Чем дольше длится относительное затишье на фронте, тем ожесточённее информационные сражения. Главный объект атак всевозможных разоблачителей как с украинской, так и с российской стороны – советник главы Донецкой народной республики писатель Захар Прилепин и батальон, в котором он служит заместителем по работе с личным составом. По нашей просьбе Захар исчерпывающе ответил на вопросы, связанные с его деятельностью в ДНР.
– Вас постоянно обвиняют в том, что пребывание Прилепина в республике не более, чем пиар и самореклама. Расскажите подробно, почему был создан «Батальон Прилепина»?
– Во-первых, наименование батальона придумал не я, его часто используют журналисты, и оно закрепилось в народе. Используют это словосочетание только потому, что я человек более известный, чем наш комбат Фомич. Он, подчеркну, относится к этому совершенно спокойно, поскольку, будучи военным человеком, обязанным обеспечить подчинённых всем необходимым, прекрасно понимает: деятельность любого подразделения – это деньги в первую очередь. Либо помощь в иной форме – снаряжение, медикаменты, продукты и так далее. Боевое подразделение – не финансовое предприятие, то есть средства, которые у нас есть, – это то, что зарабатываю я как писатель и телеведущий, как человек, занимавшийся в прошлой жизни самыми разными вещами, в том числе медийной работой. С тех пор как в ноябре прошлого года я переехал жить постоянно в ДНР, мои финансовые возможности, понятно, сократились. Поэтому любое освещение нашей деятельности мы воспринимаем как необходимость, от которой никуда не денешься, но никто и никогда у нас намеренно не пиарится, эти упрёки лишены основания. Работа со СМИ позволяет иметь полный, по штатному расписанию состав батальона плюс очередь желающих служить у нас. Сейчас к нам переходит множество других легендарных бойцов, которые воюют с 2014 года.
В течение трёх лет войны я занимался разными вещами: с лета 2014-го – гуманитарной деятельностью, с осени того же года некоторое время работал как военкор, потом понял, что надо выбирать, и в сентябре обратился к Арсену Павлову (Мотороле) с просьбой служить в его подразделении в качестве рядового бойца. Но тогда уже, скрывать не станем, статус у меня был достаточно серьёзный и выбор между службой бойцом и тем, кто может сделать для воюющих больше в ином качестве, был сделан под давлением окружающих.
Уже позже я поднял вопрос о создании своего подразделения. Мне разрешили, но при условии: обеспечение бойцов я полностью беру на себя. Ставку мы сделали на боевое подразделение без всякой привязки к политике. Понятно, это сложно – собрать людей в одном месте, заручиться чьей-то поддержкой, потому что момент мы упустили – этим нужно было заниматься ещё в мае-июне 2014-го. Пока собирали людей, я по-прежнему занимался доставкой гуманитарки в Донецк и Луганск. А в начале 2015 года я, как человек известный, воспринимаемый в общественном сознании россиян как представитель ДНР и ЛНР, получил предложение стать сначала консультантом по информационной политике при администрации ДНР, а потом советником главы республики. «Александр Захарченко – как сформулировал украинский генерал Бегун, занимавшийся обменом военнопленных, – человек со специфическим отношением к смерти». В точности этих слов я неоднократно убеждался…
– Что за этот период – от той поры, когда вы работали здесь как военкор, до пребывания рядом с главой государства и теперешней службы в батальоне вам особенно запомнилось?
– Здесь я в разведку не ходил. И в контактном бою с противником не сталкивался. А вот под миномётный обстрел попадал не раз. Много экстремально-забавных случаев было и в бытность мою гуманитарщиком. Когда ещё работал в Луганске, знакомые ребята из спецслужб проинформировали, что по двум адресам, куда мы в тот раз везли гуманитарку, нас ждут некие люди, которые меня оттуда не выпустят живым. После этого пришлось работать с охраной. Случались конфликты и с командирами ополчения. Всё это было достаточно стрёмно и чрезвычайно нервно… Впрочем, всё это ерунда, вспоминать не стоит.
С Александром Владимировичем Захарченко каждые три-четыре дня мы посещали передовые позиции на всей линии соприкосновения при самых разных обстоятельствах. А сам я уже в качестве командира стал выезжать для выполнения тех или иных задач на передовую в последние полгода. Занимаюсь всеми задачами, связанными с разработкой боевых операций, и участвую в них. Приезжаю на позицию – и начинается… Так сложилось в силу самых разных причин. В первую очередь потому, что я
по-прежнему остаюсь советником главы и несу личную ответственность за все выполняемые батальоном боевые задачи, чтобы отвести возможные претензии к офицерам моего подразделения.
– Жители республики давно сетуют: скоро трудно будет найти хоть сколько-то известного участника Русской Весны, которого бы не оклеветали. Всем смертельно надоели безконечные разборки, сведения личных счётов, очернение одних и превозношение других, и наоборот. Вы с Александром Владимировичем, должно быть, обсуждали эту проблему. Как он относится к потокам сплетен и домыслов в его и ваш адрес, можете предложить какой-то рецепт избавления от этой беды?
– Глава республики совершенно спокойно относится к этому. Я думаю, отчасти такому отношению он у Владимира Владимировича Путина научился, потому что, если бы ВВП реагировал на всю ту ахинею, которая говорится на всякое его действие, то никакая психика не выдержала бы. Захарченко принимает ключевые решения в военной и экономической сфере, разумеется, нет таких решений, которые устроили бы всех и не вызвали бы недовольства тех или иных лиц. Всем не угодишь, всегда найдутся обиженные, и они в той или иной форме будут за свои надуманные обиды мстить.
Зависть… Не скажу, чтобы она была повальной, но, к сожалению, многие ею тогда заразились.
Со мной история другая. Те, кто пишет ложь про меня, могут не знать, что я действительно известный писатель, мои книги переведены на 35 языков. Много у меня регалий, я не случайный в России человек. И конечно же, неизбежно найдутся те, кто станет искать в моих действиях какую-то подоплёку, некая могучая пиар-акция. Открою секрет. Я приехал сюда по собственному решению, о моём намерении остаться в республике знали только Александр Захарченко и Сергей Фомченков. Год назад мы прямо на передовой – по предложению Александра Владимировича – отмечали мой день рождения. Поехали, накрыли стол, отпраздновали, а когда уезжали, получили такие «подарки» с той стороны, что ни стола, ни одного дерева вокруг не осталось… Тогда я в очередной раз обратился к главе: «У меня есть определённое количество бойцов, мы хотим создать самостоятельное подразделение», – и он наконец-то согласился. В июле задумали батальон, а в октябре он уже полноценно действовал.
– Сегодня практически все смирились с тем, что война за большой проект закончилась 11 сентября 2014-го. Когда вы лично поняли, что Новороссии не будет?
– Я не считаю, что не будет… Я очень быстро понял: ситуация не сложится так успешно, как многие хотели в начале Русской Весны. И я уже тогда говорил, что реализация проекта «Большая Новороссия» по разным причинам сейчас невозможна, однако Россия не оставит республики, и они будут только увеличиваться в территории. Предположения у меня были самые простейшие, повторю: думаю, в какой-то момент последовал прямой звонок от американского президента с угрозой ядерного конфликта. И потом, в отличие от многих людей здесь, в Донбассе, я технически не понимаю, до какого момента нужно было развивать «проект Новороссия» и где должны были остановиться отряды ополченцев. По моему твёрдому убеждению, состояние населения на Юго-Востоке Украины характеризовалось «с середины наполовину», что было чревато серьёзной и долго не утихающей гражданской войной…
В моём понимании, мы, конечно же, должны выдержать и выстоять. И помочь пророссийским силам на Украине сменить власть в Киеве. А дальше уже определённым образом разрулить эту ситуацию. Поскольку я всё это произносил изначально, то и участвую в происходящем, чтобы показать людям, что за всё несу личную ответственность.
– Учитывая интенсивность перекодировки украинцев в недоевропейцев-русофобов, менее чем через поколение мы Украину потеряем окончательно, получим враждебный нам народ у самых границ. Ваше мнение на сей счёт?
– На всю Украину я не претендую и не отвечаю за людей, которые находятся в Кремле. У них самые разные об этом представления, и они хорошо понимают, что никакого спокойствия с нынешней киевской властью уже не будет и когда-нибудь эту проблему придётся решать.
Что касается того, что на границе мы получим народ, который вовеки будет нам враждебным, я, как человек, принимавший участие в событиях чеченских и дагестанских, прекрасно помню, что подобные разговоры велись и тогда. Всё оказалось не так. Я более-менее хорошо знаю закрытую социологию по Украине, и скрывать не стану: в топ-5 самых известных жителям этой страны политиков входит Александр Захарченко. Да, какая-то часть страны – 50-60 %, по некоторым регионам – 70 % , действительно инфицирована отныне и навсегда, но это точно не вся Украина. Позже, возможно, включатся совершенно другие процессы, будем смотреть температуру по Харькову, Одессе и другим городам. Отметим, во всей этой истории (факельные шествия неонацистов, проявления непримиримой ненависти ко всему русскому и т. д.) очень мало присутствует Слободская Украина, Полтава, Сумы, Чернигов, то есть места, где как раз и живут настоящие украинцы. Мы всё время слышим про Киев, отчасти про Львов, а ведь подлинное сердце Украины не там.
Я считаю, что есть серьёзные шансы не потерять ту часть Украины, с которой мы хотим дружить и взаимодействовать. Драматизировать ситуацию, исходя только из теперешнего положения России, не стоит: мы окружены европейским и азиатским поясом, а в качестве оппонента имеем США, у которых колоссальное количество собственных проблем. Это и Мексика, и «чёрная» угроза, и различные войны, из коих американцы не могут выбраться, и огромный государственный долг. Посмотрите на нынешнюю Европу, на её проблемы, особенно связанные с миграцией. В Париже есть целые кварталы, куда не только полиция – армейские части боятся заходить. В Германии не намного лучше. Перечислять проблемы можно долго. Об этом стоит помнить тем, кто говорит о сложностях с модернизацией России и о том, что всё пропало. Во всём мире обилие проблем.
В 90-е годы прошлого столетия многие (и я в том числе, не скрою) делали катастрофические прогнозы в полной уверенности, что всё пропало. Ни один из тех прогнозов не сбылся… Вот то же самое, уверен, будет и с Украиной. Человек, находящийся во главе России, просчитывает ситуацию на много ходов вперёд, и я уверен, что и в данном случае предусмотрены варианты, которые приведут нас к победе.
– В период условного перемирия сложно отвечать на обстрелы территории республики, поскольку мы вынуждены соблюдать Минские соглашения. А в ответ на подавление нами огневых точек противника ВСУ иезуитски бьют не по нашим позициям, а по жилому сектору. Как противодействовать такой тактике?
– Настроения в нашем батальоне в норме, личный состав чувствует заботу о себе, всем необходимым обеспечен. А тому, как мотивировать бойцов, меня научил Моторола. Когда он узнал о создании «Батальона Прилепина», сказал: «Захар, никогда не делай так, чтобы у тебя были терпильные войска». Он имел в виду, что многие на линии соприкосновения, заметив противника – БПМ или другую технику, – не стреляют, пока нет приказа.
«Какой в данном случае может быть приказ? – говорил Арсен. – Если это линия соприкосновения, фронт, то любая техника и любая обнаруженная огневая точка должны быть подавлены немедленно». Комбат Фомич и я ставим перед нашими бойцами точно такую же задачу. Работает разведка, мы прекрасно знаем, где мирные жители, чтобы, упаси Бог, по ним не попасть, а когда точно вычисляем, где противник, – точечно его уничтожаем, подавляем превентивно, с опережением. Жители от нашего огня не страдают, иначе украинские СМИ верещали бы об этом непрерывно, поэтому приходится вымучивать стопроцентно лживые сюжеты.
– Остаются нерешёнными две проблемы, и бойцы постоянно просят ускорить решение. Это недостаточное обеспечение уволенных по ранению и порой необоснованное вычёркивание из наградных списков. У вас в батальоне, знаю, тоже служат те, кто награды честно заслужил, но по непонятным причинам не получил. Вы, будучи советником главы республики, каким видите решение этих проблем?
– Тему, связанную с людьми, получившими ранения и инвалидность в процессе боевых действий, конечно, мы обсуждали с главой и его заместителем неоднократно. Расскажу как есть. Очень сложно установить градацию, разделить по группам тех, кто получил ранение и инвалидность при разных обстоятельствах. Если мы вводим категорию воевавших как нуждающихся в первоочередном поощрении, то тут же появляется вопрос: а как быть с получившими на линии соприкосновения тяжёлые ранения работниками ЖКХ, медиками, детьми? Они, по сути, ничем не отличаются от бойцов в траншеях, и если их обделить, возникнет жесточайшая обида. Они, как мне кажется, имеют равные права с военнослужащими. Коммунальщики, сотрудники МЧС, которые выполняли свой долг под обстрелами, дети в прифронтовой полосе – это достаточно большое количество людей, нуждающихся в обеспечении. Если говорить о разделении по категориям, то платить всё равно нужно всем. И не стоит забывать, что есть и определённое количество тех, кто не имеет никакого отношения ни к боевым действиям, ни к работе на линии соприкосновения, но будет требовать выплат. Это сейчас, когда весь личный состав на учёте – понятно, кто, где, когда и при каких обстоятельствах получил ранение, а в 2014-м никаких списков зачастую не существовало. Нужна специальная комиссия, которая должна рассмотреть дела и гражданских, и военных лиц и установить обстоятельства получения ранения и инвалидности в каждом индивидуальном случае. И главное: на сегодняшний день бюджет республики не предназначен для решения такой глобальной задачи. Нет у нас, как это часто бывает в России, коррупционных схем, и никто деньги не прячет, но мы просто ещё не зарабатываем их в количестве, необходимом для решения всех социальных проблем. Всему своё время. На данном этапе стоит задача вывести ДНР к концу года на финансовое самообеспечение, а на следующем этапе пойдут первые выплаты.
В тему награждений я не вмешивался, но в подразделении достаточно отличившихся бойцов. Награждения действительно достойных я, конечно, добьюсь. В целом по республике должна нормально работать соответствующая комиссия, а в каждом подразделении эту проблему нужно решать офицерам по работе с личным составом, вот и всё.
– Знаю, что вы не рассматриваете своё пребывание здесь как творческую командировку, но всё же рискну спросить: достаточно ли уже впечатлений об этой войне, сложился замысел книги?
– Нет. Всё пережитое здесь потом тем или иным образом проявится, но целенаправленно я этим не занимаюсь. Помню первое совещание, намечалась боевая разведка, мы сели перед картой и – я почувствовал некое раздвоение личности… Только что был на писательской конференции, занимался чисто медийными вещами, выступал в каких-то студиях и вот – ощутил себя в пространстве фильма «Батальоны просят огня». И подумал тогда: надо прежнюю жизнь просто отрезать, и всё. Нельзя находиться здесь и одновременно смотреть на себя как бы со стороны, продумывать, какую об этом буду потом книгу писать. Всё литературное, живой реальности не касающееся, как-то само собой отвалилось. Здесь можно заниматься только тем, чем занимаешься, жить двумя-тремя жизнями невозможно.
Интервью записал
Геннадий Васильевич Дубовой