет, как бурундук становится. То ли у них моральный дух не тот, то ли ещё что, не знаю.

Тито

А потом мы улетели в Югославию. Домой к нам прислали похоронки, не надеялись, что вернёмся, а мы вернулись почти в полном составе. Нас забросили взять один штаб.
До нашего прилёта у лидера югославских партизан Иосипа Броза Тито было всего 19 человек. Как раз был Новый год. А в горах у них воздух чистый, снег крупный идёт, фрицы ходят расслабленные, их никто не тревожил. По рации нам дали задание совместно с людьми Тито захватить деревню, создать видимость большой армии, уничтожить половину фрицев и уйти незаметно. Мы так и сработали, захватили штаб дивизии, начальника штаба со всеми документами. На второй день шум, гам, немцы бегают, а никого нет. И слух пошёл по Югославии: партизаны. У Тито сразу пополнение за сутки – 150 человек. А нас с временного аэродрома на самолёте перебросили назад на Родину.

Бандеровцы

Южная Украина и Западная – это два врага, они абсолютно разные. Сейчас в Киеве засели бандеровцы. Молодёжь они так воспитывают, что Россия – это враг Украины, а русские – оккупанты. …Мы стояли на Западной Украине, станция Луцк. Вырыли землянки, обустроились, всё было спокойно. В одну ночь бандеровцы вырезали наш артиллерийский расчёт, 12 человек, утащили пушку.
Нас подняли всех до единого. Был приказ: среди них есть немецкий резидент, надо его взять живым… А там сосняк, озёра и болота. И мы пошли их искать. Проходим водоём размером с наше Белое озеро. Смотрю, камыши качаются в воде, а нас этому обучали. Приказываю: гранаты к бою. Как мы дали им! Они выскакивают, а мы их поливаем. Их там было человек 80, всех положили, до единого. И среди них этот немецкий резидент был. Ну, как мы могли его живым взять?..
И тут СМЕРШ копать начал: кто дал команду? Меня и моего помощника в штрафную или расстрелять – такой был закон. Потом уже подключилась Москва. Поснимали с нас ордена, и пошли мы заново рядовыми. Такая была у меня история с бандеровцами.
На Украине собственно украинскую речь мы редко слышали. Тогда в основном они по-русски все говорили, кроме Западной Украины. На Украине не всё было разрушено, отдельные деревеньки чистенькие оставались. То ли они на немцев работали, то ли ещё что – даже странно было.
Тяжелее всего нам было именно на Украине. Грязь непролазная, а мы мокрые, потные, и вши ещё эти, они нас доканывали. А потом один солдат нашёл средство. Комочек белого бинта под мышку засунешь, потом вытаскиваешь, он кишит ими. Так мы немного от них освобождались – вши очень любят чистое и белое.
Пойдёт ли нынешняя молодёжь Родину свою защищать? Думаю, пойдёт, хотя трусов, конечно, много будет. Чечня, Сирия показывают, что основа в русском человеке осталась той же. Что характерно – здесь, на гражданке, он может быть разгильдяем, а в тех экстремальных условиях он переформатируется.
Путин в чём молодец – он поднял Россию, мы почти избавились от американской агрессии, он поднял армию и флот. Это ему честь и хвала. Я очень доволен, что Путин поднял наше вооружение, это основа всего. Крым мы сработали красиво. Сейчас главное – Донбасс, он весь русский. Украина – это только Западная Украина, как она была отдельно, так и осталась.

Остров

…Мы форсировали Дунай, а он полноводный, около километра шириной.
На правом его берегу находился город Мохоч и остров, где немцы расположили огневую зенитную точку. Командир дивизии, полковник Машляк, поставил перед нами задачу – захватить остров. Шёл ноябрь. По Дунаю тогда плыли деревья, брёвна, кусты – где-то бомбили. «Давайте, – говорю, – километров за пять поднимемся и поплывём». И вот мы, 15 человек, понавесили на себя гранаты, автоматы, ножи, замаскировались под кусты и поплыли, держась за брёвна.
Холодно, конечно, было, хотя не очень, как в сентябре у нас. Приплыли ночью к острову и начали их гранатами закидывать. Вы посмотрели бы, как они испугались, не ожидали нас, ныряли в Дунай, тонули. Они же в обмундировании, а мы налегке, в одних гимнастёрочках. Взорвали всё – и остров наш. Красная ракета в воздух, и пехота за нами пошла. За тот остров мне дали ещё одну Красную Звезду.

Как выжили

Не знаю, почему я выжил. Я попадал в такие ситуации – меня расстреливали из пулемётов, из миномётов – и ничего.
Взять планшетку, ремешок перебьёт, и дальше воюешь.
…Наш 172 полк расположился на границе с Румынией вместе с пехотой на опушке леса, недалеко от станции Кишинёв-Яссы. Там был уклон, и видна деревня. Я говорю Ване Романюку, моему товарищу: «Пойдём, прогуляемся в деревню». Нам навстречу идёт майор и с ним пять человек: «Вы куда?» – «Да вот, прогуляться решили».
Они пошли с нами. Спустились к реке. Видим, стоит наш пулемёт Горюнова, но лента не та. В это время в ту же деревню идёт рота фрицев. Я говорю: «Дайте по ним хоть два выстрела сделаю». Тра-та-та. Те разбежались. Мы пошли через виноградник, там пчёлы, мы ещё соты поели. Спустились к мостику, к дороге.
Слышим, бронетранспортёр едет. А у нас, кроме пистолетов, автоматов и ножей, ничего нет. В это время вылезает наподобие нашего МАЗа и тащит за собой пушку. На машине расчёт немецкий сидит. Майор: «Огонь!» Стрелять-то мы умели. А за ними ещё пехота. Те увидели нас и залегли. У них такого призыва нет: ура и вперёд!
Я говорю: «Давай врежем им из пушки». Расцепили, станины сбросили, снаряд, гильза. Как им дали... Майор: «Ну, братцы, теперь надо делать ноги, нам сейчас будет плохо». Как чувствовал. И вот бежим по винограднику вверх. А в это время подошли немцы, пулемёт поставили и нас поливают… ни одного не задели! Если бы мы задержались ещё, они бы нас окружили и расстреляли.
Война мне до сих пор постоянно снится. Во сне я то матерюсь, то пою. И почему-то мне именно этот день чаще всего снится. Говорят, что не боялись, неправда это, все боялись. Мне и резать приходилось, и расстреливать – ты знаешь, что это враг, не ты его, так он тебя.
Всё дело в том, что в нас слишком много злости было на фрицев.
После Кишинёв-Яссы к нам приехал ансамбль песни и пляски Советской армии. Посмотреть на них почти полдивизии собралось. Солнце, день прекрасный. Артисты танцуют, поют, а я посмотрел на ребят, у них в глазах не концерт, а тоска и горе и что-то ещё, трудно даже объяснить что. Не так просто было отойти от всего увиденного. У меня тогда как раз друг, Николай Штык, убит был.

Артподготовка – это ад

Однажды командир разведроты нам сказал: «Утром будет артподготовка, идите на нейтралку, если после артподготовки останутся огневые точки, вам надо их уничтожить». В 6:00 артподготовка. Вы не представляете себе, что это такое, это кромешный ад. Над тобой разряды, снаряды, дым, газ. Мы поднялись – никого, ни огневых, ни обороны, всё было уничтожено. И тогда немцы начали бежать по-чёрному.
В Венгрии как-то засекли нас немцы. Мы вчетвером от них убегаем, за нами собаки, стрельба. Впереди была небольшая гора, и в ней сделаны гаражи-штольни, где стояли огромные бочки, штук десять. А у них там сплошные виноградники. Бочки эти были двухметровой ширины и четырёхметровой длины. Мы забежали в одну из штолен.
В бочке сверху люк открыли. Я говорю: «Спустите меня». Плюхнулся, мне по грудь было. Все остальные тоже спустились в эту бочку. Господи, помоги. Полупьяные стоим, воздуха нет. Слышим, немцы прибежали. Они не додумались в бочки заглянуть. Краны открывают, вино течёт. Ладно, ушли. Я говорю: «Выталкивайте меня». Потом их по одному вытащил. А немцы далеко не ушли. И мы последнего немца по-тихому схватили.
Таким образом и сами спаслись, и «языка» притащили…
Постоянно так, не зря же я пять раз раненый был, резаный. У меня было звание капитана, орден Красного Знамени, медали «За отвагу» и «За боевые заслуги», а потом стал рядовым, всё из-за бандеровцев.
Я вам честно скажу, если бы не Сталин, не генералитет, немцы маршем до Киева не дошли бы. Он сказал: «Мы будем воевать только на чужой стороне».
Всё вооружение, всё боепитание было сосредоточено на востоке. Почему при нападении немцев Сталин был на несколько дней деморализован, так что пришлось выступать Молотову и потом только он выступил с речью «Братья и сестры»? И опять, если б не Сталин, мы бы проиграли. Из Москвы он не выехал, как бы близко немец ни подошёл. Оба его сына воевали, и, главное, сына своего, Якова, за Паулюса он не сменял. Это какую силу воли надо иметь, чтоб так поступить: «Я солдата на генерала не меняю».
Наши церкви были все до единой испоганены, а их – они открыты, всё чисто, заходи, смотри, хотя прошла масса наших войск. Мы втроём зашли как-то, хоть и атеисты были, молились только в Бога Христа, а тут невольно шапки сняли. Там атмосфера, не позволяющая кощунствовать. Наши же храмы были все осквернены, поэтому фрицам и пощады не было. Хотя у нас сами разрушали церкви, изгоняли священников, а в душе вера-то всё равно оставалась.
…Вот уже после войны были мы как-то в пионерском лагере под Томском. Приехали к нам немцы со своими детьми. Их очень хорошо приняли, отдельные им палаты были выделены и всё остальное. Дети там все вместе играли, все сдружились. И вот что мы запомнили. Стоят вместе два мальчишки, один немец, другой русский.
У немецкого мальчишки спрашиваем: «Случись война, ты пойдёшь его убивать?» – «Пойду», – отвечает он. А у русского спросили, он ответил, что нет.
Мы просто опешили. В том у немцев и беда. Нет в них той человечности.
Я постоянно толкую, когда выступаю в школах, почему мы победили – мы защищали свою Родину, свою землю, свои семьи, а они пришли грабить, уничтожать, захватывать и убивать, потому и проиграли. И всегда проигрывают.

Фото Оксаны Луговой