Моя юность проходила в диссидентской среде. Чтение и передача друг другу «самиздата», «Хроника текущих событий», постоянные разговоры о политзаключённых (Синявский и Даниель, Алик Гинзбург и Эдуард Кузнецов, Анатолий Марченко и Пётр Григоренко, Пётр Якир и Виктор Красин, Андрей Амальрик и Владимир Буковский, священники Глеб Якунин и Дмитрий Дудко, Солженицын и многие другие), коллективные письма в защиту заключённых – всё это было для меня повседневной реальностью.
Среди моих литературных знакомых были нескончаемые дискуссии о том, стоит ли подписывать коллективные письма в защиту тех или иных диссидентов. Я, например, одно такое письмо подписал – в защиту знакомого мне редактора подпольного правозащитного бюллетеня «Хроника текущих событий» Гарика Суперфина, подвергшегося пыткам во время следствия.
Моя мама – писатель Инна Варламова – одна из тех, кто был против коллективных писем, поэтому написала личное письмо в защиту Л.К. Чуковской, изгнанной из Союза писателей, – за что попала в «чёрные списки», её прекратили печатать и даже был рассыпан набор книги в «Советском писателе».
Помню, был один любопытный эпизод с митрополитом Антонием Сурожским, связанный с защитой З.А. Крахмальниковой, которая была арестована за составление подпольного религиозного альманаха «Надежда».
К митрополиту Антонию обратились, чтобы он подписал коллективное письмо в защиту Крахмальниковой, и он… отказался. Владыка тогда сказал, что у него есть другие, более действенные способы защиты – молитва у престола.
Когда Зоя Александровна вышла из ссылки, она мне в доверительном разговоре не могла скрыть обиду, что её не поддержали священнослужители. Она считала, что это было свидетельством «глубокого сергианства», таящегося в душах клириков Русской Православной Церкви.
Всё это кончилось тем, что Крахмальникова в конце 1990-х стала прихожанкой московской общины синкретической религиозной организации, именующей себя Православная церковь Божией Матери Державная, более известной как «Богородичный центр».
С тех пор я с большим предубеждением стал относиться ко всякого рода «коллективкам» в нашей священнической среде. Особенно теперь, когда мы ознакомились с шарповскими технологиями цветных революций. Считаю, что когда наступает у каждого из нас – священнослужителей – момент «не могу молчать», то следует идти по пути индивидуального, «личного», протеста, как это сделала моя мама. Например, я так и поступил, когда прочитал интервью подвергшегося чудовищным пыткам на Украине иеромонаха Феофана Кратирова с 3 марта по 8 апреля 2015 года. Или написал личное письмо президенту Порошенко в защиту моего знакомого журналиста, поэта и драматурга Юрия Юрченко, которому в украинской тюрьме сломали ногу и три ребра.
И всё-таки для нас – священников – самым действенным способом помощи остаётся то, о чём когда-то сказал митрополит Антоний Сурожский.
Протоиерей
Владимир ВИГИЛЯНСКИЙ