В школе её дразнили Спичкой: Катя была самой высокой в классе. На всех групповых снимках она стоит рядом с преподавателями, чтобы не бросаться в глаза. Российские журналисты называли её между собой (но никогда – в прессе) «дядей Стёпой в юбке». Впрочем, беззлобно, без сарказма, с мягким юмором.
Но «официальное» прозвище Екатерины Гамовой, которое знает весь волейбольный мир, – «Game Over» («Игра закончена»). Его придумали канадские журналисты на чемпионате мира среди молодёжи в канадском городе Саскатун, где Катя во второй раз стала чемпионкой мира и самой результативной волейболисткой турнира. Прозвище звучало как приговор соперницам – после высокого прыжка над сеткой и удара Гамовой игра заканчивалась победой нашей сборной.
Серебряный призёр двух Олимпиад в составе сборной России, двукратная чемпионка мира, лучшая волейболистка XXI века Екатерина Гамова-Мукасей презентовала свою книгу «Game Over. Волейбол продолжается». Это и стало поводом для нашей встречи.
– Как вас теперь называть – Катя или Екатерина Александровна? Вы всё-таки в немалой степени педагог – курируете и консультируете в Федерации волейбола России юношеские сборные страны.
– Дети называют меня по имени и отчеству, что непривычно. А вообще-то – Катя, Екатерина. К слову, в этом сезоне наши юниорки (до 18 лет) на каждом турнире были как минимум в призёрах. А в апреле выиграли золото первенства Европы в Голландии.
– А свою первую золотую медаль в «молодёжке» помните?
– Это было 20 лет назад в Словакии, на чемпионате Европы. Мне было 17 лет. Сначала мы приуныли, что мальчишки из нашей юношеской сборной живут в другой гостинице, но в конце турнира поняли, что тренеры были правы, ограничив наше общение. «Результат на табло, золотые медали – на шеях», – подвели итог наставники. Я вспоминаю об этом в книге.
– Первая глава вашей книги называется «Мама, мамочка, мамуля…» Уже в названии главы – нежность любящей дочери, обещание исповеди. И даже боль…
– Мама ушла из жизни 12 лет назад, за четыре дня до моего 25-летия. До последнего часа скрывала, что легла на операцию, чтобы не омрачать мой юбилей, чтобы не расстраивать меня. Сказала, что попросили отключить телефон на время лечения из-за сложной аппаратуры в палатах. Мама мой ангел-хранитель. Она всегда рядом, пусть и на небесах. Когда я принимаю серьёзные решения, то прошу маму, чтобы она мне приснилась.
Мама работала на знаменитом Челябинском тракторном заводе начальником планово-диспетчерского бюро. Уходила на работу очень рано. Мы получили с ней отдельную квартиру, но я лет с 12-ти жила у бабушки и тёти. Так было всем удобнее. Особенно мне. Бабушка и тётя собирали меня в школу, заплетали косички так туго, что глаза становились «китайскими». И на тренировки от них было ближе ездить.
Мама каждый день после работы приходила делать со мной уроки. До восьмого класса я училась без троек, но когда всерьёз занялась волейболом, стало сложнее. За плохие оценки мама не ругала. Наставляла с лёгкой иронией: «Катя, вообще можешь не учиться. Маляр тоже почётная профессия. С твоим ростом и стремянка не нужна».
– Ваше взросление пришлось на «голодные» 90-е годы. Витрины магазинов были пусты. А вы рослая девушка. Спортсменка. Надо хорошо питаться…
– Мясо в Челябинске было, конечно, не купить, но как-то выкручивались. Вообще я много не ем. Проблемы были в другом – девочке же надо хорошо и со вкусом одеваться. Мама за этим следила. Подобрать вещи «нестандартному ребёнку» и во времена вселенского изобилия непросто, а тут… К счастью, мама прекрасно шила. Джинсы мне скроила и сшила – от фирменных было не отличить.
Во время одной из тренировок у меня в раздевалке украли сапоги. Были такие «дутыши», «Made in China». Сделано в Китае. До дома полтора часа езды. Зима. Подружка, которая жила неподалёку, принесла из дома огромные папины ботинки. Пока мама искала замену «дутышам», я два дня сидела дома.
– Вы хорошо учились? Обычно у спортсменов с этим проблемы…
– Мне нравилось учиться. В начальных классах были только пятёрки и четвёрки. До седьмого класса была хорошисткой. Потом начались серьёзные тренировки по два раза в день. Разъезды… Турниры… Приходилось навёрстывать. В 14 лет я уже играла за профессиональную команду мастеров «Метар». Получала зарплату. Занималась с учителями индивидуально.
Могла заменить предохранитель в телевизоре. Тогда они были не такими сложными, как сейчас.
Любила рисовать и, говорят, у меня неплохо получалось. Пейзажи, например. Мама с тётей в шутку говорили, что загубили во мне талант художника, отдав в волейбол. Рисование стало хобби. Очень успокаивает.
(От автора: став взрослой, Екатерина Гамова брала мастер-классы по рисованию. Две картины маслом чемпионка подарила благотворительному фонду «Подари жизнь» – детям, поборовшим рак.)
Были проблемы с уроками иностранного языка, но не у меня, а, скорее, у учителей. В лихие 90-е им не платили зарплату. Целый год наша школа была без уроков английского языка. Когда перешла в другую школу, с преподавателем английского повезло. Я быстро восстановила пробелы.
Забегая вперёд, скажу, что в турецкой команде «Фенербахче», за которую я играла уже в ранге чемпионки мира, главным тренером был бельгиец и, помимо меня, четыре волейболистки из разных стран. Мы общались на английском и хорошо понимали друг друга, хотя поначалу я очень робела.
– Вы – мечта любого тренера игровых видов спорта. И баскетбол, и гандбол любит рослых…
– В волейбол меня привела тётя, которая работала тренером по волейболу в спортивном клубе. Я много времени проводила в волейбольном зале вместе с ней. Тётя играла за команду ветеранов. С этой командой я ездила на городские и областные соревнования. Помню, как тётя передарила мне крутые по тем временам лыжи – её приз как лучшей волейболистке турнира. Лыжи были большие, но ведь и я немаленькая.
Постепенно увлеклась волейболом всерьёз. Настолько, что затянуло в волейбол на долгие годы. На всю жизнь. Говорят, что спорт – это диагноз.
В спортклубе, где работала тётя, были баскетбольная и гандбольная секции. Все тренеры «тянули на себя одеяло». Все обещали мне большое спортивное будущее. Баскетболистка видела во мне задатки именно её вида спорта, гандболист убеждал, что я прирождённый мастер ручного мяча. Но я уже полюбила волейбол. И хотя с 11-ти лет училась в классе с «углублённым преподаванием гандбола», тренировки гандболисток мне не понравились. Всё-таки это контактный вид спорта. Девчонки хватаются за футболки, не щадят друг друга, лупцуют по рукам, толкаются… Это не моё.
В доме пионеров занималась шашками. Меня пристрастила к ним бабушка. Я даже заняла третье место на областном детском турнире. Тренер по шашкам тоже обещал мне «золотую корону» в этой игре.
Когда меня спрашивают, в каком возрасте я поняла, что волейбол станет моей профессией, я отвечаю: «Только сейчас, когда карьера закончена. Окончательно и безповоротно». Я уже год мяч в руках не держала и не жалею об этом. Мне муж говорит, пойдём поиграем, а я не хочу. Хотя мы могли бы сколотить неплохую семейную команду – и муж, и родители мужа неплохо играли в волейбол. А муж и вовсе волейболом в юности занимался.
Я в детстве не мечтала о медалях чемпионки страны, Европы, мира, Олимпийских игр. Вообще не связывала свою жизнь со спортом. Аппетит приходил во время еды. Поэтапно. Как по ступенькам – вверх. Задатки, безусловно, были.
В 14 лет я попала в команду мастеров. Вместе с мамой подписали мой первый в жизни контракт. В трудовой книжке было записано, что я принята на работу в должности спортсмена-инструктора. Потом мечтала о юношеской сборной. Следующая ступенька – вызов в первую сборную. Это случилось в 18 лет, когда я уже играла в «Уралочке» у Николая Васильевича Карполя. Пожалуй, с этого момента я поняла, что волейбол – это навсегда. Никогда не считала и не считаю себя «звездой». Мне мама с тётей твердили: «Не зазнавайся. С высоты падать больно».
– Кто хоть раз видел сборную России времён Николая Карполя или екатеринбургскую «Уралочку», знает, что Карполь кричал на своих подопечных на весь зал, никого не стесняясь. Он деспот? Какие у вас были отношения? Вы подарите ему свою книгу с автографом?
– Сразу расставлю точки над i. Карполь – мой (и не только мой) учитель. Всё, что я умею в волейболе, это от Николая Васильевича. Мой переход из «Метара» в «Уралочку» был болезненным. В родном Челябинске меня считали «предателем», но я понимала, что только в екатеринбургской «Уралочке», которую возглавлял Карполь, возможен дальнейший профессиональный рост. К тому же Николай Васильевич был и главным тренером национальной сборной страны.
В книге я вспоминаю адские тренировки сборной в Алуште. Особенно часовой забег на вершину горы Демерджи с пульсометром на руке, чтобы тренеру было видно, сачковала ты на дистанции или работала в полную силу. Ненавидела кроссы – с утра восемь-десять кругов по 400 метров по беговой дорожке стадиона. Но все терпели, и я терпела.
Совсем юную, Карполь поощрил меня поездкой на чемпионат мира в Японии с национальной сборной. Для всех я была в составе делегации в качестве «одного из тренеров». На самом деле Николай Васильевич хотел, чтобы я поварилась в этом котле, поняла, что такое спорт высших достижений, волейбол мирового класса.
При Карполе в «Уралочке» мы вели специальные дневники, в которых анализировали свою игру в том или ином матче. Чем больше ты себя критиковал, «разбирал по косточкам», тем больше это нравилось главному тренеру.
Я нашла противоядие его «педагогическим приёмам». Когда Карполь кричал на меня, я, не моргнув, смотрела ему прямо в глаза. И он снижал громкость, а потом и вовсе переходил на нормальный тон.
Подарю ли Карполю книгу? Пока не знаю, но подумаю.
– Екатерина, что принесло вам наибольшее счастье – путь на вершину спортивной славы или жизнь на вершине?
– Карьера моя сложилась достаточно удачно, мне грех жаловаться. Но самое большое счастье мне принесла моя семья. Семья – самое главное в моей жизни. Спорт приходит и уходит, а семья остаётся.
Беседовал
Сергей Николаевич РЫКОВ