Памяти новопреставленного митрополита Евлогия
Это был великий архиерей, особый, уникальный подвижник нашего времени. Когда в 1980 году я поступил в Московскую Духовную семинарию, то о. Евлогий был экономом Лавры. Своё ответственное послушание в обители он сочетал с преподаванием в духовных школах. Неизменно приходил рано утром на братские молебны у мощей преподобного Сергия, читал во время молебна Трисвятое своей неповторимой погласицей.
Это был истинный монах, пример должного иноческого служения. Если уж идти в монахи, то, будучи свободным от семейных уз, полностью посвящать себя служению Богу и Церкви. Этому служению он отдавал себя всецело, без остатка. Это было так очевидно! Его рабочий день начинался рано утром и продолжался допоздна.
Так получилось, что когда в 1983 году открылся Данилов монастырь, то о. Евлогий первым привлёк меня оказывать ему помощь. Я только что закончил семинарию и уже 4 года числился послушником Почаевской Лавры. Поначалу я с энтузиазмом включился в возрождение древнейшей Московской обители. Вдохновляли уставные службы, которые шли с первого дня. Прошёл несколько послушаний: трапезника, звонаря, пономаря, библиотекаря, уставщика, летописца. В монастыре я поселился в канун первого Спаса, а за день до этого или днём раньше поселился послушник Виктор Воронин – недавно почивший архимандрит Даниил – духовник монастыря. Монастырское послушание я проходил в сочетании с учёбой в Духовной академии, сначала два дня в неделю, потом три. Ездить надо было в Сергиев Посад к девяти часам.
Месяца через три у меня возникло сильнейшее искушение – оставить монастырь ради полноценной учёбы в академии. Архимандриту Евлогию стоило больших усилий удержать меня в стенах обители. Он убедил меня дождаться Рождества, а потом как-то всё «рассосалось». Также было искушение в связи с хиротонией в иеродиаконы. Меня «заклинило», я был в большом смущении, упорно сопротивлялся, одним словом, потрепал нервы наместнику.
Совсем недавно я узнал, что при моём постриге о. Евлогий хотел назвать меня Мефодием, но что-то запуталось, и я был наречён Кириллом. Св. равноапостольный Кирилл, просветитель славян, очень близок мне по духу.
Хотел бы сказать, что владыка Евлогий произвёл на меня одно из самых сильных впечатлений в моей жизни: человек глубокого благочестия, колоссальной работоспособности, тёплый проповедник, выдающийся организатор и строитель. Это был пример органичного сочетания усердного монашеского делания и неутомимой хозяйственной деятельности.
Три года пребывания в Даниловом под духовным попечением о. Евлогия были незабываемым, особым временем моего жизненного пути. Эти годы были ярко описаны в воспоминаниях владыки (там я фигурирую как «послушник А.»). Поистине это было чудо – чудо возрождения древней обители на дрожжах молитвы. Кстати, владыка был потрясающим рассказчиком, очень запомнились его афонские зарисовки (в Греции и особенно на Афоне, где он бывал множество раз, его очень хорошо знали). При нём в Даниловом нередко звучал знаменный распев, в Покровской церкви на главном паникадиле горели высокие восковые свечи, регулярно читались святоотеческие поучения. Мне наместник поручал во время полиелеев по афонскому обычаю паникадило слегка раскачивать. Я сначала не совсем понял поставленную задачу и так раскрутил паникадило, что прихожане раскрыли рты от изумления, а наместник, когда увидел, какую я раскрутил «карусель», ахнул.
Очень я любил колокольный звон. Тогда колокола в Даниловом монастыре были укреплены на стойке, на земле. Помню, как-то раззвонился утром перед воскресной службой в начале нашего вселения в монастырь. Вызывает меня о. Евлогий и делает замечание за долгий трезвон: «Это может вызвать раздражение у наших соседей!». А я ему: «Но так же звонят в Лавре!» Он мне: «Ну мы же не в Лавре!»
Наместник вникал во все детали, знал всё. Если кто-то из братии провинился, он вызывал его к себе и строгим внушением и смиренной любовью приводил брата к осознанию своей неправоты. Можно представить себе, скольких сил и времени ему это стоило! Он был очень целеустремлённым человеком: истовое богослужение, постоянное общение с братией, посещение московских и подмосковных храмов, приём многочисленных гостей, частые контакты с хозорганизациями и властными структурами, – всё было направлено к одной цели: восстановить обитель к юбилею 1000-летия Крещения Руси.
Все были глубоко потрясены и опечалены его освобождением от должности наместника, говорили, что это было сделано под давлением властей, обеспокоенных размахом монашеской жизни в центре столицы. Возникло также недопонимание по поводу продолжительности уставных монастырских служб. Помню, как плакал о. Павел (Волков), келейник наместника (ныне архиерей Приднестровья), и ходил поникшим о. Мефодий (ныне настоятель Соловецкого подворья в Москве). Архимандрит Евлогий со смирением принял этот удар, стал трудиться в Московских духовных школах в качестве проректора, затем успешно руководил возрождением Оптиной пустыни и, наконец, в течение почти тридцати лет был правящим архиереем во Владимире.
По многочисленным отзывам, он проводил здесь невероятно активную деятельность по возрождению церковной жизни, особенно монастырей. Говорили, что его знали в лицо все верующие области, так как он по многу раз бывал на каждом приходе. Помню, как-то меня поразил ответ одного из благочинных, которому я предложил «втихаря» установить и освятить поклонный крест на месте разрушенной единоверческой церкви в глухом селе: «А владыка всё равно узнает!»
Как только я узнал о смерти владыки, то сразу ринулся в Алексеевскую больницу. Здесь в небольшой больничной церкви облачали его тело – он был как живой! Поразило, что напротив гроба было два больших образа – преподобного Сергия Радонежского и св. благоверного князя Даниила Московского – покровителей двух обителей, в которых усердно потрудился маститый иерарх. Викарий Челябинской митрополии епископ Викентий и епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон поочерёдно совершили заупокойные литии.
Один из владимирских иноков рассказал, что, будучи и на покое (последние полтора года), владыка очень активно служил – до девяти служб в неделю. Несомненно, что почивший митрополит оставил глубочайший след в новейшей истории нашей Церкви.
Вечная ему память!
Игумен Кирилл (Сахаров),
настоятель храма свт. Николы на Берсеневке,
член Союза писателей России