18 декабря 1819 года, 200 лет назад, родился Яков Петрович ПОЛОНСКИЙ
Писатель, если только он
Волна, а океан – Россия,
Не может быть не возмущён,
Когда возмущена стихия.
Яков Полонский
«Я словом всё могу!» – говаривал великий драматург Александр Островский, который боготворил Пушкина и преклонялся перед другими талантливыми современниками. Но почему-то и волшебник поэтического слова Пушкин, и гениально точный в описаниях Лермонтов, и автор благоухающих стихов в прозе Иван Тургенев, всё умевшие описать словом, были ещё прекрасными рисовальщиками. Яркий пример многогранности дарования являет уникальная книга-альбом «Мой костёр в тумане светит… Яков Полонский – художник», выпущенная Рязанской областной научной библиотекой и издательством «Пресса». А ещё – до сих пор звучит романс на стихи Полонского:
Мой костёр в тумане светит,
Искры гаснут на лету,
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту…
Замечательный лирик и незаурядный художник родился в Рязани 18 декабря 1819 года в семье небогатого дворянина-чиновника. В Рязани он закончил гимназию, полюбил русскую словесность и приобрёл первые опыты стихосложения. Cпособному гимназисту было доверено прочесть стихи наследнику престола Александру, посетившему древний город на Оке вместе с воспитателем своим – Василием Жуковским. Наставник будущего государя и самого Пушкина высоко оценил стихи юного Полонского, торжественно вручил золотые часы. Остался один путь – в литературу!
Впрочем, в Московском университете Полонский учился на юридическом факультете, что позволило ему потом занять в 1860 году место в Комитете иностранной цензуры и дослужиться через 36 лет до члена Совета главного управления по делам печати, то есть до сегодняшнего уровня руководителя федерального агентства. Да, славные цензоры и начальники в сфере печати были – Тютчев, Гончаров, Случевский, Полонский… При этом сам Яков Петрович демонстрировал внутреннюю свободу, оставался лириком и тонким художником, не скрывая своей позиции. В его дневнике есть запись, которую он сделал ещё в 1856 году, в преддверии крутых политических реформ: «Не знаю, отчего я чувствую невольное отвращение от всякого политического стихотворения; мне кажется, что в самом искреннем политическом стихотворении столько же лжи и неправды, сколько в самой политике». Но чуть позже он написал хрестоматийные строки, которые вынесены в эпиграф: «Писатель, если только он…».
Но раскол в русской литературе ещё только намечался, и в «Современнике» выход первого собрания стихотворений в 1855 году был встречен весьма благожелательно. Хотя непреклонный Николай Добролюбов пожурил: «Проклинать он не умеет, и недовольство его выражается в тихой, задумчивой жалобе». Но немного позже Полонский получил по полной программе за эту акварельную размытость чувств и мыслей от тех же демократов и поэтов-искровцев.
Дмитрий Минаев написал пародию на стихотворение Полонского «Жалобы музы» – «Поэт понимает, как плачут цветы…», а заодно и на всю «чистую поэзию» вообще:
Он ведает чувства, что мыслит сосна,
Как бредит под раннее утро, со сна,
И только поэт одного не поймёт:
О чём это думает бедный народ?
Но почему-то эта лирическая неясность, «непонятость» дум народа – весьма привлекала современников: подсчитано, что на стихотворения поэта создано 128 музыкальных произведений шестьюдесятью семью композиторами. А знаменитый романс Петра Чайковского «Песня цыганки» стал истинно народной песней «Мой костёр в тумане светит». Наверное, главное угадать народное сердечное чувство: как далеки, казалось бы, для набожной мещанки, гимназистки из порядочной семьи или фабричной работницы эти роковые страсти, а с каким упоением они подхватывали: «Я уйду с толпой цыганок / За кибиткой кочевой…». Никто не уходил, конечно, а пели – все: вечный русский порыв...
Яков Полонский мог не только передавать в стихах эти порывы и тончайшие движения души, но и живописать словом:
В дни, когда над сонным морем
Духота и тишина,
В отуманенном просторе
Еле движется волна…
Господь отпустил ему и чисто художнический дар. К живописи он обратился поздно, в 36 лет, когда приехал в Баден-Баден в качестве гувернёра сына знаменитой Александрины Смирновой-Рассет – жены петербургского гражданского губернатора, друга и музы великих гениев слова. Но и от прежних дорог остались выразительные рисунки. Так, он служил в Тифлисе в канцелярии наместника Кавказа и начальника Пушкина Воронцова, принял место помощника редактора газеты «Закавказский вестник» и начал печатать свои очерки. Он так увлёкся грузинским фольклором, напитался картинами Тифлиса и образами людей, что выпустил сборник стихов «Сазандар» (певец) и оставил альбом рисунков. Отзвуки песен, отсветы дорог… Не только дух, но и зримый образ минувшего легко переносится через века, границы и пространства, если его сберегают подвижники.
Когда сама душа – сама душа не знает,
Какой любви, каких ещё чудес
Просить или желать, но – просит, но – желает –
Но молится пред образом небес.
Александр Александрович
БОБРОВ