Наука умирать

Архив: 

«На границе тучи ходят хмуро…» На этот раз – на западной. Чем закончится противостояние с некогда братской Украиной и маячащими за её спиной США, не ясно. Пока наша армия, как показывают события в Сирии, Казахстане, других «горячих точках» планеты, продолжает оставаться одной из сильнейших в мире. Однако при ближайшем рассмотрении обнаруживаются проблемы, порой достаточно серьёзные.

«Не щадя живота своего…»

Речь пойдёт о боевом духе, точнее, о готовности солдата или офицера умереть по приказу. Ибо эта решимость воина отдать свою жизнь и является главным критерием столь широко трактуемого понятия. Оно в общем и целом знакомо и условно принимается военнослужащими, но занимает далеко не своё место в традиционной системе духовно-нравственных ценностей и моральных критериев российского (русского) воина.
Возьмём Общевоинские уставы ВС России – настольную книгу военнослужащего. На первой же её странице в Военной присяге об отношении к своей смерти воина – ни слова. Есть правильные и нужные слова о «соблюдении Конституции», «строгом выполнении требования воинских уставов, приказов командиров и начальников», «достойном исполнении воинского долга» и «мужественной защите свободы, независимости и конституционного строя России», самого «народа и Отечества».
Для сравнения заглянем в присягу солдата и офицера Русской Императорской армии, где прямо говорится: «Клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому государю императору [имя и отчество], Самодержцу Всероссийскому, и Его Императорского Величества Всероссийского Престола наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови…».
В срочно написанном после февральского переворота 1917 года тексте новой присяги, к которой в спешном порядке приводилась армия, тема смерти вынесена в самое начало и выглядит так: «Клянусь честью офицера (солдата) и обещаюсь перед Богом и своей совестью быть верным и неизменно преданным Российскому Государству как своему Отечеству. Клянусь служить ему до последней капли крови, всемерно способствуя славе и процветанию Российского Государства».
«На границе тучи ходят хмуро…» На этот раз – на западной. Чем закончится противостояние с некогда братской Украиной и маячащими за её спиной США, не ясно. Пока наша армия, как показывают события в Сирии, Казахстане, других «горячих точках» планеты, продолжает оставаться одной из сильнейших в мире. Однако при ближайшем рассмотрении обнаруживаются проблемы, порой достаточно серьёзные.
Сохранилась тема смерти и в Красной армии, хотя и построенной на ровном месте, в пику прежней, царской. В присяге красноармейца (1918–39 гг.) говорится об этом так: «В борьбе за Российскую Советскую Республику, за дело социализма и братство народов не щадить ни своих сил, ни самой жизни». К слову, написал её фактический создатель Красной армии Лев Давидович Троцкий (Бронштейн). Принципиально не изменилась подача темы готовности умереть за высокие идеалы и в последней присяге военнослужащего СА, принятой в 1947 году и просуществовавшей вплоть до краха СССР: «Я клянусь защищать Родину (СССР) мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами».

Смотря за что умирать

Как видно, на протяжении столетия тема смерти – готовности воина отдать свою жизнь за объявленные высшими идеалами ценности – сменила не только сам вектор, но и вообще перестала упоминаться. Это заставляет серьёзно задуматься и изучить столь важный и деликатный вопрос, ибо на самом деле для каждого человека, включая воина, нет ничего ценнее своей жизни.
Взяв за точку отсчёта императорский период, мы видим, что военнослужащий клянётся Богом (!) отдать свою жизнь за Божьего же помазанника – царя. Для верующего человека тут всё просто и понятно: Бог – источник и податель жизни, он как высший идеал призывается в свидетели, что воин готов умереть, защищая своего государя, отца Отечества, который персонифицируется с Родиной.
Недаром в сравнении с поздними историческими периодами Русская Императорская армия, проявляя жертвенность, чудеса храбрости, практически не имела предателей и изменников.
Советской власти жёсткой рукой удалось навести порядок в создаваемой фактически заново, но из старых кадров Красной армии. Скрепив её угрозой смерти: «Если по злому умыслу отступлю от этого моего торжественного обещания, то да будет моим уделом всеобщее презрение и да покарает меня суровая рука революционного закона». Достигнув небывалой прежде мобилизационной массовости до 5,5 млн человек, она за пять лет одолела действующие разрозненно белые армии (включая интервентов) меньшей, порой в десятки раз, численности. При таком соотношении сил не приходится говорить о массовом самопожертвовании красноармейцев, а число их переходов на сторону противника на пике успеха белых было, несмотря на страх наказания, весьма значительным. Очевидно, революционные идеи советского правительства не овладели массами, и чаще всего путём «вдохновения» красноармейцев служили месть, классовая ненависть и карательные органы.
Серьёзным испытанием стала Великая Отечественная война. При этом противник был в этот раз прекрасно оснащён, отмобилизован, мотивирован, обладал численным и материальным превосходством. И первые месяцы войны показали явное преимущество вермахта, сумевшего захватить огромные территории и пленить фактически все группировки войск западных военных округов (свыше 3,5 млн солдат и командиров, не считая убитых и раненых). Далеко не для всех красноармейцев начавшаяся война стала священной. Поворот в сознании народа и его защитников произошёл позже. Косвенно это признал в беседе с посланником президента США Гарриманом в сентябре 1941 года сам Верховный Главнокомандующий Иосиф Сталин: «У нас нет никаких иллюзий, будто они (русские люди) сражаются за нас. Они сражаются за мать-Россию».
Только после осознания жестокостей войны, истинных планов и зверств противника на оккупированных территориях, перестройки военно-политической и агитационной машины ГлавПУРа наши воины в значительной мере стали проявлять презрение к смерти, готовность отдать жизнь за жизни своих родных и близких, отеческий дом – то, что называется для русского человека просто Родиной.

Голубой «патриотизм»

Русскому (называвшемуся одно время советским) воину знакомо понимание самопожертвования, и он готов отдавать жизнь. Но не за абстрактные «свободу», «честь», «Российское государство» или «социалистическое Отечество», но за вполне реальную для него Родину и её символы. Не значит ли из этого, что в интересах государственной безопасности, руководству страной и армией необходимо тщательнее формулировать, прописывать, культивировать и закреплять в душах и сердцах защитников Отечества эти понятные всем образы. Ведь наши противники, зная это, работают, не покладая рук, в обратном направлении – именно размывая, искажая, заменяя их.
Как быть с высмеиванием и опошлением высоких, в т.  ч патриотических чувств, разрушением связи поколений, пропагандой антисемейных ценностей, низменных потребностей? Продвижением этих «ценностей» заняты многочисленные в т.  ч. федеральные каналы и целое стадо отмороженных рэперов и тик-токеров с собачьими кличками вместо имён. Пойдёт ли на смерть за Россию развращённый ими, надевший погоны эгоист? А как реагировать на высмеивание и искажение наших национальных корней и традиций, религиозных ценностей и символов, насаждение идеологии бездумного потребления и настойчивое протаскивание в наше культурное пространство «прелестей» в виде педерастии, чайлдфри и других отклонений, экспортируемых нам с Запада? Закроет ли своим телом командира Иван, не помнящий родства, которого с Россией практически ничего не связывает? Бросится ли под танк «Абрамс» со связкой гранат закредитованный по самые уши боец со странностями поведения и нетрадиционными взглядами на семью?

«Умирай за Дом Богородицы!»

Сейчас главное – выявить единый критерий, безошибочно определяющий пользу и вред, традиционное и спасительное от наносного и вредного. Этот критерий заложен в русском начале – Православии. На нём и из него выросла, им стоит самобытная восточноевропейская православная цивилизация – Третий Рим – со своей глобальной задачей быть светочем Истины, маяком остальным народам.
Её ярчайший представитель и выразитель Александр Васильевич Суворов ближе всех наших полководцев подошёл к тайне смерти – ему дано было свыше безоговорочно распоряжаться жизнями своих солдат и офицеров. Он владел не только секретами науки побеждать, но и не менее важной науки умирать.
Генералиссимус, словно священник, верховный жрец напутствовал своих чудобогатырей перед атакой так: «Умирай за Дом Богородицы, за Матушку-Царицу, за Пресветлейший дом. За павших Церковь Бога молит. Кто остался жив, тому честь и слава!». И эти слова находили отзыв в сердцах верующих подчинённых, не вызывая колебаний и сомнений, ведь они чётко усвоили одну из заповедей своего командира: «Без молитвы ничего не начинай, оружия не обнажай!». Именно религиозность русского воинства, его уверенность в посмертной участи павшего на поле брани защитника Православного Отечества, творили чудеса. Никакие шахиды и прочие идейные фанатики не могли сравниться с массовым самопожертвованием русского воина. Пример тому – многочисленные победы Суворова над турецкими войсками, где сильны были боевые традиции воинственного ислама, включая спецподразделения смертников – янычар. Не могли остановить суворовцев и освобождённые от веры в Бога, движимые новыми идеалами «свободы, равенства и братства» революционные французские войска, успешно завоевавшие почти всю континентальную Европу.

Кого боится смерть?

Свой духовный, религиозный опыт Александр Васильевич черпал в бездонном источнике – Матери Церкви, которая учит относиться к смерти как неизбежному переходу души из одного состояния – в другое. «У Бога все живы!» – этот известный святоотеческий постулат выражен и в православном Символе веры, который произносит человек во время своего крещения: «Чаю (ожидаю) воскресения мертвых и жизни будущего века».
Именно эти последние два стиха Символа, вышитые на своём значке (знамени) всегда возил с собой в память о смерти гроза чеченских горцев, прославленный герой кавказской войны казачий генерал Яков Петрович Бакланов.
Конечно, православный воин, донской казак не был заколдованным, но просто вверял себя Богу, который и хранил его от козней хитрого и коварного врага. Такой же силой духа, основанной на глубокой вере, обладал и командующий Отдельным Кавказским корпусом генерал Алексей Петрович Ермолов. Своим воинам отважный генерал всегда старался напоминать о вере. «Никогда не забывайте, – подчёркивал он, – что мы за Веру и Отечество сражаемся! А коли так – чего нам бояться?! Перед атакой – осенил себя крестным знамением – и вперёд! Ведь сам Господь думает о каждом из нас и определяет: кому жить, а кому помирать. Это же Его собственный Промысел!». «При этом, однако, – добавлял он для излишне горячих, – безрассудно лезть на рожон тоже не стоит, это похоже уже на самоубийство – смертный грех будет! Следует всегда идти средним путём, и тогда непременно спасёшься, ибо смерть боится того, кто сам её не боится».
Сам Ермолов этот феномен русской непобедимости объяснял так: «Мои кавказские богатыри, погибая в бою, радовались, что своей собственной жизнью они сумели защитить своих товарищей. Именно самопожертвование (а это высокое качество всегда было свойственно русским православным христианам!) порождало отвагу, а отвагой изгоняется естественный для человека первоначальный страх пред смертью. Смерть же боится того, кто её ни в грош не ставит и всегда готов предстать перед Господом».
Отечественная военная история вслед за Ермоловым доказывает: отдельное воинское подразделение выживает только в том случае, если каждый из его бойцов приготовился к смерти. И наоборот: отряд неизбежно гибнет, если он состоит из воинов, стремящихся выжить любой ценой. Вот они – слагаемые победы! Эту мысль полностью подтверждает и Евангелие от Иоанна: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» (Ин. 15, 13), которую, слава Богу, стали всё чаще выбивать на памятниках павшим воинам, что не оставляет надежд на выход из сложившейся ситуации.
Православное христианское воинство делала непобедимым именно победа над страхом смерти через уверенность в её безпомощности по отношению к безсмертной, преданной Богу душе, выраженная в словах библейского пророка Осии: «Смерть, где твоё жало? Ад, где твоя победа?». Пропитанный пасхальной радостью воскресшего Христа русский солдат, уверенный, что «яко с нами Бог», и был основной боевой единицей непобедимого суворовского войска.
А вершиной этой победы над смертью является сугубо монашеский опыт, не чуждый аскету Суворову, который и солдат по возможности подбирал по таким же качествам. Высшая степень монашества – схима – требовала от схимника умереть прежде смерти, т. е. так настроить себя, что стиралась грань между этой (временной) и той (вечной) жизнью. Таковым был приговорённый к вечной жизни через смерть монах и воин Александр Пересвет, одолевший в поединке «заговорённого от смерти» лучшего воина Мамая – Челубея.

Царствие Небесное или вечный огонь?

С этой победной позиции понимаешь, как далеко назад откатилось нынешнее человечество, пренебрегая памятью смертной и ужасно страшась, отодвигая её. Тут срабатывают скорее психологические установки – убрать подальше в подсознание все пугающие и безпокоящие мысли, «глуша» их искусственно вызываемой радостью. Сказывается, прежде всего, 75-летний опыт жизни «без Бога», пролонгированный во многом постсоветскими  либерально-неоязыческими установками. Ведь даже условно верующие православные люди желают покойному не «вечной памяти» «царствия Небесного» или упокоения «со святыми», как полагается, а совершенно языческой «земли пухом», что ещё в Древнем Риме воспринималось как проклятие.
На 180 градусов в советский период поменялась и символика поминовения павших товарищей. В дореволюционные времена на их могилах ставились кресты, служились заупокойные службы – панихиды, облегчающие загробную участь павших сослуживцев, соединяя их души с товарищами. В советское время на воинских захоронениях кресты заменили неоднозначные звёзды, и фактически обязательными стали языческие тризны с возлияниями на могилах.
Что ещё характерно, нынешний русский, условно верующий воин не стремится попасть в рай, о чём мечтал, например, Суворов, написав по этому поводу сугубо церковное произведение – покаянный канон. В голове нашего сегодняшнего защитника царит «каша», и в лучшем случае местом своего посмертного пребывания он видит некую валгаллу – прототип VIP-санатория для душ героев, где они либо пребывают в некой нирване, либо бражничают и веселятся в обществе прекрасных незнакомок – гурий. Это больше соответствует языческим, восточным или исламским восприятиям загробного мира и не имеет никакого отношения к православным, «не от мира сего» традициям. Рай – место, где «нет болезни, печали и жизнь безконечная», где у души не будет никаких земных потребностей, но вечное, радостное наслаждение пребывания с Богом.
Как пророчески писал видный деятель эмиграции, военный учёный, профессор Николаевской академии Генштаба Русской Императорской армии генерал-лейтенант Николай Николаевич Головин: «Будущая Российская Армия, несомненно, должна использовать всё хорошее и светлое из нашего великого прошлого. Она не может отказаться от того духовного капитала, который завещан нам Петром Великим и Суворовым. Только при соблюдении этого условия она достигнет уровня действительно мощной боевой силы. Душа Армии выковывается на протяжении веков». Это время настало! Пора не на словах, а на деле возвращать в армию её традиции в полном объёме, в т. ч. память о смерти.

Андрей Дмитриевич РЕДКОЗУБОВ,
полковник в отставке, сотрудник
Синодального отдела МП РПЦ по
взаимодействию с ВС и правоохранительными органами РФ,
Роман Алексеевич ИЛЮЩЕНКО,
подполковник запаса,
ветеран боевых действий