Александру Боброву – 75!
Александр Александрович Бобров, незабвенный Сан Саныч, наш соратник и друг – милостью Божией поэт, красотой и буйством своих поэтических строк напоминающий Есенина.
Боец до мозга костей, в самые страшные 90-е годы безвременья вставший в русский строй и с тех пор оттуда не выходивший. Его гитара некогда звучала на баррикадах Дома Советов, а сейчас её можно было услышать в опалённом войной Русском Донбассе, в Крыму и Приднестровье. Нестареющий и неунывающий, дающий пример всем нам своей энергией и оптимизмом.
Читатели «Русского Дома» знают Боброва, прежде всего, как настоящего русского человека, неутомимого путешественника по российским просторам, яростного публициста, обладающего острым пером и метким словом. Сегодня Александр Бобров – автор 50 книг, секретарь Союза писателей России, кандидат филологических наук, профессор кафедры журналистики МосГУ и МГИК – отмечает свой 75-летний юбилей. Мы желаем патриоту и верному сыну Земли Русской помощи Божией в его благодатных трудах, многая и благая лета!
Александр Николаевич КРУТОВ
Редколлегия «Русского Дома»
Представляем две только что вышедшие книги Александра Боброва, которые можно приобрести в магазине «Русского Дома» – «Родина облаков» и «Журналисты шутят». Предисловие к одной из них написала ученица профессора Боброва – Яна Сафронова, которая недавно стала самым молодым членом Союза писателей России.
Прогулка по Замоскворечью
Эта книга написана моим учителем, поэтом Александром Бобровым. Всякий раз, когда говорю о нём, вспоминаю нашу первую встречу. С неё для меня началось многое, поэтому я всегда возвращаюсь к ней. Итак, нас было пятеро – первый набор по специальности «Литературное творчество» в Московском государственном институте культуры, где преподаёт Александр Александрович. В процессе общения с каждым из нас оказывалось, что Бобров бывал в местах, где мы родились, а зачастую и знает о них больше, чем мы.
Всеохватный взгляд русского лирика, личное ощущение страны удивили нас настолько, что мы заподозрили у профессора экстрасенсорные способности. Прошло четыре года, в сентябре я спросила у новоиспечённых первокурсников, как им «наш Бобров». «Спрашивал, откуда мы. Оказывается, во всех наших городах он был и с каждым у него связана история», – поделился со мной озадаченный начинающий поэт. Но меня это больше не удивляет. Да, Бобров действительно везде был, потому что для него, поэта и русского человека, это важно. Для него простор города – это художественное пространство, которое пропитано поэтическими образами, населено характерами. Оно имеет свою историю, которая становится благодатным материалом для развёрнутого вывода и соотнесения с современностью.
И тогда же, расспросив нас о малой родине, Бобров задал волнующий его вопрос: как нам Москва, любим ли мы это место, нравится ли нам теперь здесь жить? Мы единодушно ответили: нет, слишком уж он разноцветный, в нём много непроизвольных архитектурных сочетаний и спешки. И тогда Александр Александрович пообещал нам прогулку по Замоскворечью, потому что настоящая Москва, по его словам, начинается именно там. Но это забылось, унеслось, растворилось в делах учебных и литературных. И вот, спустя целую студенческую жизнь, Бобров всё-таки показал мне Замоскворечье: в этой книге. Но не только об этом районе идёт речь в «Родине облаков». Нет, это книга об уходящем времени, о стране, о поэзии и русской песне, о брате-герое, о множестве людей, вспышками промелькнувших в жизни поэта. Наконец, это текст о большой любви ко всему, что только что было названо.
Пожалуй, главный лейтмотив «Родины облаков», её основной нерв – это ощущение кончающегося момента. Бобров рассказывает о Замоскворечье своего детства, о важных для него постройках и людях, но прямо в эту секунду «выяснилось, что сносится значительная часть (!) улицы Малая Ордынка, по которой я провожал из школы первую любовь Марину Серебрякову – нынешнего директора музея-заповедника в северном Ферапонтово». А на месте сносимого теперь будет располагаться огромный жилой комплекс.
Расщеплению и уничтожению подвержена, однако, не только столица. Вот, например, место падения самолёта СБ-2 брата-героя, лётчика Николая Боброва: «Мы заплутали, потому что огромный ельник с вековыми деревьями, к которому и прижималась понятная дорога вдоль бывших финских полей – начисто сведён под огромный дачный посёлок. Просто – гигантские размеры уничтоженного леса, даже мысль преследует: неужели мегаполису не нужны лёгкие?»…
Всё расползается по ниткам, потому особенно важным и честным кажется громкий призыв Боброва: успейте погулять по Замоскворечью, пока оно ещё окончательно не перестало им быть.
В завершающих главах Бобров горько размышляет об информационной политике и политике вообще, о вопросах образования и культуры. И когда, казалось бы, напряжение доходит до накала злости, появляются «Стихи ушедшего года». Они будто прорывают текст и длятся, длятся уже до самого конца книги… После полемической горячки наступает тишина. И в ней звучит всё то же и всё о том же, только теперь – совсем по-другому.
В этом странное есть постоянство –
Ждать в столице: а будет ли снег?
Виртуальное дышит пространство –
Интернетовский век.
Всё уходит – живое общенье,
Гомон дружеский, нижний буфет…
Попросил бы у женщин прощенье,
Да известен ответ…
Это была долгая прогулка. Прогулка из тех, когда идёшь по городу, а мысль совершает отдельную работу, дорога ведёт её по закоулкам памяти, заводит в подчас неожиданные места. Прогулка по Замоскворечью, совершившаяся далеко за её пространственные и временные пределы. И хорошо, что она случилось спустя время. Чтобы она вышла такой, автор должен был её подготовить. Думаю, стоило подождать четыре года, чтобы услышать о целой жизни.
Яна САФРОНОВА,
студентка 4 курса
Московского государственного института культуры
Замоскворецкая свеча
Юный Михаил Лермонтов, учась в школе прапорщиков, первый бросил взгляд с колокольни Ивана Великого на Замоскворечье в сочинении «Панорама Москвы»: «К югу, под горой, у самой подошвы стены кремлёвской, против Тайницких ворот, протекает река, и за нею широкая долина, усыпанная домами и церквями, простирается до самой подошвы Поклонной горы, откуда Наполеон кинул первый взгляд на гибельный для него Кремль, откуда в первый раз он увидал его вещее пламя: этот грозный светоч, который озарил его торжество и его падение!...».
Позднее Лермонтов поселит сюда своего удалого купца Калашникова: «...И пошёл он домой, призадумавшись, К молодой хозяйке за Москву-реку». Странно, что, различая монастыри дальнего Замоскворечья – Симонов и Донской, юнкер и поэт не отметил Замоскворецкую свечу – стройный храм Воскресения напротив себя, восторженно созерцающего, а ведь он царит к югу от Кремля! Следует заметить, что поговорка «Пришла правда не от Петра и Павла, а от Воскресения в Кадашах» появилась уже после гибели Лермонтова. Всё подмечает и запечатлевает московский народ! Оказывается, в приходе Воскресенской церкви жил московский голова 1843–45 годов Андрей Петрович Шестов, который вошёл в историю благодаря редкому для России качеству: он не воровал и другим не позволял. Шестов вошёл в большую цену и славу, и имя его сделалось известным даже малым ребятам. И – шутка сказать! – перевернул из-за него наново московский люд старую, уже твёрдо устоявшуюся на ногах пословицу: «Правда к Петру и Павлу ушла, а кривда по земле пошла».
Церковь Воскресения Христова в Кадашах построили в 1687–1695 годах на месте каменного храма 1493 года, от которого остались южная апсида и подклет. Средства выделили замоскворецкие купцы Добрынины. Богато декорированный белокаменной резьбой – «петушиными гребешками» – двухэтажный пятиглавый храм с шестиярусной колокольней – яркий образец московского барокко. Он вошёл в учебники архитектуры многих стран мира. Храм в Кадашах перестраивали в 1860–1863 гг. после разорения французами. Наполеоновские солдаты устроили в церкви конюшню и разграбили сам храм. Уходя, они подожгли церковь, но огонь дошёл до окна у правого клироса и потух. Ну а про битвы новейшего времени вокруг храма было поведано в СМИ немало, включая наш журнал.
Для автора книги Замоскворецкая свеча вообще стала путеводной:
Пыльный двор наш не казался раем,
Хоть необычайно хороша
Поднималась прямо за сараем
Церковь Воскресенья в Кадашах…
Если бы она не освещала моё полуподвальное жильё, не возносила свои купола в любую погоду, не звала постигать историю и дух России, я бы вообще, наверное, вырос другим человеком. Так я и назвал первый раздел книги «Родина облаков»…
Замоскворецкая свеча
Москва погрязла в барышах
И пенки с прошлого снимает,
Но в ней по-прежнему сияет
Храм Воскресенья в Кадашах,
Звонит из-за Его плеча…
Пускай я жил в полуподвале,
Мой храм недаром называли –
Замоскворецкая свеча.
Она горит из детских лет
И путь грядущий – освещает
И ничего не обещает,
Напоминает про завет:
Плеяда лучших москвичей
И брат мой – лучший из Бобровых –
Взывают помнить в битвах новых,
Откуда родом?
С кем?
И чей?..
Александр
Александрович
Бобров
Юбилейный вечер «Замоскворецкие были и встречи» состоится в Центральном доме литераторов в воскресенье 17 февраля в 15:00. Вход свободный. Каждому выступающему и гостю – журнал «Русский Дом» в подарок.