9 декабря 1883 года, 135 лет назад, родился выдающийся русский математик Николай Николаевич ЛУЗИН
Сто лет назад успехи московской математической школы составляли предмет гордости нашего отечества. Она была основана Дмитрием Егоровым и Николаем Лузиным и дала стране целую плеяду известных учёных: Келдыш, Колмогоров, Лаврентьев, Александров и десятки других. Европейские коллеги с восхищением смотрели в нашу сторону: так много было ярких талантов. Все эти величайшие умы были взращены Николаем Николаевичем Лузиным.
Удивительно, что будущий гений, учась в гимназии, обнаружил полную неспособность к математике. Родители пригласили студента-репетитора, который заметил, что Коля не справляется с гимназической программой, зато отлично решает сложные задачи, причём нестандартным способом.
Родился он в Томске, мать была наполовину бурятка, наполовину русская, отец – из крепостных крестьян. Позже семья перебралась в Москву, где Николай и поступил в Московский университет. В университете он учился вместе с Павлом Флоренским, Борисом Бугаевым (будущим Андреем Белым). Отец Бориса преподавал здесь же и являлся сторонником «философской» математики. Другой профессор – Егоров – сразу заметил дарование своего студента и оставил его в аспирантуре.
Диссертацию Николай написал блестяще. Материал он изложил доступно, увлекательно и даже наметил пути дальнейших исследований, поэтому для студентов эта работа превратилась в настольную книгу и многие годы давала пищу для новых изысканий. Даже сегодняшние математики признают её одной из самых понятно написанных работ.
Конечно, он был находкой для университета, и вскоре и сам стал читать лекции. Причём так, что все заслушивались. Когда он опаздывал, студенты в ожидании толпились в коридоре, обсуждая научные проблемы.
Блестящий педагог
Николай Николаевич «воспитал» много величайших умов, которые в свою очередь взрастили молодое поколение учёных.
Лузин всегда делал ставку не на механическое заучивание предмета, а на сознательное его восприятие. Объяснять подробно – так, чтобы студент понял, – долго, но это важнее зубрёжки и даёт прекрасные результаты поз-же. Он умел подталкивать студента к работе мысли, задумываться о разных решениях и ставить новые задачи. Учил мыслить широко, прививая навыки творческой интуиции. Всегда был ярым противником подмены подлинной науки логически выстроенной болтовнёй.
Чтобы студентам было легче разобраться в материале, он советовал использовать метод расчленения трудностей, постепенно решая каждую сложную задачу, не сваливая их воедино.
Лекционный материал его всегда был словно бы не закончен, давая толчок размышлениям студентов. Лекции его пользовались бешеным успехом именно потому, что они были совершенно не дидактичны. Слушая Лузина, студенты понимали: математика – не скучная «гранитная» наука, о которую можно сломать зубы, а увлекательное познание мира, дающее полную свободу творчества и пространство для поиска новых идей.
А сегодня, спустя сто лет, создатели тестов нам внушили, что точные науки на то и точные, чтобы укладываться в три варианта ответа, это, мол, не литература. Ау, создатели ЕГЭ! Сколько талантов вы погубили, втиснув алгебру и геометрию в сухие графы госэкзамена: заучивай да ставь галочки. А как же десятки гениальных учеников Лузина, соединивших и принцип научности, и свободу математического творчества? Весь мир признаёт: русская математическая школа начала века – сильнейшая на планете. То есть лузинский преподавательский подход, судя по количеству талантливых учеников, давал прекрасные результаты.
Стихийно сложившийся вокруг Николая Николаевича кружок талантливой молодёжи стали называть Лузитанией. Студенты приходили к нему домой, обсуждали свои научные доклады, с большим энтузиазмом прорабатывали пройденное, а потом, ближе к ночи, за чаем разговаривали обо всём на свете.
Лузин умел заражать любовью к науке. В 1927 году он выступил на Всероссийском съезде математиков с докладом «Современное состояние теории функций действительного переменного». Как всегда, говорил ярко, увлекательно – так, что воодушевлённая молодёжь валом повалила в математику, как позже в космонавты, а ещё позже – в банкиры.
От теории множеств –
к компьютеру
Ещё в 20-е годы большевики, как черти от ладана, шарахались от представителей православного богословия (вспомнить хотя бы «философский пароход» с Ильиным, Трубецким, Лосским, Бердяевым). Но кто бы мог подумать, что религиозная философия затронет не только литературу, искусство и т.п., но и области естественных наук.
Есть мнение, что невероятный расцвет русской математической школы связан с философскими исканиями её представителей.
Учитель Лузина Бугаев никогда не скрывал, что хочет соединить математику и философию. Сам Николай Николаевич сначала был избран академиком на кафедре философии. На этом фоне неудивительны философские искания однокурсников Лузина – Андрея Белого и Павла Флоренского. Последний оставил математику и стал богословом. Лузин был близким другом Павла, переписывался с ним, приезжал к нему в Лавру.
Знаменитая лузинская дескриптивная теория множеств – гордость отечественной науки – основана на новой, предельно абстрактной математике. Раньше учёные исследовали объекты, которые можно описать геометрически, механически, но создание теории множеств открыло новые горизонты перед математиками. Французы вплотную работали над этой теорией, но столкнулись с противоречиями не столько математическими, сколько философскими. Рациональные французские и немецкие математики не смогли с ними справиться. Для решения этих тонких проблем требовался математик совершенно особенный: огромных знаний, широчайшего ума, прозорливости и интуиции. Николай Николаевич был именно таким. Недаром французский коллега Николая Николаевича Лебег писал: «Лузин исследует вопросы с философской точки зрения и приходит к математическим результатам».
Может быть, именно религиозный взгляд на проблему дескрипции помог Лузину снять основные вопросы теории множеств, перед которыми спасовали французы. Дело в том, что в дескриптивной теории множеств важное место занимает понятие «называемости». Это очень близко к имяславческим идеям, разрабатываемым Флоренским и Лосевым.
Так или иначе, именно Лузин сделал дескриптивную теорию множеств самостоятельной математической областью, очень ясно её изложил и сумел привлечь к ней интерес огромного количества людей. Его ученики, а затем ученики учеников и т.д. смогли использовать лузинскую дескриптивную теорию в других областях математики. В частности, появлением вычислительной техники мы тоже обязаны идеям Лузина и учеников. Вот она – живая связь между православным богословием, наукой и современной жизнью: сто лет назад величайший ум размышляет над богословскими идеями, соединяет их с математическими, «заражает» наукой учеников, а мы сегодня пользуемся компьютером и другой сложной техникой. Так что всем атеистам, презрительно фыркающим в сторону православного храма – «Ну что эти рабы-мракобесы принесли в мир!» – нелишним будет напомнить о гениальном создателе дескриптивной теории Николае Николаевиче Лузине.
«Враг в советской маске»
Личность Лузина – человека исключительного творческого дарования – была настолько масштабной, противоречивой и даже трагической, что невольно просится на страницы книги или киноэкран. Недаром один из его учеников заметил, что если бы Достоевский имел доступ к научным кругам, то сделал бы Лузина центральным героем романа.
К 30-м годам педагогическая и научная деятельность Николая Николаевича приобрела широчайшие масштабы, а это всегда вызывает завистливый зуд у противников всего русского и созидательного. Как чёрт из табакерки, выскакивает Эрнест Яковлевич Кольман, заведующий отделом науки московского комитета ВКП(б). Он пишет «обличительную» статью «О врагах в советской маске» и отсылает в «Правду», где товарищ Мехлис незамедлительно её публикует. Лузину предъявляются обвинения в затаённой ненависти ко всему советскому, подсиживании учеников, сотрудничестве с буржуазной наукой, симпатиях к черносотенству, монархизму. Как ловко разрушительные сатанинские силы могут устраивать перевёртыши: сам Кольман не сделал для науки абсолютно ничего, но враг в маске почему-то не он, а Лузин – повсеместно признанный учёный, внесший в развитие отечественной и мировой математики огромный вклад.
Сталинские цепные псы настолько ненавидели царскую школу, из которой вышел Лузин, что решили огреть математика старой формации по полной, для верности пришив дело Лузина к делу о троцкистско-зиновьевском террористическом центре. Но вождь народов осадил ретивых кольманов и заявил, что в интегралах Лузина троцкизма не нашёл. Революционные «товарищи» тихонько отползли от Лузина в сторонку и, в отличие от гениального Николая Николаевича, сгинули в пучине истории.
Лузин даже после травли 30-х годов написал много прекрасных работ. Кто-то из знакомых, встретив его в послевоенные годы, не узнал – так он постарел и изменился. Человека, которого страна должна была бы носить на руках, затравили и пусть не напрямую, но загнали в могилу. Он умер в 1950-м, как раз когда готовился к изданию его «Интеграл и тригонометрический ряд». Выхода этой книги он так и не дождался.
Елена Александровна
Красавина