Самое распространённое проявление родительского эгоизма – папа и мама (или один из них) хотят вылепить из ребёнка то, чего не сумели вылепить из себя. Забывая, что ребёнок не есть продолжение родительских грёз – он строительный материал времени и обстоятельств, в которых живёт. «Будь хотя бы таким, каким стал я!» – сказал в сердцах подростку сыну мой хороший приятель.
И получил в ответ: «Папа, почему ты решил, что я делаю с тебя жизнь?» Дети (к сожалению или к счастью?) не есть повторение собственных родителей. Они всякий раз «пишутся природой» заново (правда, на базе генетического кода предков).
Мой коллега вколачивает в сына игру на скрипке (сам в своё время окончил музыкальную школу), а мальчишка с большим удовольствием разбирает будильники, утюги, приёмник... Не лишённый амбиций папаша видит в этом некое «унижение» собственной породы: мы, мол, на скрипках игрывали, а ты, глупый, с гайками возишься...
Не прав папаша. Не глупый у него сын – он просто другой. И кто сказал, что уметь читать радиосхемы проще, чем уметь читать ноты? В конце концов, можно выдрессировать из сына сносного скрипача, но профессия музыканта станет для него пыткой и закончится крахом. Лучше помочь ребёнку угадать то, что он будет делать с удовольствием.
В восьмом классе я был восторженно влюблён в математического гения нашей школы, района, города (и, как оказалось, и Союза тоже) Игоря Скорнякова. Игорь входил в юношескую сборную страны по математике, привозил с олимпиад золотые медали, кубки, славу... Один Бог знает, сколько воли, времени, терпения, сил потратил я, заставляя себя прорешать сотни ненавистных мне задач «повышенной сложности». Всегда потакавший моей одержимости отец уговорил сослуживца, чтобы его умненький сын-студент позанимался со мной математикой. В итоге я украл уйму времени у бедняги-студента и у самого себя. Вдобавок я чуть не убил свою душу. Лучше бы я больше прочитал, посочинял, тоньше бы отточил перо...
Ну не дано мне слышать «музыку цифр»! А я насиловал собственную природу, корёжил, взламывал генный код прадедов, дедов, отца с матушкой... Успокаивало лишь то, что гению математики, моему однокласснику Игорю Скорнякову не было дано того, что было дано мне. Теперь страшно представить, что (доказывая недоказуемое самому себе) я поступил бы и закончил бы какой-нибудь технический вуз, засел бы за кульман в каком-нибудь НИИ... Пишу – и уже тронутые сединой волосы встают дыбом – общество получило бы в моём лице ещё одного морального уродца, моя жизнь стала бы вечной пыткой и для меня, и для тех, кто жил бы рядом со мной.
Повторюсь: я не за «лёгкое отношение к жизни» – я против поиска в ней искусственных трудностей.
Есть у родителей возможность учить ребёнка языкам, музыке, живописи, теннису, компьютерной грамотности, конному спорту... – учите. Но при этом рассматривайте все эти навыки не как самоцель, а как инструмент ребёнка для познания жизни, профессии, самого себя...
В выборе инструментария, наверное, необходимы известный родительский контроль, нажим, давление, волевое усилие. В дальнейшем же наблюдательность, такт, чуткость, мудрость папы и мамы – много важнее родительского деспотизма. Плохи и та, и другая крайности. Ценен миг равновесия. Родители должны помочь ребёнку угадать этот миг. Тем более, современная школа – скорее бездушный конвейер по производству серости, чем ювелирная мастерская. Более того – школу часто раздражают те, кто не вписывается в её схемы.
В идеале в школу надо идти за знаниями. Это во-первых. И, во-вторых, за общением со сверстниками. Знания сами по себе очень важны. Но не менее важно и отношение к знаниям. Ибо воспитывает не столько информация как таковая, а отношение к этой информации.
Ребёнок ломает игрушку, чтобы увидеть, что там внутри. Знания – инструмент, при помощи которого мы взламываем сейф жизни. Знания сами по себе хороши, но почти невозможны без познавательного интереса. А интерес – это обязательно интеллектуальный поиск. Поиск, работающий на витамине сильного чувства. Вот что надо бы развивать, поощрять, лелеять, пестовать в ребёнке.
Взрослый принципиально отличается от ребёнка тем, что с возрастом разучился удивляться. Или почти разучился. Тот же Игорь Скорняков, мой добрый математический гений со сложным ершистым характером, как-то обронил: «Невозможно решить задачу, если ты берёшь интегралы ледяными пальцами. Надо обязательно волноваться при этом». А я убивал душу над формулами, зябко ёжась от их противной, промозглой зги. При этом не понимая, почему остаюсь, как убийца, угрюмым даже тогда, когда задача поддавалась решению.
И в моей профессии то же – всегда видно, кто пишет, волнуясь за то, о чём пишет, а кто с холодным сердцем механически макает перо в остывшую кровь чернил...
Сергей Николаевич
РЫКОВ