Священник Димитрий Шишкин - Пётр Толстухин и его семья

В ноябре 1911 года валаамский монах, иеродиакон Варсонофий (Толстухин) оказался в Оптиной пустыни, где у него состоялась беседа с известным старцем Варсонофием (Плиханковым). Речь зашла о покойном императоре Александре III. И вот что сказал старец:

«Бог воздвиг могучего императора для России и хотел призвать через него русский народ от славы к большей славе. Но об этом уразумели другие народы и трепетали перед русским императором, а русский народ не оценил его и стал сознательно уклоняться от веры и своего призвания. Тогда Бог отнял от России великого царя и дал русскому народу царя, не могущего сопротивляться злой воле народа. А когда люди начинают жить по своему разуму, не сообразуя своей воли с волей Божественной, тогда грядут на них великие переживания. Вот так будет и в России. В 1914 г. начнётся Великая война, а в 1917 г. повезут царя в Сибирь. А далее ожидают Россию кровь и слёзы…»

Увы, мы должны признать, что слова всероссийского старца исполнились с потрясающей точностью и полнотой.

У нас с незапамятных времён принято считать, что народ в своей совокупности есть носитель непогрешимой истины. А вот со слов старца оказывается, что и народ в целом, так же как отдельный человек, может заблуждаться, поддаваться ложным идеям, следовать путям омрачённого сердца и отпадать от Божественной воли. И как в жизни отдельного человека это всё случается попущением Божиим для вразумления, так и в жизни народа всё это происходит для покаяния и исправления жизни.

Одной из самых разрушительных для русского общественного сознания оказалась идея классовой борьбы как необходимого средства достижения всеобщего благоденствия. Но все разговоры о том, что только после революции открылись новые возможности для простых людей – крестьян и рабочих – это, конечно, миф. Только недавно мы с изумлением начали узнавать о широко распространённой в аристократической, дворянской и купеческой среде практике меценатства, благотворительности и милосердия. Можно не сомневаться, что эта традиция, не будь революции, и дальше развивалась бы и приносила свои плоды в масштабах страны.

…С детства в моей семье хранилось предание о драгоценностях, спрятанных после революции в колодце одной из усадеб Южнобережья. Якобы отец бабы Лили – жены моего двоюродного дедушки – был управляющим Ялтинским имением княгини Барятинской. Что это было за имение, кто такая была эта княгиня и её управляющий – всё это за юностью лет меня мало интересовало. И лишь относительно недавно произошло событие, подвигнувшее меня к тому, чтобы больше узнать о людях и обстоятельствах, связанных с этим семейным преданием.

Этим событием был перевод на русский язык и первая публикация в России воспоминаний княгини Марии Владимировны Барятинской о своём пребывании в большевистском плену зимой 1918 года. В этих воспоминаниях княгиня с почтением отзывается о своём управляющем Петре Григорьевиче Толстухине. Дочкой последнего и была жена моего двоюродного дедушки, Леонилла Петровна Шишкина (в девичестве Толстухина), от которой и сохранилось семейное предание о спрятанном кладе.

Поскольку ко времени публикации из ближайших родственников Петра Григорьевича оставалась в живых только его внучка Елена Захаровна Суркова, то я переслал ей воспоминания княгини Марии Владимировны Барятинской и попросил рассказать всё, что она знает о жизни своего дедушки и его семьи. Так состоялось наше знакомство.

Но прежде чем начать говорить о Петре Григорьевиче Толстухине, несколько слов хочу сказать о самой княгине Марии Владимировне Барятинской. Человек она в Крыму хорошо известный, именно ей принадлежала идея организации в Ялте первого в России санатория для неимущих лёгочных больных. 

Причём в организации этого санатория активное участие принимали и члены императорской семьи. Также княгиня долгие годы возглавляла ялтинское отделение Красного Креста и руководила Общиной сестёр милосердия «Всех скорбящих радость». Во время Первой мировой войны Мария Владимировна принимала активное участие в организации и работе госпиталей для раненых и больных воинов.

В 1918 году, во время первого прихода к власти в Крыму большевиков, пожилая княгиня была арестована и несколько недель провела в застенках ВЧК. А осенью 1920 года княгиня Мария Владимировна Барятинская вынуждена была окончательно покинуть Крым. Некоторое время она жила в Константинополе, затем в Риме. Скончалась Мария Владимировна в США в 1937 году.

Примерно в середине 1890-х годов княгиня с супругом закончили строительство в Ялте усадьбы «Уч-Чам» (в переводе с тюркского «Три сосны»). Управляющим этим имением долгие годы и был Пётр Григорьевич Толстухин.

Родился он в декабре 1877 года и происходил из семьи крепостных крестьян. У Петра Григорьевича было четверо братьев и сестра Варя, которая после смерти матери заботилась о воспитании братьев в традициях православной веры. Такому воспитанию содействовала близость известного в тех краях Епифаньевского Свято-Успенского монастыря, с которым семья Толстухиных поддерживала тесную связь. Один из братьев, Василий, впоследствии стал тем самым иноком Варсонофием, с воспоминаний которого о встрече с Оптинским старцем я начал свой рассказ.

Глубоко религиозным человеком был и Пётр Григорьевич Толстухин, который, несмотря на брак с лютеранкой, воспитывал детей в Православии. Обстоятельства заключения этого брака таковы. Пётр Григорьевич рано оказался в Петербурге, где поступил в число наёмных работников при доме княгини Леониллы Викторовны Голицыной (урождённой Барятинской), фрейлины императрицы Александры Феодоровны.

Будущая супруга Петра Григорьевича Анна-Христина Иоанновна родом была из Эстонии, по вероисповеданию лютеранка. По воспоминаниям самой Анны Иоанновны, Эстония, находясь в то время в составе Российской империи, считалась почти заграницей. Полного образования Анна Иоанновна не получила, но закончила швейные курсы при пансионе, была замечена и приближена княгиней Леониллой Голицыной и поселилась в её петербургском доме, где отвечала за всё, что касалось приобретения, шитья и хранения одежды.

В петербургском доме Голицыных Пётр Григорьевич и познакомился со своей будущей супругой. К слову, княгиня Леонилла Викторовна Голицына впоследствии стала крёстной матерью их первой дочери Александры, матери Елены Захаровны (той самой внучки Петра Григорьевича, от которой я узнал обстоятельства жизни семьи Толстухиных).

Вскоре Пётр Григорьевич получил место главного бухгалтера на шахтах Голицыных в Бобриках (Новомосковск, Тульская область). Незадолго до революции 1905 года сами шахтёры, опасаясь за семью Петра Григорьевича и предвидя «безпорядки», посоветовали ему уехать. И вот тогда семья Голицыных, которая состояла в родстве с Барятинскими, предложила кандидатуру Петра Григорьевича на место управляющего Ялтинской усадьбой Марии Владимировны. В 1905 году Толстухины переехали в Ялту и поселились в двухэтажном флигеле возле главного дома усадьбы «Уч-Чам».

Семья состояла из пяти человек – Пётр Григорьевич, супруга его Анна-Христина Иоанновна и трое дочерей, старшую из которых звали Александра, среднюю Леонилла (по-домашнему Лиля), а младшей была Евгения. Все три дочери Петра Григорьевича учились в ялтинской гимназии.

Марья Владимировна Барятинская большую часть года жила в своём курском имении «Марьино», а в Ялту приезжала на лето. Изыскивая средства на дела благотворительности, решение организационных вопросов княгиня доверяла Петру Григорьевичу, который в то время приобрёл уже репутацию серьёзного и ответственного человека. Во время войны 1914 года княгиня открыла в Ялте два госпиталя для офицеров и нижних чинов. Организацией их работы также занимался Пётр Григорьевич.

Скончался же Пётр Григорьевич в страшный голодный 1921 год, когда отправился в Херсонскую губернию за продовольствием, но на обратном пути заболел и оказался в Джанкойском тифозном бараке, откуда сумел сообщить о своей болезни супруге. Из Симферополя до Джанкоя ходили поезда, переполненные до отказа, но Анне-Христине Иоанновне удалось, «сидя на нижней подножке», добраться до Джанкоя, причём всю дорогу над ней нависал, напирал на неё огромный матрос, так что она всё время боялась выпасть на ходу с поезда. В Джанкое она узнала, что Пётр Григорьевич идёт на поправку. Он уговорил её вернуться домой, к дочерям, убедив, что как только окрепнет – потихоньку доберётся и сам. Анна-Христина вынуждена была согласиться. Какое-то время прошло в ожидании, и однажды ночью Анна-Христина проснулась с криком: «Петя приехал!». Всех подняла на ноги, открыли двери, выбежали во двор, но всё тщетно. Позже оказалось, что в это самое время Пётр Григорьевич умер в Джанкое от возвратного тифа.

Женщины остались одни. Время шло, и постепенно сёстры стали разъезжаться из Крыма. Так, например, Леонилла Петровна работала в Ялтинском детском доме с моей бабушкой Верой Анатольевной, вышла замуж за брата Веры Анатольевны – Александра, и они перебрались в Москву. Леонилла Петровна долгие годы работала в Московском инженерно-строительном институте, а мой двоюродный дед Александр был инженером, специалистом по бетону.

Мама Елены Захаровны Александра в 20-х годах также уехала из Ялты. Анна-Христина Иоанновна прожила долгую жизнь в семье старшей дочери Александры, скончалась и была похоронена в Ступино.

Младшая же из сестёр – Евгения Петровна – переехала в Ленинград, закончила Академию художеств, пережила блокаду, служила в железнодорожных войсках, воевала на Карельском фронте, а затем всю оставшуюся жизнь, по её же горькому замечанию, «рисовала портреты вождей», но и для души писала, конечно, тоже.

 Вот и всё, что удалось мне узнать о семье управляющего усадьбой «Уч-Чам» Петра Григорьевича Толстухина. Пример многолетнего и плодотворного соработничества семьи Толстухиных (выходцев из крестьян) и княжеской семьи Барятинских на ниве милосердия и благотворительности свидетельствует о том, что реальная жизнь до революции была куда сложнее тех разрушительных схем, которые были навязаны обществу марксистской идеологией. Настало нам время возвращаться на добрую, столбовую дорогу духовного и нравственного преображения. А это возможно не иначе как путём сознательного и последовательного исполнения заповедей Христовых каждым из нас.

А фамильные драгоценности, спрятанные на дне колодца… Может быть, кто-то из специалистов и займётся этим вопросом, ввиду его исторической и культурной значимости. Но для нас очевидно одно – нет большего сокровища в очах Божиих, чем сами люди. А высшее сокровище для самого человека – это добрая жизнь в согласии с Богом.

Вот этого я от всей души желаю и себе, и всем нам. Да благословит и сохранит нас Господь!

Священник Димитрий Шишкин