1 ноября 2020 года исполнилось 76 лет замечательному батюшке – протоиерею Олегу Тэору. Отец Олег – настоятель псковского воинского храма в честь святого благоверного великого князя Александра Невского, руководитель епархиального отдела по взаимодействию с Вооружёнными силами России.
Батюшка проходил армейскую службу в гарнизоне Кронштадта. Во время посвящения во диаконы вокруг престола его водил отец Нафанаил (Поспелов), а во время рукоположения во священники – отец Иоанн (Крестьянкин). Отца Олега связывает многолетняя духовная дружба со старцем протоиереем Николаем Гурьяновым. Окормляя военнослужащих, отец Олег бывал в Чечне, Сирии, Югославии и Дагестане. Многие называют его «дивизионным батюшкой».
Очередной рассказ из серии «Несвятые святые – наши дни» подготовлен издательством Псково-Печерского монастыря «Вольный Странник».
Я был верующим с детства. У нас в деревне все были верующие, я с младенчества всегда был в окружении верующих. Когда учился в школе, к нам приехал учитель из Эстонии, от которого мы впервые услышали, что Бога нет.
И я всегда старался быть с верующими, быть в Церкви, прислуживал в храме, читал. Общался с людьми благочестивыми, в том числе и со старцами. Старец отец Николай Гурьянов мне, когда я был в Самолве до рукоположения в священники, послал весть, чтобы я подъехал к нему. Я тогда с пересадками, на водных судах добрался до него. И он минут за 15 дал мне наставлений больше, чем другие за несколько лет. Отец Николай дал полотенце, показал, как орарем владеть, какие говорить прошения, когда диаконом буду. Впоследствии я часто бывал у старца Николая и даже не раз ночевал у него.
В то время закрывали храмы – закрывали вообще. Чтобы было меньше религиозных обществ. И если свободный храм где-то был, то в области, в глубинке. Занимали эти места протестанты или другие вероисповедания. И я решил: чтобы лишнего замка не было на храме, чтобы ещё один храм не был закрыт, идти в священники.
Я постоянно учился, никогда не был свободным, посещал вечернюю школу. Как только сдал последний экзамен, сразу же по повестке отправился в Ленинград в военкомат. Прибыл рано, не было, наверное, и 6 часов утра. Пошёл в Никольский морской собор, потому что знал, что он открыт. Там с панихидного стола одна бабушка дала мне икону небольшую, которую я постоянно хранил. И в армии тоже: Господь умудрял, чтобы не видно было её никому.
Нас потом из Ленинграда везли долго, мы плыли мимо Кронштадтского собора, ещё и Владимирский собор был виден – мы так объезжали вокруг. Наконец попали в Кронштадт. Мне ещё до этого сказали: «Мы отправим тебя туда, где ты в церковь не будешь ходить». В то время в Кронштадте не было ни одного открытого храма, и там я проходил службу. Ко мне относились хорошо, потому что и в то время были тайные верующие среди военнослужащих и офицеров.
А после армии я решил идти учиться в семинарию. И было собрание по этому поводу, и один Герой социалистического труда с пятиконечной Золотой звездой говорил, что таким, как я, надо головы оторвать. Такая вот «свобода» была.
Я пошёл священником, чтобы был где-то открыт храм. А раньше не шёл, потому что у меня не было музыкальных данных, а в нашей местности все считали, что диакон, священник, церковные певчие должны служить музыкально. А я пошёл так. Это было зимой, примерно в день преподобного Корнилия, праздник был. И как раз случилось, что у меня потерялся паспорт в монастыре. А потом оказалось, что один батюшка, сейчас не помню кто, надел быстро моё пальто и ушёл. А там был паспорт. Я владыке Иоанну, митрополиту, говорю, что у меня паспорт потерялся, что, наверное, тот батюшка взял. А он мне: не будем тебя рукополагать. Я шёл мимо братского корпуса, и тут идёт отец Илий, духовник Святейшего Патриарха. И он сказал мне: «Не безпокойся». Я почувствовал будто какой-то елей, приятность такая прошла по моей груди, по мне всему.
Прошло сколько-то времени, и на Вознесение меня стали рукополагать в диаконы. У меня всё хорошо было, я знал службу. И все сказали, что я знаю службу лучше всех. Но митрополит Иоанн сказал, что ему диаконы не нужны – нужны священники.
В Вознесение меня рукоположили в диаконы, вокруг престола вёл архимандрит Нафанаил. Потом пошли во Псков к Троице. Шли вместе с отцом Иоанном (Крестьянкиным) пешком по Пскову. Отец Иоанн (Крестьянкин) кланялся почти каждому человеку, здоровался… Дошли так до епархии. В епархии в гараже была комната, где мы ночевали. В самый Троицын день у меня было рукоположение уже в священники, диаконом я был 10 дней. И вокруг престола меня водил отец Иоанн (Крестьянкин). Потому что остальным надо было петь – у них были голоса. Так что отец Иоанн (Крестьянкин) вокруг престола меня вёл. Я потом бухгалтеру говорил, Нине Владимировне, что так вот случилось, а Нина Владимировна тогда сказала: это не случайно, это Промыслом Божиим. Впоследствии я ездил к отцу Иоанну (Крестьянкину) часто очень, особенно когда был на первом приходе.
Отец Иоанн и ко мне приезжал в Дновский район, в село Белое, на Рождество Пресвятой Богородицы. Народу много у нас собиралось. Но крыши были плохие, текло. И мы в храме ставили вёдра, а в вёдра ставили веники, чтобы не слышно было, как вода стучит. Потом, конечно, справили крышу, и храм стал одним из лучших и известных в округе.
Отец Иоанн, отец Николай – они были трезвенники, безсребреники – деньги не брали. Когда надо было дать деньги за проезд или что-то такое ещё, то отец Иоанн не брал и отец Николай тоже.
У отца Николая около стенки, там, где он жил, в огородике, был небольшой камень. И у кого спиртное было, он брал бутылку и разбивал об этот камень. Однажды его родственник говорит: «Отец Николай! Я же свой» А он: «Да, свой. И я тебе свой». И разбил бутылку.
Очень простые были, экономные. Старец отец Николай экономил даже бумагу. Очень экономно бумагу использовал и одежду тоже. В заплатках был. Брюки в заплатках. Как-то его – он уже пожилой был – поощрили, отправили то ли в Москву, то ли на юг куда-то. И его заметил кто-то из правительства, Косыгин, что ли. И говорит: «Вот у нас какое государство, что и духовенство имеет право лечиться». Отца Николая тогда попросили подрясник снять. А как увидели его брюки с заплатками, то сказали: «Ладно, не надо». Так он в подряснике и ходил.
У нас не было Чаши большой, только небольшая. Я говорю: «Отец Иоанн! Нам нужно побольше Чашу, потому что народу много будет». Отец Иоанн тогда у отца Серафима из Лазаревской церкви попросил сосуды, чтобы взять их с собой. А на станции Дно была комнатка: когда рано прибудешь туда, там и останавливались, и ночевать там можно было. Пришли на вокзал, стали искать эту комнату. Идут-идут, обошли весь вокзал. Отец Иоанн (Крестьянкин) и говорит: «Вот с сосудами обошли крестным ходом вокзал».
Был ещё прекрасный человек – отец Анатолий, иеродиакон. Он с одной рукой был. А ремень монашеский так крепко затягивал, что палец не просунешь. Всегда ходил с мешком через плечи, а в мешке были книги. У отца Анатолия я переодевался, останавливался всегда. Он знал людей, что в деревнях жили, и они его знали. В детстве к нему очень придирались те, с кем он жил: и не так свечку взял, и другое… Все придирались к нему.
Про мои поездки на войну. Главный командующий ВДВ сказал: есть, мол, священник во Пскове. Я сразу готов был лететь. И мы летали в Чечню, в Югославию, когда там бомбили, в Сирию – там очень хорошо к нам относились. Мы разоблачили СМИ, которые везде вещали, что сирийцы употребляют газы. И нам пришлось это разоблачить. Тогда всё хорошо обошлось. Народ Сирии очень хорошо к нам относился. Я с этим крестом был, они его видели… Там мусульман много, но мусульмане и христиане как в одной семье живут. Даже было так: в одной мусульманской семье родился ребёнок, и в тот же день меня пригласили благословить их ребёнка. Я пошёл. Были рады, когда видели священника.
Сейчас вспоминают, как я был в Чечне или в других «горячих точках», что для ребят это была радость. Я в Чечню свёз, наверное, около тонны бумаги, чтобы они письма домой писали, и показал, как конверты делать. В Сирию тоже с гуманитарной помощью ездили, возили туда продукты, и детям, конечно… Опасались очень, чтобы меня где-нибудь [не убили]… Один сириец всё время пересчитывал нас, чтобы все были на месте. О страхе некогда было думать. Знали, что надо ехать, и ехали, вернее – летели на самолётах туда. Потому что чувствовали: мы востребованы там, в нас нуждаются.
Бомбёжки видели. Когда в Сербии были, и в Югославии – они не любят, что их югославами называют… Видели, что было сразу после английских бомбёжек… Много всего было. А страха не было, потому что некогда. Может, на наш, духовенства, пример и другие смотрели.
Однажды вызвали меня в райисполком, секретарь мне говорит: «Вы не должны напутствовать умирающих». А я приходил соборовать – и люди не умирали, а, наоборот, выздоравливали. И я был виноват, что они выздоравливали. Вот такие были сложные времена.
Я светским вопросам всегда уделял внимание. К примеру, религиозному мировоззрению Пушкина, теме «Пушкин и Церковь». К тому же в то время считали, что Пушкин – это чуть ли не кандидат в КПСС, и приводили разные кощунственные произведения, с чем Пушкин, может быть, и не всегда соглашался при жизни. Поэтому я находил всё, что свидетельствовало: Пушкин был верующим. Ведь когда он был в Святогорском монастыре, он завещал похоронить себя недалеко от алтаря. Он был и отпет. А перед смертью у Пушкина спросили, какого священника позвать на напутствие и исповедь, он говорит: «Любого». Это было на Конюшенной в Санкт-Петербурге, там его и отпевали.
Церковь и государство – всё должно быть в гармонии. Тогда лучший порядок будет. И, конечно, надо бороться с кощунством, насмешками, с тем, что оскорбляет верующих. Как вот недавно было, когда в святом месте грязные ботинки помыли. А потом Кадыров заставил извиниться. Человек должен извинения принести или оправдаться, если он что-то не так сделал. Так и в государстве тоже. Что толку, что расстреливали во время революции, после революции тех, кто не соглашался с коммунизмом? К чему привели? Привели к тому, что Господь победил. Не коммунисты, а Господь победил. У коммунистов столько оружия, и пропаганда была, а у Иисуса Христа ни одного солдата не было. Иисус Христос победил весь мир без единого солдата Своим мученичеством. Потому-то в мире на всех почётных местах воздвигнут крест, а это знамение нашего спасения.
Протоиерей Олег ТЭОР