Я не знала маминого брата Василия Петровича Карасёва, погибшего в 1943-м. Двадцатилетним. Бабушка получила извещение: «Пропал без вести». До этого были только два письма с дороги – без адреса.
Василий был старшим, кормильцем. Без него у бабушки осталось на руках пятеро: старшей – тринадцать, маме – восемь, остальные мал мала меньше. Даже по законам военного времени его не должны были брать на фронт. Идти должен был сын писаря сельсовета Фёдор Зыков…
С Ниной я познакомилась в поезде. Подружились. Наезжая из далёкого райцентра, она частенько останавливалась у меня на день-два. В тот раз приехала с грудной дочкой на консультацию к врачу. Была проездом и моя мама. Когда по экрану телевизора поплыли хороводом берёзки, мама воскликнула:
– Как в Семёновке!
– А вы что, с Рязанщины? – удивилась Нина. – Моя мама тоже из этой деревни. Может, вы её помните? Правда, после войны они уехали. Фамилия до замужества – Зыкова…
Когда Нина уехала, мама обречённо вздохнула:
– Я понимаю, нет теперь ни на ком вины, но… Понимаешь, дочка, ушёл на фронт мой старший брат и сгинул. А Зыкова уберегли тогда. Нехорошо это, не по совести. Вот увидела эту Нину, вспомнила, и заболела душа. Говорят, за всё надо платить, а кто за брата моего заплатит, за слёзы и горе наше?
Я слушала маму и молчала. Что я могла ей ответить?
Нина почему-то перестала заезжать. Мы встретились через много лет, случайно. Как она изменилась! Строгое лицо, скромная одежда:
– В храме теперь я, молюсь.
Я не стала спрашивать, какая дорога привела её туда, какая боль? Ничто не проходит без следа. Не нам, так детям нашим приходится платить за наши грехи. Все мы – звенья одной цепи, и никому не дано «жечь чужую жизнь». Ибо чужой жизни нет.
9 мая мои гвоздики красными каплями растворились в большом венке у могилы Неизвестного солдата. Моего дяди – рядового Василия. Вечный огонь – вечная молитва…
Надежда Константиновна
СМИРНОВА