Александр Николаевич Крутов ворвался на экраны нашего телевидения в самый разгар перестроечной эпохи. Каждый вечер после программы «Время» «Прожектор перестройки» освещал созидательную поступь долгожданных перемен, рассказывал об успехах простых советских людей, вставших на путь «развития и ускорения».
Автором и ведущим «прожектора» был Александр Крутов... В «лихие девяностые», когда великая ещё совсем недавно Держава погрязла и в разрухе, и в чернухе, практически единственной путеводной звездой Веры, Надежды и Любви стал крутовский «Русский Дом». Он распахнул свои двери вначале как еженедельная телевизионная программа, а затем и как ежемесячный журнал... В июне 2006-го, после безвременной кончины великого гражданина Земли Русской скульптора В.М. Клыкова, Александр Николаевич становится президентом Международного фонда славянской письменности и культуры, что в Москве, в Черниговском переулке. Президентом МФСПиК Александр Крутов остаётся и по сей день. Но сегодня речь не о Славянском фонде или, как его называют, «штабе русского народа». В октябре 2017 года празднуется тройной юбилей – 20 лет журналу «Русский Дом», 25 лет телепрограмме и 70 лет их создателю – Александру Николаевичу Крутову. Накануне этих дат корреспонденты «РД» взяли интервью у юбиляра.
– Александр Николаевич, когда вы осознали, что вы больше не советский, а русский православный человек? Или такое понимание происходило как-то постепенно?
– Наверное, я осознавал себя русским с самого рождения, потому что по-другому себя и не видел никогда. С детских лет меня окружали русские люди, русская семья. Я играл в русские игры, слушал русские сказки, читал русские книги. Тем более что у нас, поморов, всегда рассказывали о старине, о том, кто мы, откуда мы, кто были мои деды, мои прадеды. Я интересовался историей, своим родом и с самого раннего детства всегда считал себя русским. А вот православным – это другое дело. Я вообще-то крещён при рождении. Бабушка сразу заставляла нас креститься, родителей наставляла, чтобы мы все крестились. У нас семья большая, шесть человек детей, и все крещёные.
– А осознанно православным?
– В Чернобыле, в 1986 году. Помню, была осень, ночь, мы сидели с главным инженером Женей Акимовым в музее, куда нас поселили. Этот музей находился рядом с церковью. Мы сидели, пили чай, разговаривали, и я вижу, как бежит мышка по полу. Она бежала-бежала, потом вдруг упала, ножками подрыгала и дальше побежала. А задние ножки она волочила за собой. «Женя, что с мышкой?» Он посмотрел, отвечает: «Она наглоталась». Я говорю: «Чего наглоталась?» – «Как что? Радиации». И так спокойно продолжает дальше разговор. Вот в этот момент у меня разлом какой-то произошёл, огромное потрясение... Как радиация? А я уже который месяц болтаюсь в этом Чернобыле. И не представляю реальности той опасности, которой не видно, но которая разлита везде и ядом которой ты дышишь ежесекундно. Я встал, вышел на крыльцо этого деревянного домика, посмотрел, а рядом стоит церковь. И в этой фиолетовой ночи ярко-ярко светился крест на куполе церкви. Я видел только один крест. Смотрел на него, и он уходил в тёмную синеву ночного неба, как бы показывая путь... В этот момент меня словно током пронзило сознание, что спасение только в кресте, через этот путь. И тогда впервые ясно в сознании прозвучало слово «Бог». Вот именно с того момента я стал ощущать себя православным человеком.
– И как это повлияло на вашу дальнейшую телевизионную карьеру? Ведь время-то было советское, атеистическое…
– В 1988 году впервые широко праздновалось 1000-летие крещения Руси. Я тогда впервые увидел всю красоту церковной жизни, познакомился со многими интереснейшими людьми, в частности, с послушником Псково-Печерского монастыря Гошей Шевкуновым, будущим архимандритом, а ныне епископом Тихоном. А Гоша познакомил меня со Славой Клыковым, великим русским гражданином и скульптором. Гоша привёл меня к нему в мастерскую. Мы сели за стол, разговорились о Руси, о масонах, о судьбах Православия и русского народа. Просидели до трёх часов ночи. И после этого я понял, что это мои люди, понимаете? Вот таких друзей-товарищей мне не хватало, с которыми мне было бы легко не только поговорить, но и помолчать вместе. Со Славой мы очень близко сошлись, он ко мне открылся всей душой, говорил: «Нас с тобой Господь свёл». Он был удивительный художник. Человек, который отстаивал русскую идею, можно сказать, до самой смерти.
В то время я добился того, чтобы на центральном телевидении в программе «Время» вести еженедельную 10-минутную передачу о праздновании 1000-летия крещения Руси, в чём мне очень помогал Георгий Шевкунов, кстати, выпускник ВГИКа. И когда я понял, что наш Русский дом невозможно строить без крепкого фундамента Православия, пришла идея «Русского Дома». Такая возможность у меня появилась в 1992 году, когда я пришёл работать на Московское областное телевидение, на базе которого мы создали телекомпанию «Московия».
– Как же вам удалось в самый разгар ельцинской свистопляски, при полной, ничем не прикрытой вакханалии «общечеловеческих ценностей», в апофеозе идолопоклонства перед Западом пробиться с «Русским Домом» на телеэкраны? Сработали старые связи? Кто был тот «большой начальник», который дал зелёный свет единственной в то время патриотической программе?
– Наверное, много зависит от личности (Улыбается.). Я сам взял да и открыл «Русский Дом». По собственной инициативе. Никто мне никакого зелёного света не давал, потому что я никого не спрашивал. Не спрашивал разрешения открыть «Русский Дом» в России! Сам себе разрешил в том далёком уже 92-м году... В ту «историческую эпоху», если помните, все мы жили, как на вулкане. Очередная революционная ситуация развивалась так стремительно, что никто не мог ручаться, каким будет завтрашний день и – настанет ли он вообще. Сидеть сиднем я не мог себе позволить. Сложить руки и ждать, чем всё закончится, как всё обернётся, куда само собою вырулит – было недопустимо!
Не было ни малейшего желания шагать в очередной призывно орущей шеренге, теперь уже либеральной... Не находил я для себя никаких точек соприкосновения и в безконечном сладкозвучии так называемой демократической общественности. Хотелось попробовать понять самому и попытаться рассказать людям, кто же мы такие на самом деле. Мы, то есть – русские... Те самые русские, которых тогда обливали помоями с головы до ног. Отказывали в собственной истории, культуре, национальной «целесообразности», отказывали в своей вере, которая и создала русский народ и само государство.
Русские святыни уже в который раз, но всё с тем же упоением втаптывались в грязь. Наши герои преподносились непроходимыми дремучими идиотами. Самое сокровенное, интимное в духовной сердцевине народа предавалось неугомонному осмеянию. Нам отказывали в способности самосознания и самопознания, беззастенчиво призывая даже не учиться, а брать за аксиому «цивилизованные страны». По тогдашним постулатам мы обязаны были валяться в ногах Запада, каясь в несусветных грехах, вымаливая прощение за изначальную неполноценность, и в щенячьем восторге исходить благодарностью за всемилостивейшее позволение копировать иноземный образ жизни, брать за основу заморскую систему ценностей. А, собственно говоря, почему? С какой стати? И зачем? Ведь мы – другие...
– Нетрудно предположить, каково было программе в подобной ситуации...
– Так же, как и всей стране. Балансировали на краю пропасти. «Русский Дом» выходил в прямом эфире. 3 октября 93-го было то же самое. Шёл сюжет о Сергее Есенине, день рождения которого мы не могли обойти стороной, когда мне передали, что начался штурм телецентра «Останкино». Почему-то не было страшно, хотя мы находились в эпицентре событий, но стало так больно, что защемило сердце. Помню, я тогда сказал: «Русские опять стреляют в русских». Что было дальше – очень хорошо известно... Все оппозиционные Ельцину издания были мгновенно закрыты. В их редакциях начались повальные обыски. «Высокая» комиссия от Администрации Президента, как с цепи сорвавшись, ринулась выискивать доказательства «подрывной, антисемитской, экстремистской, антигосударственной, антиконституционной деятельности».
Не миновал сей участи и «Русский Дом». Двери «Русского Дома» закрыли, а точнее – самым безцеремоннейшим образом захлопнули, несмотря на то, что программа не занималась политикой априори. Мы просто говорили о русских. Мы рассказывали русским о русских. Мы пытались донести Россию всем, кто ещё любит Россию. Вот и всё! Кто мы? Что мы? Откуда? Куда? Зачем? Почему? Мы хотели вместе с телезрителями ответить на эти простые на первый взгляд вопросы. В чём было наше преступление? Где и какая вина? Что крамольного в естественном человеческом желании понять себя в своём же доме?
Разумеется, ничего противозаконного у нас не нашли. Но тем не менее глава президентской администрации Филатов позвонил главе администрации Московской области Тяжлову (программа выходила на канале «Подмосковье») и потребовал «снять Крутова с его “Русским Домом”». Не могу без душевной теплоты, без чувства искренней признательности вспоминать, к сожалению, уже ушедшего от нас Анатолия Степановича Тяжлова. «Не ты его ставил – не тебе его снимать!» – таков был тяжловский ответ.
Воистину мир не без добрых людей. Даже среди власть имущих порядочные люди не перевелись. Узнав об этом разговоре, я задался риторическим вопросом: «А что теперь мешает возвращению “Русского Дома” в эфир?». И не дожидаясь «царского рескрипта», взял да и приступил к своим рабочим обязанностям.
– Ваша программа продолжала оставаться чуть ли не единственной телевизионной отдушиной для патриотов ещё десять лет. Но в самом конце 2003-го «Русский Дом» вдруг поменяли на «Русский Взгляд». Вместо Александра Крутова появился Иван Демидов, вместо Николая Леонова – Михаил Леонтьев... Вашим «друзьям» всё ж таки удалось до вас докопаться?
– 2003-й год вообще был интересным на «друзей»! Вначале с нами хотел разобраться генерал Громов. Тот самый Громов, который в феврале 89-го, по его же словам, последним покинул Афганистан (хотя в душманском плену оставались десятки и сотни советских солдат и офицеров). Тот самый Громов, который в 2003-м был губернатором Подмосковья. И тот самый Громов, которого в 2012-м, по истечении срока полномочий (и после безсчётного количества коррупционных скандалов в области), заменили на кремлёвскую палочку-выручалочку Сергея Шойгу.
Суть разборок сводилась к следующему. В одном из интервью генерал, видимо, очень гордясь собою, обмолвился, что-де, командуя армией в Афганистане, никогда не выполнял приказы высших чинов, ежели почитал оные глупыми, неуместными, преступными и т. д. В «Русском Доме» я спросил генерал-лейтенанта Николая Сергеевича Леонова: «Может ли генерал на войне не выполнять приказы?» – «Нет, – ответил Николай Сергеевич. – Русские офицеры в подобной ситуации, верные присяге, но нежелающие посрамить честь, брали револьвер с одним патроном. Сейчас, конечно, времена иные. Но никто же не мешает написать рапорт. Ничто же не запрещает подать в отставку».
Генерал Громов обиделся. И вознамерился закрыть «Русский Дом», да не сподобился... И тут на горизонте появился банкир Пугачёв. Человек вроде бы из той плеяды, о необходимости которой так долго говорили патриоты! (Смеётся.) Появился банкир, который жертвовал деньги на храмы Божии. Жертвовал, как мне казалось, не для галочки, не напоказ, но – серьёзно, вдумчиво, искренно. Отдавая вроде бы себе отчёт в неоплатном, сыновнем долгу каждого из нас перед Родиной, перед Богом.
Сразу же вспомнились Савва Тимофеевич Морозов, братья Рябушинские, Савва Иванович Мамонтов, Павел Михайлович Третьяков, Алексей Александрович Бахрушин и многие другие русские люди, которые, имея капиталы, не прожигали их в кутежах да за рулеткой, не спускали на шельмовитых содержанок, не транжирили на мирскую показуху, вознамерившись перещеголять друг друга, но вкладывали с душой в «разумное, доброе, вечное», жертвовали на истинное, давали рост благим начинаниям, прекрасно осознавая: всё преходящее, а Россия – это навсегда.
Я, наивный, подумал: «Вот оно... Свершилось! Не перевелись на Руси люди, хоть и богатые, но зато с совестью!» Перспективы рисовались самые радужные. И банкир Пугачёв – не подвёл. Банкир Сергей Пугачёв стал хозяином канала и... закрыл «Русский Дом». Вот так. Запросто. Сделал то, что не удавалось одиннадцать лет могущественным политиканам и самолюбивым чиновникам. Но пути Господни неисповедимы. Каждый из нас будет отвечать за содеянное. Банкир Сергей Пугачёв сейчас в международном розыске...
– Александр Николаевич, от юбилея телепередачи и журнала перейдём к судьбе их создателя, то есть к вам. Есть на самом севере России Белое море. Есть на море Кандалакшский залив. Есть на берегу залива старинный поморский посёлок – Умба. Родился и вырос там простой русский парень Саша Крутов. В 60-е годы решил поехать в Москву поступать на журфак... Как Москва встретила вас?
– Интересное началось ещё по дороге в столицу, когда ночью, неподалёку от Петрозаводска, в хвост нашего поезда как бы случайно въехал другой. Я проснулся от того, что слетел со своей полки! Слава Богу – обошлось без жертв, но несколько вагонов 
сошло с рельсов. Все выбежали из состава посмотреть, «что и как», и любопытная картина открылась нашему взору. В двухстах метрах от аварии вполне мирно себе протекала полноводная река... Мы буквально похолодели от мысли, что ещё какая-то пара сотен метров, и вагоны лежали бы сейчас на дне речном. А что касается самой Москвы – поехали мы поступать с приятелем. А у приятеля в Москве – другой приятель. И у нас есть только его адрес, телефона нет. Сдали документы в университет, общежитие дают только на следующий день, поехали по адресу приятеля. Нет его дома. Стоим, ждём. Час, другой, третий. А уже вечереет, между прочим. И тут незнакомая женщина спрашивает: «Ребята, вы кого так долго ждёте?» – «Да вот такого-то, – отвечаем, – приехали, а его дома нет». – «А вы сами-то – кто?» – «С севера. Поступаем в МГУ». – «Вам спать, наверное, негде?» – «Ну, в общем, да...» – «Так идите ко мне, переночуете...» Так я сразу влюбился в Москву!
Абсолютно незнакомый человек, женщина, пускает двух невесть откуда взявшихся парней к себе на ночлег...
Какие же замечательные люди здесь живут, подумалось тогда мне... Это потом, уже на моих глазах, Москва слиняет, скурвится, если хотите, до сегодняшнего состояния, когда Москва – это уже не «лучший город Земли», а территория. Территория, зовущаяся мегаполисом. В переводе на русский – местом, куда хлынули нувориши всех статей. Наглые, самодовольные, безпринципные, бездуховные. Для них Москва – не Третий Рим, а Золотой Вавилон. Если бы было можно, они бы и Красную площадь застроили уродством своих небоскрёбов! И очень жалко, грустно, больно, когда именно по таким «хозяевам жизни» судят о настоящих москвичах. О коренных москвичах, которые приняли меня, как родного, которых я очень люблю и которых я всё ещё встречаю в нынешней Москве, несмотря ни на что!
– А как же удалось поступить в самый престижный вуз страны?
– Это был интересный случай, как я попал вообще в Московский университет на факультет журналистики. Когда я пришёл туда сдавать документы, мне сказали, что документы у меня не примут, хотя до конца приёма оставалось ещё два дня. А на вопрос, что же мне теперь делать и кому жаловаться, ответили в шутку: министру образования. Но я, по своей наивности, принял всё за чистую монету и пошёл прямиком в Министерство образования. Сегодня я бы, конечно, не пошёл и никому бы не посоветовал. Но тогда я пошёл и записался на приём в этот же день к заместителю министра образования. К сожалению, не помню, как его фамилия. Никакой там охраны не было, только паспорт спросили. Я пришёл к нему в приёмную, отстоял очередь и, представьте себе, меня запускают в кабинет замминистра. Всё ему рассказал. Он набирает на телефоне номер и говорит в трубку: «Вы почему не принимаете у человека документы?! Человек приехал аж из Мурманской области, из провинции, а вы перетрудиться боитесь. Возьмите!» Положил трубку: «Идите, у вас возьмут документы». Удивительно, правда? Так у меня документы и взяли.
(Продолжение в следующем номере)
Беседовал
Александр Владимирович РОЗОЧКИН
с участием Андрея Викторовича ПОЛУШИНА