В советском кинематографе белых традиционно принято было изображать врагами. Однако, по странному парадоксу, «враги» эти за редким исключением внушали к себе уважение, обладали особой притягательностью и, в итоге, сыграли свою роль в том, что иные зрители, в первую очередь молодые, обращались к «белогвардейской романтике».
Довольно вспомнить «атаку каппелевцев» в «Чапаеве»… Пусть исторически эта сцена была совершенно недостоверна, но образ был создан.
А дальше белых играла целая плеяда наших выдающихся актёров – Олег и Глеб Стриженовы, Владислав Дворжецкий, Василий Лановой, Андрей Ростоцкий, Владислав Стржельчик, Владимир Высоцкий, Игорь Старыгин, Анатолий Кузнецов, Александр Кайдановский, Михаил Глузский, Вячеслав Тихонов, Владимир Козел, Владимир Ивашов…
Дуэт Олега Стриженова и Изольды Извицкой имел в своё время невероятную популярность. Увы, зрители не ведали, что показанная история в реальности имела совсем иной финал. Марютка не убивала синеглазого поручика. Это сделали красноармейцы. Она же, прожив очень несчастную жизнь, в годы Второй мировой покинула СССР и осталась на Западе. Когда в Париже впервые показывали «41-го» на премьеру пришла никому не ведомая русская старуха. Это была Марютка…
Олег Стриженов и его старший брат Глеб впоследствии играли белых в менее известной ленте – «Миссия в Кабуле»…
А ещё в исполнении Глеба Александровича, игравшего бывшего офицера в «Трактире на Пятницкой», впервые прозвучал романс «Господа офицеры»:
Кто мне враг, кто мне брат, разберусь как-нибудь.
Я российский солдат, прям и верен мой путь.
Даже мать и отца, даже дом свой забыть,
Но в груди до свинца всю Россию хранить…
Глеб Стриженов должен был играть генерала Хлудова в экранизации «Бега». Но роль досталась Владиславу Дворжецкому… Не в рамках этой статьи оценивать само произведение Булгакова. Мы говорим лишь об образах… Глаза Хлудова-Дворжецкого – образ, который не забыть никогда…
Булгаковские «Дни Турбиных», экранизированные Владимиром Басовым, надолго стали для советских людей образчиком «Белой Гвардии». И снова образ, сцена… «Последний ужин дивизиона»… Елена Васильевна в исполнении утончённо-прекрасной Титовой, Басов, Щербаков, Лановой… Проникновенный романс по мотивам другого, на самом деле любимого в стане белых в годы гражданской войны, ставший теперь уже классикой…
Андрей Ростоцкий, исполнивший в фильме Басова свою первую роль, позже сыграл ещё двух белых – в фильмах «В Крыму не всегда лето» и «Господин гимназист». В последнем вся просоветская история не оставляет о себе памяти, но остаётся в ней образ бравого офицера-марковца в исполнении Ростоцкого.
Ныне у нас попытались экранизировать «Белую Гвардию» в форме сериала… Было бы большим счастьем для кинематографа и зрителя, если бы эта попытка пресеклась на корню. В одной из пьес Островского бывалый театрал упрекает молодую актрису, что у неё «нет манеры и тона». У актёров советских, игравших белых, было и то, и другое. Надев золотые погоны, они не смотрелись нелепыми ряжеными, им неизменно верилось. Куда ушли теперь эти манера и тон? Понимание играемого? Халтура и гламур заменяют всё… И вот мы видим безпощадно клюквенного «Адмирала» с хорошим актёром Хабенским, отлично игравшим Троцкого и Гершуни, но нелепым в роли Колчака… Отчего так? Кроме халтуры и гламура, есть ещё причина. Если раньше лишь слабые актёры играли на уровне 1-го курса театральных институтов – «я в предлагаемых обстоятельствах», то теперь этим занимаются режиссёры, сценаристы… Зачем тянуться за своими героями, постигать их, вживаться? Куда проще опустить их до уровня собственного. Наделить их собственной пошлостью, современным языком и интонациями – и с умилением смотреть на них, видя в них… себя. Именно при таком подходе возможна сцена из другой разрекламированной ленты: по пути в Тобольск государь роняет из кармана открытки с красивыми барышнями и бежит за увидевшей их государыней, объясняя, что это «не то, что она подумала».
Возвращаясь к Колчаку. Когда-то в фильме «Севастополь» «враг» Колчак в исполнении Геннадия Зиновьева, портретно похожий на сохранившиеся фотографии адмирала, появляется в одной сцене – знаменитом эпизоде, когда он бросил в море свою саблю, не пожелав отдать её матросам. Разъярённые, хамоватые лица революционных матросов, крупным планом – лицо Адмирала, ещё крупнее – глаза… В этом лице и глазах много больше, чем может сказать целый фильм. И вот золотое оружие летит в морскую пучину…
А ещё когда-то одна лишь сцена, в которой обезумевший от сознания гибели Родины офицер в исполнении Вячеслава Тихонова («Две жизни») в отчаянии бродит по пустынному заснеженному Петрограду, вглядываясь в его искажённый лик, крестясь на купол Исаакия, потрясала до глубины души…
Уберите всё прочее, и оставьте один этот фрагмент без слов – в нём окажется больше драмы, чем во всех нынешних гламурных поделках.
Вспомним и сцену совсем иного плана. Фильм «Петерс». В самом начале зрителю демонстрируется портрет постреволюционного Петрограда… Грязь, пьяницы, нищие и калеки в отрепьях, проститутки, страшные, мерзкие, нарочито долго показываемые лица… А дальше чекистская машина, в кузов которой солдатня с картин Владимирова загоняет арестантов из «бывших людей» – офицеров и штатских, всех, как один, выглядящих в высшей степени достойно… И – заплаканное лицо пожилой дамы «из бывших» в одном из окон… Уберите всю последующую ерунду о т. Петерсе и оставьте это начало – оно говорит больше, чем весь этот проходной фильм. И можно лишь удивляться, что этот страшный образ города победившей революции пропустила цензура.
Впрочем, советская цензура пропускала и более опасные вещи. Например, герасимовский «Тихий Дон», вышедший аж в 50-е годы. Фильм этот, являющийся безусловным шедевром мирового кинематографа, для нас интересен иным. В нём нет ничего советского, а есть трагедия народа. И ещё…
– Что ни говори, а поганая власть! Что она даёт нам, казакам? Землю? Завались ею! Волю? Воли не надо, не то зараз резать друг друга учнём. Атаманов выбирали, а теперь сами сажаете?! – выговаривает Григорий Мелихов.
А как забыть сцену убийства Чернецова? А ещё более – есаула Калмыкова, блистательно сыгранного Глузским.
– Кто вами руководит?! Германский генштаб! Большевики! Хамы продали Родину! Я бы вас всех на одной перекладине! Ваш этот Ленин не за 30 немецких марок продал Россию! Хапнул миллиончик и скрылся каторжанин! Ну, стреляй, сукин сын, смотри, как умеют умирать русские офицеры! – дорого стоило услышать такие слова с экрана в 1957 году!
Калмыкову же Сергей Герасимов передал произносимую в романе Шолохова Лисницким отповедь предателю Бунчуку:
– Каких бы ты ни был политических убеждений, но желать поражения своей Родине – это национальная измена, это безчестье для каждого порядочного человека!
Должно с сожалением констатировать, что такое явление, как аристократизм, из нашего кино ушло ныне без следа. Нет тех лиц, а главное, напрочь забыт язык, утрачены интонации.
Ещё одним «беляком» советского кино был Владимир Козел. Полковник Щукин из «Адъютанта его превосходительства», где также великолепно сыграл генерала Ковалевского (Май-Маевского) Владислав Стржельчик. В полностью советском «Вечном зове» Козел появляется лишь в эпизоде – в роли полковника Зубова. Но даже в одном этом эпизоде являет собой образчик достоинства русского офицера, которое не удалось замарать даже автору популярных советских саг…
Один из самых ярких и памятных зрителю образов Белого офицера создал Владимир Высоцкий в фильме «Служили два товарища». Кажется, режиссёры, снимая знаменитую сцену прощания с конём, буквально экранизировали известное стихотворение Туроверова…
Конечно, памятен всем и Владимир Ивашов в «Неуловимых мстителях». Придёт время, канут в лету Яшки да Валерки, а эпизод с Ивашовым – останется… Ему не нужно было вживаться в роль, этот прекрасный русский актёр и в жизни следовал понятиям чести. Незадолго до смерти он говорил: «Не нужно совершать подвигов, нужно не совершать подлостей!»
Крохотная роль Ивашова останется в памяти, разумеется, во многом благодаря исполняемой им песне. Песни – это ещё одна важная часть «белой темы» в советском кинематографе. Они также оказали своё влияние на романтизацию Белой Гвардии.
«Белой акации гроздья душистые», «Русское поле», «За окошком месяц»… А был ещё потрясающий романс «Напишу через час после схватки», исполняемый героем Александра Белявского в фильме «Таинственный монах».
А в фильме «Личной безопасности не гарантирую», не имеющем прямого отношения к Белому движению, удивительный русский певец Валерий Агафонов, гонимый всю жизнь и снявшийся лишь в нескольких лентах, исполнил романс «Закатилася зорька…»
Фильм не был популярен и если и будет вспоминаться впредь, то лишь благодаря редкому явлению в нём Агафонова. Песня же исполняется ныне многими нашими певцами и будет звучать, пока будет жива хоть крупица национальной России.
Остаётся добавить, что этот романс, а также целый цикл белогвардейских романсов для Агафонова написал почти всю жизнь проведший в лагерях поэт и бард Юрий Борисов. И Агафонов, и Борисов принадлежали уже к послевоенному поколению – то есть поколению советских людей, не ведавших царской России, воспитанных социализмом… Но проснулось в них что-то глубоко внутри на генетическом уровне сохранившееся, проснулась подлинная русскость, инстинктивное, сердечное знание сокрытой от советских людей России. Это знание поставило крест на возможности хоть как-то порядочно устроиться в жизни для обоих, до срока свело в могилу Борисова, но подарило нам потрясающей силы песни.
Всё теперь против нас, будто мы и креста не носили.
Словно аспиды мы басурманской крови.
Даже места нам нет в ошалевшей от горя России,
И Господь нас не слышит – зови не зови.
Вот уж год мы не спим, под мундирами прячем обиду,
Ждём холопскую пулю пониже петлиц.
Вот уж год, как Тобольск отзвонил по царю панихиду,
И предали анафеме души убийц.
И не Бог и не царь, и не боль и не совесть,
Всё им «тюрьмы долой» да «пожар до небес».
И судьба нам читать эту страшную повесть
В воспалённых глазах матерей да невест.
И глядят нам во след они долго в безмолвном укоре,
Как покинутый дом на дорогу из тьмы.
Отступать дальше некуда – сзади Японское море,
Здесь кончается наша Россия и мы.
В красном Питере кружится, бесится белая вьюга,
Белый иней по стенам московских церквей,
В белом небе ни радости нет, ни испуга,
Только скорбь Божьей Матери по России своей.
Елена Владимировна СЕМЁНОВА