Так случилось, что неожиданно для себя я «загремел» в военный госпиталь – один из нескольких в Подмосковье, обслуживающий военнослужащих и офицеров запаса. К последним и отношусь. Не теряя времени даром, параллельно с лечением решил поделиться своими наблюдениями о том, как и чем живёт нынешняя армия.
«Приятного аппетита» как фактор стабильности
Если театр начинается с вешалки, то армия, безусловно, со столовой! Оговорюсь заранее, что никаких претензий к качеству пищи у меня нет, напряг другой момент. Я по привычке, сложившейся ещё во время службы, войдя в воинскую столовую, желаю всем приятного аппетита. Обычно есть какая-то реакция, чаще в виде одобрительного гудения. На сей раз – полная тишина. Сажусь за свой столик, повторяю своим новым соседям пожелание. Опять тишина. Три молодых человека, уткнувшись каждый в свою тарелку, молча поглощают пищу, отвлекаясь только на прикреплённый на стене телевизор, который настроен на молодёжный музыкальный канал. Для меня, офицера запаса, отдавшего более 25 лет службе, это тревожный звоночек. В своём подразделении я всегда обращал на это внимание, что говорило мне о серьёзных проблемах в коллективе, моральной подавленности людей. Требовалось найти и устранить причину, выведя общий настрой служивых на необходимый уровень.
Со временем, кстати, проявляя упорство, я нашёл отклик и в обеденном зале, и у себя за столом. Но, что интересно, прежде всего – у солдат и у соседа азиатской внешности. Двое молодых офицеров-славян долго привыкали, что надо как-то реагировать на вполне привычное застольное приветствие. Как оказалось, дело отнюдь не в невоспитанности.
Вторым делом – самолёты
Разговорился с одним из них – старшим лейтенантом Петром Л. Он 10 лет назад окончил Воронежский ВНУЦ ВВС и теперь, по окончании обязательного пятилетнего контракта, увольняется. Вместе с ним покидать строй собираются ещё 40 офицеров, в основном молодёжь. Столь массового оттока из части я не помню на своём веку даже в лихие 90-е, когда было особенно тяжело служить. Лишившаяся сразу такого числа специалистов часть становится, по сути, небоеспособна, а ведь в авиационном полку, где числится мой сосед, весь регламент полётов связан в неразрывную технологическую цепочку. Боевой самолёт не поднимется в воздух, если его должным образом не обслужили, не заправили, не вооружили, не обеспечили качество взлётной полосы и не дали само разрешение на взлёт, а сам пилот не прошёл необходимую предполётную подготовку. Именно таких специалистов готовят, к слову, в Воронеже.
У Петра, как выяснилось, причины для увольнения следующие: невысокая зарплата (с его слов около 50 тысяч), полная загруженность по службе – аж 8 нарядов и караулов в месяц, отсутствие чёткого регламента рабочего времени, нехватка выходных и главное, как подчёркивает он, невнимание командования к нуждам офицеров. Отсюда отсутствие смысла и мотивации службы. Очевидно, что даже разрекламированный проект военной ипотеки для служивых не прельщает больше офицеров и контрактников. Многие предпочитают уходить даже в столь непростые времена из стабильной в этом отношении армии в непредсказуемое море рынка.
Не хотят связывать себя по рукам обязательством перед армией.
Святое самопожертвование
В целом проблемы старлея, на которые ссылается он, мне хорошо знакомы. Переживали мы и более суровые времена, когда в 90-е военным месяцами не выплачивали и без того мизерное денежное содержание, квартирная очередь замерла всерьёз и, как казалось, навсегда. Остаться в армии, не увольняться, меня, моих товарищей удерживали тогда чисто моральные факторы, в т. ч. уважительное отношение командования, идущего, где можно и даже где нельзя, навстречу, что рождало особый дух взаимовыручки. Мы чувствовали поддержку своего командира полка, комбата, ротного.
И это рождало ответное чувство и желание не подвести командира, не подставить товарищей, поддержать честь (да-да, именно так!) подразделения, преодолеть ещё раз себя. Именно это чувство преодоления себя ради важной – государственной – идеи и давало нам то самоуважение, ту профессиональную и национальную гордость, без которых невозможно оставаться русским офицером.
Очевидно, что сегодняшний защитник Родины куда более «жидковат». У молодых офицеров уже нет ни такого опыта духовной закалки, ни наглядных примеров, ни соответствующих, подвигающих их к этому командиров. Никто и ничто их не воодушевляет на подвиг святого самопожертвования, без которого профессия защитника Отечества теряет смысл и обесценивается, несмотря на высокие должностные оклады.
Вопрос: куда делись такие командиры и как исправить ситуацию? Отвечу кратко. Таких командиров целенаправленно отправили на заслуженный отдых в результате многочисленных реформ и чисток рядов. А саму систему, готовившую суровых мужчин, в результате либеральных идей и демократических преобразований сломали, заменив её валом отчётностей, повсеместной перестраховкой, перекладыванием друг на друга ответственности и всё более заметной феминизацией армии. Возможно ли вернуть ситуацию в прежнее русло и есть ли понимание этого у высшего руководства, вопрос уже не ко мне.
От героев былых времён
Почему-то вспомнилось, что лет десять назад, когда я ещё служил, меня поразили такие опубликованные в документах для служебного пользования данные закрытого социсследования военнослужащих: треть призванных солдат воспитывались в неполных семьях, росли без отца, и это в большей степени касалось русских ребят. Сегодня эта доля, скорее всего, возросла. То есть передача по мужской линии своего армейского опыта закалки (от отца к сыну) нарушена у минимум трети нынешних русских солдат и молодых офицеров. Не здесь ли во многом и кроется ответ на затронутую проблему?
Я заметил и другую, впрочем, хорошо знакомую и раньше картину: быстро находят друг друга и сплачиваются земляки кавказцы. Чувствуют они себя практически везде, куда их забрасывает судьба, вполне уверенно. Они не стесняются, обнимаясь, приветствовать друг друга на своём языке, слушать и включать достаточно громко свои песни, эмоционально выражать национальные, культурные, религиозные особенности, словно этому их учили с детства. Верная мысль! Их этому и учили родители, дружная община – махалля, местный мулла. С каждым годом в воинских коллективах становится всё больше представителей народов Кавказа, Средней Азии, в т.ч. и из числа командиров. Есть опыт формирования сугубо национальных подразделений, состоящих исключительно из представителей одной нации, например, чеченцев. Мне доводилось бывать в одном из них. Чем же подпитывался этот дух? Он держался национальным самосознанием, особой формы патриотизмом, гордостью за службу в своей части, желанием славы и подвигов, примерами в которых были не только действующие командиры, но и хорошо знакомые национальные герои: от сподвижника лидера горского сопротивления русским Шамиля до Героев России Саид-Магомеда Какиева и Рамзана Кадырова. Всё это сдобрено хорошим, крепким чеченизированным исламом, повёрнутым с учётом национальных особенностей в сторону вайнахского менталитета. Поэтому был в этом подразделении и свой имам – хорошо вооружённый, плотно сбитый мужчина, зорко наблюдающий за выполнением обязательных молитв и намазов его военизированной уммой.
Дух до востребования
Национальное самосознание, двигавшее солдатами и матросами Суворова, Багратиона, Ушакова, Скобелева, после череды революций, войн и реформ сегодня еле теплится. Казённый патриотизм не может дать достойного ответа вызову времени. Не готовы к разговору о национальном самосознании русских – по новой Конституции «государствообразующего народа» – и в Главпуре, уполномоченном на это органе военного управления. Хотя из опыта Великой Отечественной войны известно, что именно возвращение к национальным корням – русским традициям, героям, песням – в пику довоенному пролетарскому интернационализму и дало ощутимый результат. Сегодня гордость за свой народ, часть, подразделение, героев в должной мере присутствует, пожалуй, лишь в спецназе, ВДВ, морской пехоте. У остальных они практически утрачены и нивелированы. Всё до ужаса формализовано: от одного зачёта по ОГП (обязательной общественно-государственной подготовке), где требуется механически перечислить сослуживцев – Героев России и боевой путь части, – до другого.
Церковь, призванная играть свою активную роль в армии в поднятии боевого духа и формально получившая эту возможность более десяти лет назад, столкнулась с массой проблем, главная из которых – отсутствие у командования или личного состава устойчивого интереса к вере предков. Он, как правило, проявляется лишь в зоне боевых действий, где по понятым причинам нет возможности в полной мере вести духовно - просветительскую работу. Отрицательно сказывается на работе священнослужителей и наличие значительного числа среди военнослужащих неоязычников, представителей деструктивных культов, откровенных богоборцев.
Слово и дело
Наконец, хочется отметить роль СМИ и негативного воздействия информационной среды на военнослужащих. Как специалист, имеющий соответствующее образование и опыт изучения проблемы, утверждаю, что разница воздействия на военнослужащего при прослушивании песен группы «Любэ» и треков Моргенштерна будет колоссальная. Но кого чаще всего крутят на МУЗ-ТВ и других молодёжных каналах? Недаром же и в столовой госпиталя телевизор по умолчанию включён на один из таких каналов – окучивание мозгов и формирование самосознания военнослужащих продолжается и в лечебном учреждении, не вызывая ни протестов пациентов, ни реакции командования, ни замечаний специалистов и врачей!
Подводя итог моих госпитальных наблюдений, хочется верить и надеяться, что я что-то не разглядел, недопонял, где-то «перегнул палку» и что на самом деле всё обстоит гораздо лучше: кадрового дефицита в армии нет, самолёты совершают плановые полёты, а в армейских столовых и казармах все приветливы и дружелюбны. И вообще боевой дух на высоте. Дай-то Бог!
Роман Алексеевич ИЛЮЩЕНКО,
подполковник запаса, ветеран
боевых действий