Пётр Михайлов - Северная аскеза с мягким японским акцентом

Архив: 

 

Беседа с настоятелем Свято-Троицкого собора Онеги протоиереем Александром Коптевым о воспитании стойкости в преодолении бед и прочих трудностей

 

Согласитесь, это не совсем обычно, когда священник встречает тебя в кимоно, да ещё с чёрным поясом. Подумаешь раза три, как правильно попросить благословения. Особенно когда за его спиной видишь человек двадцать парней, которые вовсю молотят друг друга по правилам какой-то там непонятной борьбы: пыхтят, падают, помогают встать сопернику и снова молотят. Девчонки заняты нунчаками – к ним тоже не очень сунешься…

Здравствуй, клуб борьбы кудо в приморской Онеге. Большинство из занимающихся здесь ребят и девчонок – постоянные прихожане Свято-Троицкого собора. Что они, спрашивается, здесь забыли? Отец Александр, улыбаясь, рассказывает – и о «забывчивости» юных спортсменов, и о кодексе чести борьбы, который вполне может быть востребован в нашей жизни, и о многом другом.

Не «лузер»!

– Часто сталкиваешься с мнением, будто священник, служащий в провинции, в маленьком городке или селе, – существо забитое, печальное, подавленное. Как однажды позволил себе выразиться очень молодой игумен одного богатого монастыря, «это не нашедший себя в жизни лузер». Отец Александр, что-то не совсем вы соответствуете этой характеристике...

– Бог судья тому игумену и ему подобным – с этим мнением я даже не хочу спорить, настолько оно пошло и глупо. Борьба кудо с японского переводится как «свободный путь», это одно из самых жёстких единоборств. В России есть Ассоциация кудо, и, к чести наших спортсменов, должен сказать, что подавляющее большинство чемпионов мира – наши, русские.

Вижу перед собой протоиерея Александра, настоятеля храма в Онеге, который занимается с детьми спортом, и никак не вижу, чтобы этот протоиерей унывал-печалился.

– А смысл унывать? Надо делать своё дело, а не печалиться. Не получается что-то – значит, плохо молимся, значит, ленимся. Важно уметь заставлять себя что-то доброе делать – и в храме, и в миру.

Наш брат «отец»

– Занятия кудо – доброе дело?

– В нашем случае – да. Многие ребята, которые в секции занимаются, и сами приходят к нам в воскресную школу, и родителей в храм приводят. Проповедь может быть ведь не только с амвона – можно говорить о Христе и в спортзале, и на футбольном стадионе. Кстати, у меня есть несколько друзей-священников, которые с радостью занимаются с детьми футболом. Та же история: дети видят, чувствуют, что священник – не «человек в чёрном», чуждый всего мирского, а наставник и товарищ. Таким образом воспитывается доверие к нашему брату – «отцу».

– В вашу секцию приходят только ученики воскресной школы, прихожане?

– Нет, есть и православные, и мусульмане, и дети неверующих родителей. Не вижу проблемы. Многим Православие открывается как раз после того, как ребят удалось вырвать из вонючих подъездов, с улиц и подвалов. Да и не только Православие – здесь просто нормальная жизнь.

– Одному вести занятия уж точно нелегко.

– Так я, слава Богу, не один: помощников много. Даже матушка моя ведёт здесь занятия.

– Так это она меня встретила в кимоно?
– Точно.

– Повезло мне, похоже. А то смотрела-то строго на незнакомца.

– Бывает. Север, знаете ли. Но мы – люди мирные. Ещё нам очень помогают инструкторы по борьбе, наши выпускники, которые занимаются боевыми искусствами.

– Местные, из Онеги?

– Да.

– Я правильно предполагаю, что с такими с детства накопленными данными ребята имеют хорошие шансы служить в войсках, которые называют сейчас элитными?

– Именно так. Ребята, занимающиеся в нашем клубе, который существует 15 лет, поступают чаще всего в военные училища. Становясь взрослыми, родную сторонку не забывают: приезжают домой погостить.

Кто в море не ходил, 
Богу не маливался

А много уезжает народу?

– Очень. Онега – это город, который умирает, из которого уезжают: заканчивают школу, и никто не возвращается. Работы нет, обучения нет, высших учебных учреждений нет. Одно только ГПТУ осталось. Отток огромный. Кто уезжает, не возвращается – работают в Архангельске, Питере, Москве. Радует, когда уехавшая молодёжь приезжает домой хотя бы погостить: значит, родную сторонку не забыли. Как говорится, с родной сторонушки и ворона мила. Ребята приходят в храм, воскресную школу, обязательно к нам в клуб. Мы поддерживаем тесные связи.

– Вас самого не берёт печаль, что когда-то многолюдная богатая Онега пустеет?

– Что делать… Значит, на то воля Божья. Можно рассуждать, кто виноват, можно гневаться-печалиться. Но сегодня это так. Завтра по-другому будет. Может, сегодня – отток, завтра – приток. Всё в руках Божьих. А не в наших.

– Получается, самое главное – не опускать руки?

– Конечно. Зачем руки опускать? Бог, например, руки не опускает, когда хочет нас спасти, каждого из нас, а мы-то почему должны унывать? Господь всегда за нами смотрит и помогает. Я ведь тоже сюда всего на год приехал. В 97-м году, то есть больше двадцати лет назад. Сам я из Архангельска. Первое впечатление просто ужасное было. Сельская местность, печка, дрова, вода – служи, отец Александр!

– Приехали сюда на годик послужить, а живёте больше двадцати лет, ого! Как же вы справились с первым впечатлением?

– А просто оно далеко не всегда правильное. Ведь поморы – народ такой… Как говорит один священник из нашего благочиния: «Чтобы собрать общину, нужно семь лет. Первый год с тобой даже здороваться никто не будет. На второй год как-то будут замечать. А на седьмой год будет как одна семья». Он прав, этот батюшка, – я на себе проверил. Здесь люди очень внимательные и испытывают тебя долго. Куда торопиться-то? Да и сама жизнь поморов располагает к сосредоточенности. А ещё к молитве. К настоящей, не отвлечённой. Не случайно именно отсюда пословица: «Кто в море не ходил, Богу не маливался».

– А вы сами бывали в море?

– Конечно, я ведь здесь живу двадцать лет. Сюда приехал, мне было 36 лет, сейчас 57. Большая часть жизни здесь пролетела. А в море всегда приходится ходить. Иногда у нас бывали экспедиции на острова. Здесь Кий-остров стоит, а если в сторону Соловков идёшь, то там ещё сотни островов. На эти острова у нас была экспедиция на простой лодке.

– На простой лодке?

– Ну да. Не на крейсере же. Довольно сложно, но дойти можно. Есть такой Кондостров в Белом море, туда ссылали во время гонений в наказание или совсем безнадёжных с Соловков, и уже никто не возвращался. Кто заболел и отправили на Кондостров, всё – за смертью. Мы ездили туда искать захоронения. Всё обыскали, не нашли, остров огромный.

– Может быть, людей топили?

– Мы тоже думали так. Нашли скит от Островского монастыря, один остов остался от него. Место удивительное: и страшное, и светлое одновременно. Столько мучеников там было!

Тут всё честно

– Вернёмся к борьбе кудо. Откуда у вас к ней такой направленный интерес?

– Я занимаюсь этим с 77-го года, с детства. Так что в Онегу приехал, уже обладая какими-то навыками. И неплохими, должен сказать.

Наверное, всем было непривычно, что священник предлагает изучать борьбу. Как вы это сделали?

– Будучи молодым священником, я думал, что это никому не нужно. Хотя всю жизнь относился к борьбе серьёзно, она тоже часть моей жизни. Но люди, к моему большому удивлению, сказали: «Давайте, батюшка! Надо. Мы знаем, что вы занимались, и хотим, чтобы у нас был клуб». Первоначально был небольшой клуб. Постепенно разросся, стал серьёзным.

– При храме?

– Нет. Мы снимали в одной школе зал, потом в другой. Сейчас у нас вот этот зал.

– Получается, люди сами пришли сюда?

– Да. Это даже не столько моя инициатива была, сколько общая. Стали заниматься – и увидели плоды наших занятий. Дети становятся более серьёзными. Что такое боевые искусства? Если ты трус, то это не скрыть. Тебя сразу видно. Ты только вышел – видно. Если ты гордец, тоже выплывает. Тут всё честно. Своих плохих качеств не скроешь.

– Борьба помогает победить в себе эти качества?

– Естественно, помогает, ещё как! Тем более мы молимся. Многие ребята ходят в воскресную школу. У нас пономарь, мальчишка 12 лет, пришёл сам в храм из клуба: «Так и так, я хочу служить в храме. Можно?» – «Отчего нельзя?» Служит. Всё у него получается идеально. И мы этому очень рады.

– Правила борьбы, её кодекс воспитывают соответствующие качества поведения в обществе?

– Конечно. Организация кудо очень серьёзная. Мы входим в Федерацию России. Участвуем во всех соревнованиях, всех аттестациях.

Сможет ли человек позволить себе даже мысль оскорбить старого, слабого?

– У нас жёсткие правила. Бывают случаи: нападают на детей, а они защищаются. Потом приходят: «Вот избили». Мы разбираемся: как, кого. Если человек поступает несправедливо, пытаемся его воспитывать, а если он всё равно поступает неправильно, даёт волю кулакам, то он сразу отчисляется без права вступления обратно, навсегда. Сила нужна для защиты, а не для «понтов», простите за такое разговорное молодёжное слово.

– Часто такое бывает?

– Слава Богу, нет! Но случаи бывали. Мальчишки же дерутся, а дерутся они всерьёз. Тут мы, конечно, разбирались по-настоящему. Но иногда парни вступались за слабых, буквально спасали их. Вот не так давно у нашего воспитанника, у его друга, отобрали телефон мужики-хулиганы. Такие, знаете, повзрослевшие гопники-урки. Пивка им захотелось, а не на что – отобрали у парня телефон. Тот нехотя рассказал нашему воспитаннику. Тот пришёл и попытался разобраться. Гопники на него полезли. Ну, поколотил их. Так, знаете, что? Они, эта пивная гопота великовозрастная, подали в суд на парня маленького. Ему же всего 14 лет! Когда стали разбираться в суде, парня оправдали, да ещё и похвалили, всё нормально.

Мужики подали в суд? Самим не стыдно?

– Да. Но какие это «мужики»? Так – непонятное что-то, недоразумение.

Таким образом, согласно кодексу чести, настоящий ваш воспитанник уступит место старшему в автобусе?

– Конечно. Да это для любого нормального человека естественно, по-моему. Они – нормальные, воспитанные дети.

Золотая середина

– Если я вас правильно понимаю, следование принципам борьбы позволяет лучше усваивать и христианские законы?

– Конечно, очень помогает! Кудо – борьба японская. Мы берём сердцевину, всё что полезно нашему народу. А там много полезного: воспитывается смелость, благородство, уважение к старшим.

– По вашему богатому опыту и по наблюдениям, занятия спортом…

– …благоприятно влияют на воспитание здоровой, достойной личности. Дело в том, что традиционные японские боевые искусства, китайские, филиппинские, нашим российским менталитетом отторгаются на раз. Почему? Потому что стоять и делать одно движение миллион раз их не заставить. Им надо сразу заниматься, сразу практику, желательно, чтоб почувствительней. Новички только пришли, я их сразу ставлю на спарринг, чтобы прочувствовали всё. Чувствуют. Можно сказать, начинают понимать, что не всё так просто в жизни. Чтобы чего-то достичь, нужно заниматься. Так мы подходим к очень христианскому термину «аскеза». И проводим мосты от борьбы физической к борьбе духовной. Рано или поздно человек начинает осознавать необходимость и духовной аскезы.

– Но религиозная часть восточных единоборств отторгается сразу?

– Религиозная – отторгается сразу. Невозможно и не нужно в наших условиях. Берём только то, что нам, православным, полезно.

– Это как мы берём из Германии «Фольксваген» или «Зингер», не воспитывая в себе некоторые неоднозначные качества отдельных представителей этого замечательного, в общем-то, народа…

– Конечно. Вот равноапостольный Николай Японский – во время миссии у него была воскресная школа, где дети занимались дзюдо. А наши, например, Ощепков, занимались джиу-джитсу и дзюдо.

– Он к святому Николаю отношения не имел?

– Нет, Ощепков занимался у самого основателя дзюдо. Во Владивостоке стоит памятник, где он получает первый чёрный пояс.

Убийственное «нежил.»

– По вашим наблюдениям пастыря и спортсмена, преодолели ли мы страшный провал 90-х и 2000-х, когда кладбища молодели от умерших от пьянства? Сейчас с этим покончено?

– Нет. Мы сейчас восстанавливаем монастырь в деревне Сырья. Там мощи преподобного Кирилла Сырьинского. Один из первых святых здесь на Севере. Святое место! Но деревня Сырья вымирает. Постоянный спирт, убийства. В какой-то год за зиму шесть человек исчезло – из-за пьянства и всего, что с ним связано. А сейчас местных жителей осталось всего пятеро. Скоро, может быть, никого не останется, и деревня останется пустой. Не преодолели мы эту пропасть, к сожалению. Много уныния в людях.

– И на карте появится ещё одна деревня с надписью «нежил.»

– К сожалению, это так. Почему это случается? С одной стороны, понятно – причины объективные: нет работы от государства. С другой стороны, люди сами опускают руки. Уныние – страшный грех. Кто христианскую литературу читает, знает. Отчаяние доводит до таких страшных состояний.

Можно ли так сказать: если мы будем помогать унынию царствовать в себе – будь то «двойка» в школе, или увольнение с работы, или безработица в деревне, или ещё что-нибудь – и употреблять все силы для его подпитывания, тогда мы смело можем про себя как про человека, про народ – забыть?

– Это самое разрушительное, что есть. Тем более для нашего народа. Это ужасно: люди погибают. У нас, кстати, ребята не унывают. Есть сила духа, они к чему-то стремятся, ставят себе цели. Им некогда унывать. Вы сейчас видели: бьют их в борьбе, кто-то плачет даже. Но через некоторое время прекращают плакать. Потом становятся мужиками. Человек входит в жизнь и уже ничего не боится, пытается справиться с любыми сложностями сам: «Я мужик, я защитник». В нашем боевом искусстве очень сложно выиграть соревнование.

– Почему?

– Потому что чемпионы мира – все русские. Чемпионат мира – ерунда по сравнению с чемпионатом России. Там, чтобы пробиться на чемпионат мира… это ой-ой-ой… Тем более клубы кудо – от Владивостока до Калининграда, от Чечни до Мурманска – везде есть.

– Сейчас говорят, что парни теряют мужественность. Что девчонки становятся больше мужиками, а парни – тряпками. Не замечали?

– Безусловно. У меня было так лет десять назад: занимались в клубе одни девчонки, и ни одного парня. Девчонок было, наверное, 8 или 10, а мальчишек – ни одного. Но сейчас всё-таки получше: парней полный зал.

Вжившиеся в Север

Богослужения, требы, занятия в воскресной школе, в клубе боевых искусств... Как вы, священник, приехавший послужить «на годик» и оставшийся в Поморье, справляетесь, скажите, пожалуйста.

– Да спокойно как-то. Бог помогает. Тем более, что у нас тут глухомань такая, что… Благочиние у нас по площади – с пол-Европы.

– И пять священников всего, да?

– Не пять священников, а три! Если серьёзно, то служить сюда особо-то никто не рвётся. А нам, тем, кто привык, вжился в Север… Знаете, чем дальше, тем меньше я куда-то уезжаю. Если раньше я уезжал домой в Архангельск, то теперь уже и это редкость. Сейчас только если командировки какие-то. Или я вот всё мечтаю в отпуск сходить в этом году, может быть. Потому что времени нет: утром служба, вечером спортзал. У нас ведь ещё разные занятия в воскресной школе: иконописная мастерская, театр, разные музыкальные кружки. Ходят заниматься и дети, и взрослые.

– Даже взрослые?

– Иконопись у детей не получается. За всю практику только одна девушка смогла закончить этот курс и научилась более-менее писать иконы. Большинство-то детей – непоседы страшные, у них нет усидчивости.

– Но, по крайней мере, они понимают, что икона – это не лубок?

– А у нас очень строго. Иконы пишут, бывает, и по четыре года. Наш иконостас весь записан нами, нашей школой. У нас же ещё строительства разные идут. Дел хватает с избытком.

– Плюс ещё сотрудничество с проектом «Общее дело».

– Очень дружим с ними. Отец Ириней (Пиковский) к нам приезжает, отец Алексий Яковлев с бригадами летом постоянно у нас.

В общем, как говорят, «расширяемся». Сейчас ещё и новую воскресную школу строим. Вернее, не школу, а православный просветительский центр.  Там будет церковь, воскресная школа. Не сказать, что легко это даётся. Но мы, как и положено, не унываем. Смысла нет в унынии – работать надо, с грехами бороться. Тут не заскучаешь.

Беседовал 
Пётр Михайлович МИХАЙЛОВ