Общаясь с офицерами в неформальной обстановке, часто приходится слышать жалобы, что служить стало тяжело, что не только солдаты, но и начальники пошли «не те»... Попробую на личном примере из 27-летнего служебного опыта разобраться в проблеме.
Дурак или лодырь?
За точку отсчёта возьму 2001 год, когда я – майор, проходивший до этого службу «на земле», перевёлся в «элиту» – редакцию войскового издания, куда попал, не имея специального образования. Одной из причин этого стало наличие открывшихся там вакансий из-за увольнения ряда журналистов. «Кадровый голод» – одна из главных предпосылок сложившейся ситуации, имеющей свои объективные факторы. В моём случае главной причиной массового увольнения профессионалов стала скоропостижная смерть главного редактора и назначение на эту должность офицера, не имевшего специального образования. Вот вам и вторая причина проблемы.
Впрочем, начался этот процесс раньше, с распадом Союза ССР и перевода Российской армии на контрактную основу, когда не имевшие до этого возможности уволиться бывшие советские офицеры вдруг получили право покидать её ряды. Служить тогда в ВС стало непочётно и непрестижно. Уходили не только те, кто тяготился службой, включая пьяниц и «залётчиков», обвешанных взысканиями по служебной и партийной линии; и те, кто «ошибся дверью», но и те, кто ощутил себя коммерсантом на волне открывшихся возможностей после опубликования в середине 80-х горбачёвского закона «Об индивидуальной трудовой деятельности». Помню, как он тогда потряс воображение нас, курсантов высшего военно-политического училища.
Его плоды мы ощутили, придя в войска. Как грустно признавали сами офицеры, в строю оставались либо «служаки на всю голову», либо те, кто не знал, чем заняться на гражданке. Их почему-то сами же офицеры считали лодырями и дураками. Трудно было честно служить с такой психологической установкой, постоянно ломая голову над тем, кто ты: «служака» или «лодырь»? Не прогибались под сложившуюся систему немногие.
Не только выслужить, но и заслужить
Прекрасно помню середину 90-х, службу в отряде спецназа, где большая часть офицеров подрабатывала в «свободное от службы время». В каждом подразделении существовал свой негласный график, который вёл, как правило, командир. Этот график определял, когда, кто и кого прикрывает на службе – на занятиях, в карауле, нарядах, проверках. Естественно, об этом знало и старшее начальство, не безвозмездно закрывая глаза на такие шалости, тем более денежное довольствие офицеров тогда было мизерным и часто задерживалось. А жили почти все на съёмных квартирах, и лишь счастливцы – в офицерских общежитиях. Подработка и коммерциализация стали нормой для новой Российской армии, плодя офицеров с соответствующим мировоззрением.
Отражалось ли это на боеготовности – корневом вопросе самой службы? Безусловно! И это показала грянувшая в конце 1994 года война в Чечне. Увы, даже в нашем элитном отряде небоевые потери были вполне сопоставимы с боевыми, что говорит прежде всего о недоработке офицеров.
Компенсировалось это прежде всего личным мужеством офицеров, безусловным доверием к ним солдат, традициями спецназа и возможностью быстро учиться на ошибках, которых было немало. В чеченских командировках 100 % времени было посвящено службе, учёбе и личному составу, без отрыва на подработки и коммерцию. И это дало свой результат. По итогам обоих чеченских кампаний – в отряде пять Героев России (из них два посмертно). Только в ходе специальных операций, проведённых летом 2001 года, бойцами отряда были уничтожены известные террористы, обезглавлены многие банды, а главари взяты в плен.
Это отступление сделано ещё и потому, чтобы подтвердить усвоенную в отряде аксиому: «Спецназ – как железо, без дела ржавеет». Войны действительно активируют и стимулируют не только кадровый вопрос, отданный в мирное время на откуп мздоимцам-бюрократам в погонах и лампасах, но и оздоровляют всю систему, включая вертикаль власти, вынужденную включаться в борьбу за выживание, отложив корыстные мотивы. Об этом с лихвой говорит опыт Великой Отечественной войны, когда все довоенные идеологически-репрессивные эксперименты Иосифа Сталина завершились на практике формированием мощнейшего аппарата Победы, созданного исключительно по принципу профессиональной пригодности. Должность нужно было не только выслужить, но и заслужить.
Время «позвоночников»
Но чем дальше отодвигалась война, списывалось в архив и на пенсию поколение фронтовиков, тем больше утрачивалось понимание важности подобного принципа построения армии. Неумолимо надвигалось время «позвоночников», угодливых скороспелок, подкреплённое хорошими бонусами высоких должностей, не требующих принятия решений, за которыми стоят жизни сотен и тысяч подчинённых. И если Афганистан ещё не выявил в полной мере ущербность такой кадровой политики, то всего 15 лет спустя та же Чечня показала истинную цену генеральским погонам и лампасам, заработанным на паркете и распродаже военного имущества заграничных групп войск.
Вспоминаю в связи с этим начало 90-х, свой очередной перевод по службе с Западной Украины в Кировскую область, в затерянный в лесах полк, где пришлось столкнуться с невозможной для сегодняшних дней картиной, когда ротами командовали седые капитаны, знавшие службу «назубок». В шутку их называли «пятнадцатилетними», и в этом была доля истины.
Они могли себе позволить в служебное время «кушать водку», но если была необходимость, то успешно управляли в таком состоянии подразделением, порой – не вставая с дивана в офицерской общаге и при отсутствии мобильных средств связи. Настолько высок был их авторитет в роте, настолько они владели обстановкой, контролируя там всё до мелочей. Для многих из них майорские погоны были пределом мечтаний, потому что должности комбатов и штабных, открывающих дорогу к погонам с двумя просветами, были надёжно забронированы для «своих»
– выпускников академий и чьих-то детей, которым был нужен этот трамплин для дальнейшего роста. Лично мне эта капитанская школа дала многое в понимании того, каким может и должен быть настоящий командир. И понятно, что достигался этот уровень не количеством выпитой пресловутой водки, но исключительно суворовским «Тяжело в учении – легко в бою».
Растоптанная история
Но вернусь к 2001 году, когда я, имея богатый практический опыт службы за плечами, оказался в редакции. Переквалифицироваться из «сапога» в аналитика, могущего чётко и красиво изложить на бумаге армейские проблемы, сделав при этом правильные выводы (что тогда требовало от меня новое начальство), было непросто и из-за отсутствия базового образования, и из-за дефицита матёрых наставников – акул пера, выбитых из строя чеченской войной, водкой и другими факторами. Имея, однако, склонность к журналистике, штудируя подшивки, я вновь штурмовал секретариат и кабинет главного редактора, уделявшего, как сейчас понимаю, мне много своего времени.
Тогда же моим глазам предстала поразившая меня картина, которую не забуду до конца дней, потому что она объясняет сложившуюся патовую ситуацию не только с дефицитом адекватных начальников, но и вообще причины их появления на армейском горизонте. Примерно год спустя после моего перевода в редакцию, наметился её переезд по новому месту дислокации. Редакция с более чем 50-летним стажем, как никакая другая структура, богата, прежде всего, архивами. Их и поручено было паковать молодым лейтенантам 2001 год выпуска, окончившим профильный факультет Военного университета МО РФ.
Каково же было моё удивление и возмущение, когда я увидел, как молодые офицеры, нимало не смущаясь, без церемоний распихивали по сумкам и коробкам ворохи бумаг и документов, порой имеющих вполне историческую и архивную ценность, утрамбовывая их ногами. На все материалы и документы тары не хватило, и многое было брошено, в т. ч. уникальные фотографии и плёнки с оригиналами, хранящими летопись войск. До сих пор помню потрясение: молодые офицеры – журналисты, дипломированные «инженеры солдатских душ», топчущиеся по… своей же истории. За подобные вещи в войсках при передислокации того же штаба полка если не били морды, то строго взыскивали, а лейтенантам, несмотря на предпринятые мной меры, всё сошло с рук. К слову, прощалось им не только это. Наступало время всепроникающей толерантности и размягчения суровых армейских традиций. Чего же удивляться, что спустя 20 лет многие из тех лейтенантов, став полковниками, заняли руководящие должности не только в редакции, но в главке и даже министерстве. К слову, ни один из них никак не проявил себя на журналистском поприще, не стал «акулой пера», не блеснул редакторским талантом, продолжая наработанные годами традиции.
Многие переквалифицировались в смежные, порой весьма далёкие от основной профессии.
Воспитание военного журналиста, конечно, имеет свои особенности, но если брать проблему шире, то она состоит в том же: в армии мало профессионалов, знающих и непременно любящих свою работу, могущих передать свой опыт молодёжи, которая в свою очередь мало им интересуется. Да, мы гордимся Героями России, офицерами, приумножившими славу её армии – старшим лейтенантом Александром Прохоренко, гвардии майором Романом Филипповым и многими другими. Но воспитали их явно не топтавшие свою историю «скороспелки» и «позвоночники», которых с каждым годом становится всё больше в строю.
Роман Алексеевич ИЛЮЩЕНКО,
подполковник запаса, ветеран боевых действий