11 февраля 1941 года, 80 лет назад, родился Юрий Поликарпович КУЗНЕЦОВ
В завершающей четверти трагически и сумбурно уходящего Русского века три поэта оказывали наибольшее влияние на современную поэзию, на творчество входивших в неё молодых авторов: великий лирик Николай Рубцов, вернувшийся стихами и неимоверно раскрученный нобелевский эмигрант Иосиф Бродский и, конечно, стихийный мыслитель и метафорист Юрий Кузнецов (ушёл из жизни 17.11.2003). Поэзия на рубеже тысячелетий теряла популярность и притягательную силу, а культурно-информационная политика упорно оставляла на плаву только Бродского. Поэзия как великий род искусства и высшая форма выражения смыслов настолько ушла с экранов телевидения, что руководители программ и ведущие разучились использовать её даже на публицистическом и политическом поприще. Тем не менее настоящие стихи производят порой среди сумбурного крика эффект разорвавшейся гранаты. Вот в телепрограмме идёт обсуждение наплыва мигрантов, протестов и всей судьбы ЕС, и профессор Елена Пономарёва вдруг приводит в качестве внятного и ёмкого аргумента строфу Юрия Кузнецова:
И что же век тебе принёс?
Безумие и опыт.
Быть иль не быть? – таков вопрос.
Он твой всегда, Европа…
Все замерли – как чеканно и точно! Сегодня и впрямь кажется, что от Европы провидение потребует окончательного ответа на гамлетовский вопрос.
Или вот в стихотворении, посвящённом Станиславу Куняеву, Кузнецов написал пророческие строки до всякого признания, что идёт страшная война – информационная, гибридная, бесовская – и постиг её вековую разрушительную бездну: «Потому что Третья мировая // Началась до Первой мировой».
Осмысление роковой судьбы России неуклонно привело Юрия Поликарповича к тайне Православия, к немеркнущему образу Спасителя, потому что Россия – страна Христа. В своей глубокой книге о Кузнецове соратник по поэзии и по журналу «Наш современник» Станислав Куняев вспоминал: «В последние времена второго тысячелетия с Юрием Поликарповичем стали происходить загадочные перемены. Он, и доселе немногословный, вообще перестал разговаривать на всяческие бытовые и журнальные темы, приходил на работу незаметно, читал рукописи, сдавал их в очередной номер и уезжал домой или на дачу во Внуково. Из его кабинета уже не доносились шумные разговоры, которые обычно случались, когда к нему приезжали его птенцы из провинции. Однажды, перехватив мой вопрошающий взгляд, он всё понял и объяснил причину своей новой для него сосредоточенности:
– Я поэму о Христе обдумываю. Он ведь был первым поэтом человечества, он мыслил и разговаривал с народом как поэт...
– В какой номер планировать? – пошутил я.
– Надеюсь, что на переломе времён, в двухтысячном году принесу первые главы. Нам надо прорваться – начинается третье тысячелетие со дня его появления в мире!
Так оно и вышло. В четвёртом пасхальном номере за 2000 год первая часть поэмы, названная «Детство Христа», была опубликована. Но одновременно с началом работы над поэмой Поликарпыч написал стихотворение, которое отвечает многим скептикам и клирикам, что подвигло его на этот «Божественный риск», на то, что он снова «пошёл поперёк»:
Полюбите живого Христа,
Что ходил по росе.
И сидел у ночного костра,
Освещённый, как все…
В армии Юрий Кузнецов служил связистом, и это сейчас воспринимается как символ. Кузнецов узрел разломы, провалы и прорехи духа, из которых надвигалась тьма, и стал, как всадник-гонец из стихотворения «Знамя с Куликова», уходящий от погони и связывающий разрозненные войска, выносить русское знамя из невиданной битвы. Всадник спасал на теле изодранный стяг, «чтоб поздние дети могли латать им великие дали и дыры российской земли». Нашу землю продолжают безжалостно дырявить, а потому объективно роль поэта-провидца должна возрастать, но вся политика СМИ и культурных институтов сегодня такова, что пророки остаются не востребованы.
Именно об этом и предупреждал поэт в стихотворении «Сухое зло», возвращаясь к образу выносимого из боя знамени:
Копошится звёздный муравейник.
Все дороги отягчают дух.
Зло и сухо думает репейник
Обо всём, что движется вокруг.
Цепким зраком он следит за нами,
Хоть о нас не знает ничего.
Всё-таки держи повыше знамя,
А не то он вцепится в него.
С точки зрения чисто филологической, Кузнецов сказал о себе сам: «Всё, что касалось меня, я превращал в поэзию и миф. Где проходит меж ними граница, мне как поэту безразлично. Сначала я впитываю мир и вещи мира, как воду губка, а потом выжимаю их обратно, но они уже становятся другого качества. Я осваивал поэтическое пространство в основном в двух направлениях: народного эпоса (частично греческого), русской истории и христианской мифологии».
С точки зрения поэтической и философской – Кузнецов неисчерпаем и ещё ждёт своего прочтения. Сегодня не его время, но точку ставить рано, недаром он предвещал:
В этом мире погибнет чужое,
Но родное сожмётся в кулак…
Мы ждём свершения этого пророчества!
Александр Александрович
ВЯЗЕМСКИЙ