Зачем люди приезжают на Соловки? Кто трудится в обители и сколько она принимает паломников? Сегодня это монашеская республика или туристический объект? Об этом главному редактору журнала «Русский Дом» Александру Николаевичу КРУТОВУ рассказывает благочинный Спасо-Преображенского Соловецкого ставропигиального мужского монастыря архимандрит Ианнуарий (НЕДАЧИН).
– Отец Ианнуарий, мне всегда интересно, монахи, живущие сейчас на Соловках, каким представляют себе будущее монастыря?
– Полагаю, что это сокрыто в Промысле Божием. Когда-то было очевидно, что по Промыслу Божиему Соловки – это монашеская республика, монашеский город. Потом произошли известные события ХХ века. И сейчас для меня очевидно, что Промысел Божий – чтобы здесь жили тысячи человек, и это место было более открыто для желающих из мира посмотреть на него с разных аспектов. Если раньше на Соловках были только паломники, то сейчас могут приезжать люди с самым разным мировоззрением. Но тем не менее я уверен, что 90 процентов притягивает сюда именно созидательный христианский потенциал Соловков. Но говорить о том, чтобы в будущем опять вернулась на Соловки монашеская республика, я бы не стал, потому что это решается на небесах Промыслом Божьим. Сейчас в посёлке живут три тысячи человек и вести здесь разговоры о том, что давайте жить, как было раньше, – это нереально, люди этого не хотят. Поэтому для меня это значит – Промысел Божий такой, и о будущем Соловков я даже не задумываюсь. Но в чём я и братья уверены, о чём молятся и надеются на что – это на то, что монастырь будет развиваться правильно, что в нём будет настоящий монашеский дух и монашеская жизнь, с настоящими монашескими наставниками и преемственностью передачи духовного опыта. В нём будет правильное богослужение, правильный устав и все те условия, которые способствуют монашеской жизни и укреплению, увеличению участвующих в ней братьев.
– Вы знаете, я сам родился здесь, в 40 километрах от Соловков, рядышком, как говорится, с вами.
– На берегу, да?
– Да, на берегу, на материке. А детство и юность прошли на Терском берегу. Соловки как бы всегда были рядом со мной. От родителей слышал, что деды и прадеды мои собирали рыбу для Соловков, работали на Соловки по Терскому берегу и были поставщиками рыбы для монастыря. Но тогда было не принято говорить об этом. Потом в 67-м году, это более 50 лет назад, уже студентом, я приехал на Соловки и страшно заболел: почти в безсознательном состоянии попал здесь в военный госпиталь. Провалялся там неделю, было странное чувство, что я нахожусь на краю, между небом и землёй. Монастырской жизни тогда, конечно, не было. Вместо монахов – военные. И звезда на колокольне. Вот это первое посещение навсегда осталось в моей памяти. Вспоминая Соловки, я мечтал о том, что Соловки вновь станут тем местом, куда люди будут приезжать для разговора с Богом, размышлять о своей жизни, о смысле жизни... Природа, море, небо, земля, монастырь – всё это создаёт тот настрой, который заставит пересматривать свою жизнь. И вот началось возрождение Соловков. Какими им быть? Всемирной туристической достопримечательностью или святым местом для разговора со своей душой и Богом? Сегодня можно это сделать на Соловках или нет?
– Можно, конечно. Соловки – в ряду не очень большого числа мест, где это, действительно, лучше всего сделать. Есть ещё Дивеево, Лавра, другие монастыри, но таких мест не очень много, где тебя всё настраивает делать духовную работу. Почему это место имеет какую-то особенную силу? Не касаясь даже главного – его сакральной силы, но здесь молитвами и страданиями многих великих подвижников заложен очень мощный духовный потенциал, который тебя охватывает и в какую-то правильную сторону ведёт, если ты от него не запираешься. Первое, с чем сталкиваешься здесь: если ты внимателен и в тишине денёк-другой походишь, то сможешь понять мировоззрение людей, которые это построили. Ведь всё сохранилось! Видишь, как они вписали это в природу, как они жили… Это были очень трудолюбивые, одарённые люди, которые способны справляться с большими трудностями и обстоятельствами. Если взять главный монастырь – в первом этаже очень продуманные хозяйственные объекты, всё разумно и практично, с умом устроено. Видно, что люди вели в трудных условиях настоящую хозяйственную жизнь (остров отрезан от материка 8 месяцев). На втором этаже везде храмы. Над храмами – купола. Монастырь – как настоящий силуэт корабля: на юг – острый нос, на северной части – корма. А капитанская рубка – это алтари Преображенского собора. Вот так этот город люди видели и так его построили. Самая высокая точка монастыря – это глава: купол и крест Преображенского собора. И это я выхватил один какой-то штрих. Если походить спокойно по монастырю, то действительно можно почувствовать, что люди полностью выложились здесь, они начинали здесь и сознательно заканчивали свою жизнь – это одно. Другое, что монастырь строился не монахами, вернее, не только монахами, он строился всем миром: на пожертвования богатых людей и царей (это самые крупные пожертвования), но и с копейкой всего православного люда российского, начиная от купца, крестьянина, паломника. То есть он выражал какую-то очень важную идею тогдашнего общества. Не очень много объектов (объект – вообще такое слово, которое не хочется употреблять, а какое другое слово?), которые сохранились у нас в такой целостности, несмотря на то, что нуждаются в реставрации. Много потеряно, но целость осталась.
– Вы сказали, что монастырь строился в основном на пожертвования простого люда – крестьян, ремесленников, рыбаков... Купцы, бояре, цари вносили деньги, земли. Русский народ месяцами шёл сюда, чтобы послужить преподобным. Помолиться и покаяться. Сегодня люди сюда приезжают зачем?
– Уверен, что за тем же. Очень трудно эту статистику учитывать. Наверное, можно сказать, что те, кто называют себя паломниками и формулируют религиозную цель посещения этого места, – это половина всего потока приезжающих сюда. Вторая половина – кто они? Они называются туристами. Но из них всё-таки львиная доля – это те, которые ставят себе цель не развлекательную, это можно назвать историко-культурным туризмом. Этих людей интересует культурный, исторический и мировоззренческий потенциал общества, то есть связь с историей, корнями, историей страны. Это какие-то общие слова, но я уверен, что историко-культурные цели на Соловках очень близки, и зачастую они перерастают в духовные.
– Как вы считаете, те, кто едет как туристы удовлетворить своё любопытство, они обретают эту духовную связь времён? Прошлое, настоящее, будущее... Или просто побывали ещё в одном удивительно красивом месте? Ну, в Грецию съездили, в Таиланд поехали, в Южную Америку, в Германию, теперь вот до Соловков добрались. Приходилось ли вам слышать от них, что здесь что-то цепляет их?
– Постоянно приходится слышать. У меня должность такая, что я много общаюсь с людьми. Конечно, намного больше общаюсь с паломниками, чем с туристами, но тем не менее, и это не редко, вижу, что для очень многих это больше, чем развлечение, чем посмотреть на какие-то диковинки. Я всё-таки думаю, что если человек после Египта в прошлом году поехал в этом году не в Грецию или Таиланд, а на Соловки, то у него уже какая-то потребность есть, что-то другое, чем развлечение. Потому что сейчас попасть на Соловки, по-моему, дороже, чем в Египет съездить… Мы очень многих принимаем безплатно, но у нас простые условия. Конечно, прилично всё, но это не как в Египет съездить или в Турцию… Приезжая сюда, человек идёт на жертвы финансовые, и здесь не юг… Что-то другое влечёт человека на Соловки.
– Да, согласен с вами: поездка сюда – удовольствие дорогое. На Руси испокон веков приходили, приезжали в монастыри трудники, чтобы помолиться и потрудиться. Много таких сегодня?
– Их меньше, конечно. Но трудников у нас немалое число. За лето через монастырь проходит где-то двести человек, я думаю. Это только мужская часть. Есть и трудницы, их намного больше хотело бы здесь потрудиться, но у нас мужской монастырь. Монастырь живёт в таком ритме: летом он открывает максимально двери, зимой мы живём тише – как на Афоне. А летом приезжие люди добровольно трудятся от двух недель до всего лета. Кто-то из них остаётся на год, на два, а кто-то имеет серьёзные цели вступления в монастырь. Это важнейший компонент нашей жизни: отсюда приходят наши монахи. Либо другая цель: человек хочет разобраться в себе, как ему справляться со своими проблемами. И очень часто (здесь я свидетель) именно на Соловках, всегда на моих глазах, решается проблема, человек чувствует внутри себя озарение, находит путь, куда ему дальше идти. Бывает, молодой человек вроде учится в хорошем заведении, у него обеспеченные родители, а вот он приезжает и просто потерянный. У него нет понимания смысла жизни, он запутался в определённых вещах, у него потухший взгляд, но у него (что самое главное!) осталось представление, что раз деваться некуда, надо куда-то к Богу. И он делает этот свой шаг – приезжает на Соловки. Бывает, он поживёт-поживёт – как потерянный – месяц, два, три, и наступает день новый, утро, и он приходит, он светится. И я уже знаю, о чём он будет говорить. Он будет говорить: всё-всё-всё, мне надо быстро ехать. А я ему буду говорить, ну подожди, ну ещё недельку тут… Нет-нет-нет, мне надо, я знаю, что… и так далее. Сразу видно: у человека всё решилось, загорелось, но не у него, а Бог помог именно. Мы очень счастливы, когда такое происходит, а это очень часто бывает. Есть, конечно, такие случаи, когда человек побыл, и всё только хуже, и он уехал такой же потерянный. Ну, тут уже не в наших руках, зависит от Бога. Вернее, очень много зависит всё-таки от того, что там внутри у человека, как он отвечает на призывы Бога, которые здесь очень сильны. Здесь место, которое мы не можем объяснить внешними признаками – архитектурой, природой, историей, событиями. Не можем объяснить, почему здесь Господь людям открывается. Говорят же правильно, что Христос близок каждому человеку. Где есть верующий человек, там он к нему и близок. Да и к неверующим он близок. Но тем не менее есть на земле места, в которых человек понимает: Господь близок к нему.
– Ну, это тоже сакральное место.
– Вот! Сакральность, она на первом плане. Людям здесь открывается, что Бог где-то близко. Они уезжают с Соловков, и теперь уже Бог с ними близко всё время. Мне экскурсовод наша рассказала, что она вела группу паломников или, может быть, туристов. И вот пара, мужчина и женщина, остановились в каком-то из скитов: и погода, и тишина эта удивительная… И они говорят: стоп, давай сейчас сохраним это наше состояние, чтобы когда что-то пойдёт дальше и там будет у нас по-разному, – мы бы опять мысленно вернулись в эту точку. Запомним её сейчас, сохранимся… Мне это так понравилось! Точно передаёт то, что здесь происходит в душах людей.
– Мы сегодня помолились на службе – Вселенская родительская суббота. Я обратил внимание, что местных жителей, которым не надо платить большие деньги, чтобы помолиться в Соловецком монастыре, не так уж и много было на службе... Кто-то за сотни, тысячи вёрст едет поговорить с Богом в святом месте, а другой живёт рядом и Его не видит. Или, может быть, я не прав?
– Соловки – это миниатюрный, но очень точный срез всей России. В России храм в большой праздник посещает не более пяти процентов населения, и на Соловках не более пяти процентов населения. Вернее, на Соловках чуть больше, но всё равно, если из тысячи пять процентов – это пятьдесят человек соответственно. Здесь всё, как в России: есть малое стадо, у которого вся жизнь построена вокруг Бога, вокруг божественного понимания, что я должен свою жизнь полностью и целиком выстраивать в соответствии с божественным законом. И остальная наша страна, которую я по-прежнему всё равно называю православной. От этого малого стада воздействие на мировоззрение в отношении менталитета, чем живут люди, – распространяется довольно широко. И есть остальная часть, из которой кто-то ходит на Пасху, кто-то вообще не ходит. Но очень многие живут в поле православного мировоззрения. И есть какое-то количество врагов, непримиримых людей, у которых смысл жизни – бороться с Церковью. Не знаю, говорят они прямо для себя: «Бороться с Богом», но, во всяком случае, с Церковью они борются. Такие люди и на Соловках есть. Другое дело, что зимой больше половины коренного населения Соловков выезжают на материк. Здесь как бы прописана тысяча человек, не знаю, как в этом году, но вот в позапрошлом году статистика была, что оставалось триста на зиму. А летом все приезжают сюда, потому что летом здесь очень хороший заработок – туристам жильё сдавать можно.
– Да, в России почти всё население занимается зарабатыванием денег.
– Для тех, кто приехал сюда с религиозной целью, Соловки – это духовный центр, вокруг которого они живут. Но из этих 1000 человек, которые здесь прописаны, может быть, 50 приехали с серьёзными целями. Остальные здесь по семейным делам, по работе, по другим случаям. То есть и здесь из этих 1000 человек нет большинства, которое приехало сюда с религиозными целями, вот в чём секрет.
– В своё время вот этим соловецким духом, духом свободы, духом независимости поморы всегда отличались. У нас на Севере никогда крепостного права не было. Дух самобытности, трудолюбия, свободы, независимости – он как бы проникал по всему северному побережью, по всему поморскому люду. И недаром же первопроходцы – это в основном поморы, проникнуты именно этим соловецким духом. Поморы, которые проходили до Америки и открывали и Дальний Восток, и Сибирь. А сегодня этот соловецкий дух остался?
– Ну, тут надо точно определяться с терминами. Поморы, вы говорите, соловецким духом проникнуты. Что же, вы думаете, поморы были более религиозные, чем современное российское население? Я думаю, всё было то же самое. Если спросить о соловецком духе, целеустремлённости, устойчивости, крепости даже нерелигиозное соловецкое население, так они тоже скажут: мы проникнуты соловецким духом. И будут правы. Люди, которые здесь живут зимой и ходят по этим льдам, – очень достойные люди, с соловецким духом. Это не бездельники и это люди, которые помогут всегда. Вот если беда какая-то, неважно, у кого, монастырского, не монастырского, гостя, тут же на помощь прибежит сразу любой: пожар тушить или если ты потерялся, под лёд провалился. Нет, в этом плане люди-то крепкие, хорошие. Просто важно понять, что понимается под словами «соловецкий дух». И если это что-то описательное, оно, вероятно, сейчас сохранилось, а вот если религиозное, то тут вопросы.
– Я под соловецким духом понимаю то, что человек, живущий с Богом, живёт не только для себя, для зарабатывания денег. Важен дух созидания, когда молитва сочетается с трудом. Замечательный пример – Соловки. Нас, русских, считают другими в мире, так мы и есть другие, мы – христиане. Мы другие от тех, кто не верит в Бога, кто атеист или кто вообще живёт по своим придуманным законам. Вот этот момент раньше, я считаю, присутствовал больше, чем теперь. Или это не так?
– Вы говорите о «раньше». Но раньше Соловки были монашеской республикой, где жизнь людей была целиком связана с монастырём. У них, естественно, было другое мировоззрение.
– Но тысячи человек, не двести человек, а тысячи человек шли сюда, ехали на Соловки!
– Нет, подождите. Трудники тысячами не ехали. Вот статистика предреволюционных лет. Если я правильно помню, наверное, тысяч двадцать проходило паломников, а трудников было восемьсот человек.
– А сейчас тоже больше паломников?
– Конечно. В прошлом году Соловки посетили тридцать тысяч паломников и зарегистрированных туристов.
– Хорошо. До революции всё понятно, другое время, другой век, другие люди. Хотя эти другие люди в семнадцатом году тут же отказались от всего и устроили великое разрушение своего государства, которое тысячелетие строили их предки. Весь мир поразила бацилла разрушения и материального, и духовного. Но остались сакральные места – Иерусалим, Печоры, Валаам, Дивеево, Троице-Сергиева Лавра… Соловки – сакральное место, которое не случайно было выбрано и которое стало знаковым местом для России. Когда меня спрашивают, каким я представляю будущее Соловков, я отвечаю, что хотел бы видеть их монашеской республикой. Человек подъезжает на корабле к этому святому месту, сходит на пристань и попадает в другой мир. Мир расцвета монастыря. Ты вступаешь в прошлое родины, сознательно уходишь из XXI века в прошлое время. И уходишь на неделю, десять дней или на три дня, но уходишь туда. Вот работает мельница, кожевенная мастерская, кузница, ремесленные мастерские – так люди жили своим трудом. Вот такими я хотел бы видеть Соловки. Вы считаете, что это невозможно?
– Нет. Я так не считаю. Но это нельзя сделать изнутри монастыря. Это только общество может, если оно захочет, воссоздать из этого места эту точку, источник, к которому можно и нужно припадать. Что мы видим сейчас? Есть в обществе (не в монастыре, а в обществе) активные люди, которые очень этого хотят. И есть люди, которые по каким-то причинам этому сопротивляются. Есть также среднее большинство, которое либо равнодушно, либо сочувствует то одним, то другим. А вот когда всё это выйдет в такую фазу, что общество в целом захочет такого превращения, то всё очень быстро получится. И пока этого не будет, я не представляю себе, как это может быть. Ведь за стенами монастыря – Россия такая, какая она есть. И вот если эта Россия захочет опять здесь иметь не просто визуальный объект, а такой, к которому припадать как к святыне, то он появится очень быстро. У нас в России очень много глубоко верующих, а кто-то, может быть, не так осознанно идентифицирует себя членами Церкви. Но они живут Христовыми идеалами, живут во многом по-христиански. Я страну нашу до сих пор называю православной, потому что большая часть, хоть и не является номинально членами Церкви, то есть не причащается чаще раза в месяц, но тем не менее у них во многом христианское мировоззрение. Господь сказал в Евангелии: «Мужайся, малое стадо». Но это малое стадо дало направление и закваску для всего мира. Эти фразы на все времена: «Мужайся, малое стадо», «Мало есть тех, которые обретают узкий путь», «Вы – соль земли». Всё Евангелие говорит о том, что всегда будет малое стадо, которое даёт свет на всё остальное. В нашей стране этим светом очень многое освящено. Есть уже страны, которые целиком отходят от христианства, они вроде ещё считаются христианскими, но там уже нет света.
– А какой дух обители сегодня?
– Это очень интересный вопрос. Сам над ним не раз задумывался. Был большой перерыв в жизни обители. В 20-м году её закрыли, а в 88-м она только начала возрождаться, в 90-м её открыли. То есть семьдесят лет ничего не было. Нет ни одного монаха, который пришёл из того, старого, монастыря. Однако дух братии каким-то образом очень похож на тот дух, который был в монастыре до революции. Вот что интересно. Это сейчас объяснить никак уже нельзя. И дух места, если под духом места понимать то, как приезжающие в Соловки люди его видят, он тоже каким-то образом совпадает с духом братии и с тем духом, который был у этого места всегда. Конечно, братия, которая приходит сюда на Соловки, живёт более комфортно, чем жили монахи здесь до революции. И не так территориально отделена, как это было раньше, когда до Соловков надо было несколько месяцев добираться. И всё-таки условия жизни здесь более трудные, чем на материке. Для здоровья, для всяких немощей, которые есть у людей. Это с одной стороны. С другой, предполагается, что человек, который сюда приезжает, уже больше ничего не ищет. Потому что когда человек поступает в монастырь при учебном заведении в столице, то у него могут быть ещё разные мысли в отношении дальнейшего своего жизненного пути. На Соловки же приходит братия, которая принимает для себя решение, ожидая как бы последнего жизненного шага в этом деле. У нас очень хорошая братия! Все, кроме меня, настоящие искренние монахи. Очень много простых людей. Сейчас мало монастырей, где люди простой верой живут – такой, как раньше. Очень ревностные монахи, глубоко верующие, но необразованные. У нас в монастыре процент простых монахов без священнического сана больше, чем во многих других. То есть у нас намного больше простых монахов, чем монахов-священнослужителей. Это очень важно. Это создаёт портрет монастыря. И каким-то образом это соответствует стенам. И тому духу, который тут был всегда и который ожидают увидеть приезжающие сюда люди. И они его ощущают. Я не знаю, это тоже какая-то тайна. Боюсь дальше философствовать на эту тему и говорить банальные вещи, потому что эта глубина где-то на небесах написана.
– Святой Августин говорил, что самая крепкая вера у неграмотной старушки.
– Если он имел в виду, что из образованных очень многие начинают умствовать и ставят себя выше Бога, то это, безусловно, имеет место. Но то, что образованный человек через мучения, сомнения, рассуждения приходит к вере и становится пастырем, которых мы знаем, у которых очень сильная вера, – это тоже правда, согласитесь.
– Соглашусь. Спаси, Господи.